Минни

Мистер Люциус сам перевесил цепочку с колокольчиками с шеи на пояс. Отчасти Минни была рада этому, потому что прежде она напоминала себе домашнее животное. Но теперь приходилось постоянно передвигать связку колокольчиков на бедро, поскольку, когда они под собственным весом перемещались, оказываясь между ногами, и звонили, возникали совершенно ненужные ощущения. Она подозревала, что, возможно, мистер Малфой нарочно перевесил их, но молчала: уж лучше на поясе, чем на горле, как петля или унизительный ошейник.

Тёмный чулан сменила маленькая комната на первом этаже с видом на кленовую аллею, светлая и чистая. Окно закрывали голубые шторы, а на столике в вазе скромно белели хризантемы.

Чайна без единого слова выдала новую одежду и обувь, добротные скромные платья, удобные изящные туфли.

Увидев Минни за завтраком в наряде жемчужного оттенка, мастер Драко заметил:

— Наконец-то прислуга прилично одета. Впрочем, сюзерен всегда заботится о своём вассале.

Девушка вспомнила о клятве и опустила глаза.

Теперь вся работа у неё руках так и спорилась, будто поместье живое и помогает новому члену семьи. Но Минни это не интересовало, она всё делала машинально: несла ли кофе в библиотеку, поливала ли комнатные цветы. Что-то сломалось внутри, какой-то стержень, что держал до сих пор.

Минни так и не могла простить себе близости с нелюбимым мужчиной, который, к тому же и её не любил. Она прекрасно понимала, что никакими чувствами здесь и не пахнет, это всего лишь иллюзия, и на самом деле Люциусу от неё нужно только тело. Но она была так одинока и подавлена, что надежда и вера — всё, что у неё оставалось, ведь никакой любви не было и в помине.

Её предало собственное тело, когда охотно отозвалось на ласки Люциуса, душа же ныла от пустоты и ощущения ненужности, пытаясь заполнить эту бездну и принять желаемое за действительное: страсть за любовь.

* * *

На протяжении нескольких дней изредка наблюдая за Минни, Люциус с тревогой заметил её безучастность ко всему. Это озадачило его, омрачив сладость победы, и неожиданно задело мужское самолюбие. Он помнил, что после первой брачной ночи Нарцисса смотрела на него, как на божество, да и редкие адюльтеры оставляли дам в совершенном восторге, а эта магглянка смела остаться равнодушной к его стараниям.

«Ей же нравилось… Она обнимала меня, такие стоны не сымитируешь! Но что же случилось сейчас?»

Девчонка оказалась интересной загадкой, а Люциус любил поломать голову над сложным изящным ходом. Очевидно, к ней требовался более тонкий подход, и Малфой взялся за разработку нового плана.

Он мало знал о Гермионе Грейнджер и, вспомнив её ещё маленькой девочкой во «Флориш и Блоттс», прижимающей к груди книгу, как щит, пригласил Минни в библиотеку. Она с недоверием оглядывалась по сторонам, справедливо ожидая очередного подвоха.

— Минни, — Люциус приобнял её за плечи и подвёл к стеллажам, — ты теперь член семьи. Теперь тебе позволено брать книги в свободное от работы время.

Увидев, как широко раскрылись карие глаза, он понял, что на верном пути.

— Правда, сэр?

— Конечно. Ты ведь пока свободна? Вот и возьми любую. Хотя бы вон с той полки, третьей снизу, те книги не пытаются отхватить тебе палец.

Она торопливо подошла к стеллажу и пробежалась тонкими пальцами по корешкам. Сначала взялась за одну, потом за другую, в конце концов, осторожно вытянула третью, поглаживая тиснёную золотом обложку. Люциус понял: Минни не могла выбрать, ей хотелось прочесть всё.

— Что тебя заинтересовало, позволь полюбопытствовать? — с хитрой улыбкой спросил он.

Девушка робко посмотрела на него и тихо ответила, видимо, опасаясь, что книгу сейчас же придётся вернуть:

— Это «Метаморфозы» Салазара Слизерина. А кто такой Салазар Слизерин, сэр?

Люциус усмехнулся. Он решил, это даже забавно: рассказать маленькой грязнокровке о Слизерине в своей интерпретации и тем самым заинтересовать её. Пленить так, чтобы покорность стала естественной. Шальная мысль о том, что из невинной девчонки, возможно, получится послушная метресса, искушала.

Он придвинул к столику два кресла и зажёг свечи в медных канделябрах. Минни нерешительно переминалась с ноги на ногу, видя, как хозяин усаживается для долгой беседы. Когда он жестом предложил располагаться напротив, девушка робко села на самый краешек.

— Салазар Слизерин был великим волшебником, Минни, — начал Люциус, набивая трубку. — Он был змееустом и говорил на парселтанге. Он изобрёл много весьма любопытных заклинаний. Давным-давно, когда Британия была населена кельтами и дикими пиктами, в деревушке Йейтс, где сейчас Девоншир, развелось много ядовитых змей. Волшебники перепробовали все известные чары, но змеи не уходили. И случилось так, что великий Салазар проходил как раз через эту деревню и остановился там на ночлег…

Минни зачарованно слушала, теребя пальцами край подола. Мистер Люциус оказался прекрасным рассказчиком. Его приятный негромкий голос обволакивал её, унося в далёкие времена, и девушка забывала, что перед ней хозяин. Она видела просто умного мужчину с явным талантом к интересному повествованию. Сладковатый дым трубки окутывал библиотеку, погружая обоих в сказочный мир грёз и волшебства.

Спустя некоторое время Люциус с удивлением осознал, что чувствует необычайный прилив сил и магии, как будто не только близость, но и общение с Минни подпитывала его.

Ему становилось тепло, он странным образом отогревался рядом с ней, задаваясь вопросом, отчего же так пусто и холодно на душе было раньше. Невольно напрашивался вывод, что на самом деле он совершенно одинок: Нарцисса давно забыла о нём, интересуясь исключительно организацией званых обедов и собственной сестрицей, а Драко вырос и теперь вёл самостоятельную жизнь.

А сейчас, когда Люциусу удалось увлечь её, Минни вышла из апатичного состояния, «оттаяла», в большие тёмные глаза вернулся блеск. Она с таким неподдельным интересом слушала его рассказы о волшебниках и заклинаниях, что не хотелось останавливаться. Лишь бы девушка и дальше расспрашивала и с любопытством внимала каждому слову, лишь бы смотрела на него карими глазищами, восхищаясь его умом и умением интересно рассказывать, услаждая мужское самолюбие.

Однако реальность диктовала свои правила. Пятнадцатого октября метка запульсировала, неприятно стягивая кожу на предплечье. Люциусу в такие моменты всегда казалось, что вытатуированная змея свербит под кожей, будто мерзкий червь. Малфой набросил тёплую мантию и трансгрессировал к барьеру Хогвартса.

По пути к замку он привычно оглядывал окрестности. Хогсмид провожал унылыми заколоченными окнами в домах: после битвы слишком многие предпочли убраться отсюда. Остались только старики и те, кому бежать совсем некуда или нечего терять. Осенний ветер гулял в переулках и зло завывал, словно вервольф в полнолуние. Покосившиеся заборы, старые ставни, скрипящие, будто келпи в ночь разлива Темзы, сгнившие доски — жизнь в деревушке едва теплилась, оставляