Мина замедленного действия. Политический портрет КГБ

В противном случае все вернется на круги своя: у власти вновь встанет олигархия, только слово КПСС в триаде КГБ-ВПК может заменить любая из партий, в том числе и имеющая в названии слово «демократия». Легитимность этой олигархии будет бесспорна, ибо ее призовет сам измученный, издерганный, доведенный до отчаянья, спровоцированный на то народ.

Известно: республику объявить недолго, — говорили во времена французской революции, — где взять республиканцев?

…Читатель вправе спросить меня: если мой прогноз столь ужасен, почему я не бегу сломя голову из этой страны?

Во-первых, потому, что я — журналист и жить в другой стране мне неинтересно. Во-вторых, потому, что это — моя страна. В-третьих… В-третьих, я не верю в интеллектуальные способности ни КГБ, ни ВПК, ни КПСС или ее заместителей — национал-шовинистов. Не сомневаюсь, что олигархия предпримет попытку, чтобы возвратить себе статус-кво: все к тому идет. К несчастью, боюсь, не обойдется и без крови. Но глобальный апокалипсис?..

Нет, чудо должно, просто обязано произойти. Я не хочу, чтобы последняя глава этой книги стала пророческой. Пусть она будет предостережением: мы были у края пропасти.

* * *

Автору всегда трудно поставить точку. Точку поставила жизнь. Рика Берг-Разгон, которой посвящена эта книга, в декабре 1991 года умерла.

Рика, если Вы меня слышите: я все-таки написала эту книгу.

Апрель — 23 декабря 1991 года, Москва.

Вместо послесловия

Кажется, кому-то из наших сатириков принадлежит эта чудесная фраза: «Информации много, событий — нет».

С того времени, как я закончила эту книгу, информации, связанной с КГБ, была масса:

— Конституционный суд признал Указ Президента России о слиянии госбезопасности с милицией неправомочным и указ отменил. Но, пожалуй, никогда раньше эти две силовые структуры не были так тесно связаны, как сейчас: новый шеф ГБ — Виктор Баранников до того был министром внутренних дел, «внутренние дела» возглавил его первый зам Виктор Ерин, первым замом самого Баранникова стал Анатолий Олейников, в прежние годы трудившийся в управлении «В», курировавшем милицию.

— КГБ вновь — уже в который раз — поменял свое название, став Министерством безопасности России, и тут же прекратились все разговоры о «дезинтеграции КГБ», о расчленении его на разные ведомства: структура снова заработала, как и прежде, хотя, конечно, эффективность пока и не та.

— Агентство федеральной безопасности вместе со своим отцом-основателем генералом Виктором Иваненко в одночасье кануло в небытие, и сладкая надежда, что одно чекистское ведомство будет следить за другим и тем меньше будет заниматься нами, — эта надежда растворилась, как сахар в горячей воде.

— Министерство безопасности России в духе времени продекларировало об отказе от функций политического сыска и какого-либо вмешательства в политическую жизнь страны. Но его глава Виктор Баранников тут же заявил, что оно, это министерство, вкупе с милицией и армией — «единственные реальные силы, которые могут защитить реформы в Российской Федерации».

— Верховный Совет России заявил, что берет деятельность МБР под свой контроль. Но председателем парламентского Комитета по обороне и безопасности, который призван надзирать за тайной полицией, оставил генерал-майора Сергея Степашина — …нынешнего заместителя министра безопасности России.

— Парламент принял Закон о безопасности и Закон об оперативно-розыскной деятельности, запрещающий подглядывание и подслушивание частных лиц. Но когда государственный советник Президента Галина Старовойтова спросила шефа МБР Виктора Баранникова, не прослушиваются ли ее телефоны, тот развел руками: «Не знаю…»

— В Министерстве безопасности провели перестановку первых лиц и переименование управлений: в результате вместо 16 управлений стало 20. Но никто — ни парламентарии, ни правительство, ни Государственно-правовое управление, по-детски наивно обозначившее себя печальной памяти аббревиатурой ГПУ, — никто так и не задался вопросом, что это государство собирается защищать и какими средствами оно для того располагает. (Еще в январе Баранников заявил, что только на зарплату сотрудникам министерства требуется 8,5 миллиардов рублей, — это в старых ценах.) Телегу опять пустили впереди лошади. В результате из КГБ уходят специалисты. Уходят те, кого принуждали к тому в крючковские времена, кто вернулся в ГБ после августа, поверив, что с памятником Дзержинскому с Лубянки собираются вынести и всю остальную грязь и будет создана цивилизованная секретная служба. Уходят те, кому есть куда уйти — создают собственные консультационные фирмы, частные разведки, агентства по защите коммерческих тайн и так далее.

Но тысячам и тысячам других уйти некуда. Ибо их специальность — политический сыск. Ничего другого они делать не умеют. Не научили. И вот теперь их задача доказать, что они нужны, что деньги им платят не зря. И — доказывают. Верю — доказывают. Знаю — доказывают.

Тем более что политический сыск — особенно в виде подглядывания и подсматривания за своими политическими оппонентами — новыми властями уже оказался востребован…

«Функция рождает орган», — говорил великий физиолог Сеченов…

Короче, события — ликвидации политической полиции — так и не произошло. Лубянка, чуть потрепанная в послеавгустовских событиях, выжила. Ну, а свои способности к регенерации, к возрождению система многажды уже доказала. Дождемся?

А тем временем почти каждый день в моем кабинете раздается звонок: помогите, меня преследует КГБ. Почти каждый день ко мне с тем же приходят незнакомые мне люди. Почти каждую неделю я получаю подобного рода письма.

В абсолютном большинстве случаев эти люди преследуемы не КГБ — страхом перед политической полицией, взращенным в них годами, десятилетиями, переданным по наследству.

Кто-то убеждает меня, что КГБ облучает их с помощью СВЧ-облучения. И мне приходится объяснять, что хотя работы в этой области ведутся (правда, по линии Министерства обороны), но успехов, которые позволили бы применять токи высокой частоты против отдельных граждан, — таких успехов пока нет.

Кого-то соседка назвала «агентом ЦРУ», и теперь ему кажется, что чекисты ходят за ним по улицам.

Кто-то просто боится всего на свете — ну, например, отправить письмо в благотворительный фонд на Запад — и пришел узнать, не прицепится ли за то к нему (к ней) Лубянка.

Обилие этих людей сегодня, когда, казалось бы, бояться нечего, — одно из самых сильных моих впечатлений последних месяцев. Я пытаюсь сказать этим людям, что политическая полиция как раз и питает свои жизненные соки их страхом. Что она умеет хорошо функционировать только тогда, когда ей не сопротивляются. Что сама идеология ведомства — труслива, хотя там немало лично мужественных людей. Бояться чекистов нельзя, опасно — это придает им силы…

Я пытаюсь все это сказать, но меня не слышат. Вижу по глазам — не слышат. Боже мой, думаю я, что же это ведомство и это государство сделали со своими согражданами! Кто ответит — и ответит ли когда-нибудь — за изломанную психику десятков тысяч людей?