Минимальное воздействие. Книга 1

– Вот ведь, сукин сын! – Петр зло сплюнул. – Как сам-то выжил?

– Так евойные холопы вытащили из-под коня. Но, так-то цел остался. Нога только.

– Вели послать в усадьбу к нему лекаря. Пусть посмотрит. Он же к себе чай поедет сперва? А не к царю на рассказ?

– Ну государь! – Федор даже остановился.
– Чай не знал он, что ты в Коломенское-то поедешь. Да и в приказе Воинском появиться должен был.

– Да это я так. Чаю, если сразу не приехал сюда, значит причины были на то. Яков Андреич зазря обычно не делает ничего. Но с гонцом передай, что жду, мол, его у себя с докладом, как оправится от раны и сможет прибыть. Хотя он и так небось это знает.

…

Яков Андреич приехал в свою усадьбу уже под вечер. Слез с коня и, хромая, сразу бросился к встречающей его Пелагее.

– Как ты? Не ранена ли? – осмотрел всю с ног до головы и обнял племянницу.

– Со мной всё обошлось. Макара убили. А Степана ранили сильно. – боярыня, всё время сдерживавшая себя на людях, тут разревелась навзрыд. – Тебя долго так не было, я думала и с тобой что случится могло! – размазывая слёзы о дядькин кафтан, она уткнулась ему в плечо.

Пошли проведали Степку. Холоп уже пытался вставать и выглядел куда как лучше, чем месяц назад. То, что операцию ему на ноге проводил Василий, изрядно удивило боярина, но ещё больше утвердило его в мысли на счёт этого парня. Не спроста он им встретился. Ой, не спроста! Не иначе сам Господь им путь указывает!

За ужином помянули Макарку. Всёж-таки десять лет верно и справно служил боярину. Хороший был мужик.

А потом у них был серьёзный разговор.

…

В Москве Яков Андреич едва не вызвал на поединок этого скользкого зажравшегося боярина Скопина из Воинского приказа, который, прочитав походный отчёт о потерях в отряде Татищева при прикрытии отхода основного войска, видать сдуру ляпнул вслух:

– Небось сам-то схоронился где, а хромает-то, как в бою раненый.

Хрясь!

Татищев ударил молча и не особо замахиваясь. Только в глазах плескалась неуёмная ярость. Ты ж тварь тыловая! Рожу вон себе отъел на государевых деньгах! Пороху не нюхал, а рот разевает!

Скопин, едва отойдя от шока и размазывая выступившую из разбитого носа кровь, заверещал как баба. С трудом Татищева от него оттащить смогли. Убил бы, наверное. За всю ту боль и страдания, что пережил боярин и его люди. Просто сорвался. Потом пробовал на поединок вызвать этого болтуна, но тот уже укатил из приказа домой, резонно опасаясь, что одним носом он потом не отделается.

Прибежавшие на крики дьяки, как могли, успокоили Якова Андреича. Зато потом быстро порешали все бумажные вопросы. И велели оставаться в Москве до вызова в кремль.

А через три недели он таки попал на приём к Софье Алексеевне. Прождав в кремле часа три, столкнулся на входе в Переднюю палату с Василием Голицыным. Тот посмотрел на боярина, как на пустое место, то ли не узнав, то ли просто игнорируя. Сука.

Приём в кремле 19-го июля по случаю завершения похода был весьма скромным. Заявлять всенародно, что этот поход был, мягко говоря, неудачным, Софья не желала. Время её регентства подходило к концу, и ей нужны были сильные козыри, чтобы удержать власть в своих руках. Но вместо ожидаемого патриотического подъёма и всеобщей признательности за подвиги ратные во славу отечества, царевна получила ровно обратный эффект. И воинство, сильно поредевшее, было настроено далеко не так, как ей того хотелось бы.

У неё ещё оставалась попытка как-то умаслить офицеров, в том числе иноземных, не получивших ни славы, ни трофеев в этом походе. На приём в кремль она пригласила самых отчаянных и недовольных из них, дабы попытаться ещё раз склонить их на свою сторону.

В сопровождении царя Ивана и патриарха Иоакима она вышла к собравшимся и, пытаясь придать взгляду торжественности и царского величия, оглядела толпу приглашённых.

Как и ожидала, собравшиеся воинские люди разделились ровно на три лагеря, между которыми в палате как будто провели незримую черту. Рядом с Василием Голицыным стояли князья да бояре, уже сделавшие ставку в предстоящей драке за престол на Софью. Справа стояла не меньшая по количеству участников группа, которая явно придерживалась Петра. А по центру была небольшая кучка пока неопределившихся. Все всё понимали. Про царя Ивана, как про лицо, не заинтересованное в государственном управлении, никто не думал. Битва у неё предстоит с младшеньким.

Пока думный дьяк Василий Григорьевич Семенов произносил торжественную речь и зачитывал списки пожалований, царевна всматривалась в лица сторонников братца, пытаясь углядеть в них хоть малейший признак колебаний. Денег в казне было давно кот наплакал, и потому награждали сегодня всё больше землями, драгоценностями из царской сокровищницы да мехами. Но даже после объявления наград в глазах бояр и офицеров как-то слабо проявлялось удовлетворение. И это начинало уже сильно бесить Софью. Что им надо-то ещё? Ужели и этого мало?

Татищев вон похромал, сжимая в руке дарственную на новое поместье, а как зыркнул на Голицына. И сопит вон как громко. Того и гляди в драку полезет. Не хватало ещё прям тут баталию меж сторонами устроить. Тогда уж точно всему конец.

Она вручала наградной золотой медальон Василию Голицыну, как главнокомандующему, завершая список пожалований, всё время поглядывая на Татищева, не сорвётся ли, чёрт хромоногий. И только после окончания молитвы за убиенных воинов, которую прочитал патриарх, выдохнула спокойно. Разошлись миром. Ну, и слава Богу! А что не удалось подарками задобрить сторонников Петра – так на то воля Божья! Но Софья всех их запомнила. Попомнят и они ужо, как время-то придёт!

...

– А потом мы поехали к Петру Алексеевичу в Коломенское, – продолжал рассказ Татищев. – Я-то думал, надо будет к нему на Плещеево озеро ехать, а он уже в Коломенском был оказывается. Васька Голицын целую толпу бояр к нему нагнал. С медальоном этим золотым на шее вышел, а государь лишь кивнул ему мельком и ко мне обниматься. Я прям еле на ногах устоял. А потом в Преображенское поехали уже вместе. Я вот по дороге домой заехать его попросил. Никак не хотел меня царь отпускать. Пришлось про Пелагею рассказать. Так он, как историю ту услыхал, так и говорит, вези, говорит, племянницу ко мне. В обиду говорит не дам. Будет при Евдокии жить. Ей сейчас поддержка бабья нужна зело. Непраздна она. Ребёночка царь ждёт зимой. Только сам узнал с гонцом, так сразу из Коломенского и выехали.

Пелагея ахнула и руками всплеснула.

– Радость-то какая!

– И про тебя с ним говорил. – Боярин повернулся к сидящему недалеко Ваське. – У Петра Алексеевича недавно появился отряд специального назначения.

– Как? – Васька аж закашлялся.

– Только сие есть тайна. Потому никому ни слова.

– Ну дак, ясное дело. – Васька пододвинулся поближе на скамейке.

– Так вот, заменил он рынд своих месяца так два назад на новых бойцов. Руководит ими тот самый Владимир Попов, о котором я тебе давеча рассказывал, который учит отряды царские ухваткам японским. Вот он и подготовил десяток отроков по сей методе. Видел я в деле их уже, – боярин закатил глаза, - самому страшно стало. Ведь когда первый раз сам в снег летал на свадьбе царской от руки того Владимира, думал, то волшебство какое-то. А тут парни на тройки разбиты и один как бы главный у них. Такое творят! А ведь всего месяца четыре как их Попов учит.

– А где видели-то? Али случилось в дороге что? – Пелагея слушала, аж затаив дыхание.

– Случилось. Нас-то немного было, царь налегке рванул, как услышал про жену-то. Сашка Меншиков, Попов с десятком своим, Фёдор Апраксин да я с парнями. Не успели отъехать-то от Коломны, как в леске на разбойников наткнулись. Те видать сами не ожидали, сдуру взяли и пальнули. Ну тут началось! Четверо бойцов-то царя и так в коробочке держали, а шестеро вдруг с коней попадали и как будто в леску растворились. Только крики слыхать было. Царь-то сам рвался всё в бой, так удержали его. Потом как на поляну-то выехали, а там десятка два лежат ужо, а двоих живыми взяли. Потом допрашивал их Попов лично. Боярина Скопина людишки оказались. Тот видать на меня ту засаду ставил. Поквитаться за обиду так хотел. Но не ожидали, ироды, что я с царём-то поеду. Царь осерчал зело. Послал в Сыскной приказ депешу сразу. Теперь нету уже боярина-то небось. – И Татищев перекрестился. – А и поделом мироеду старому.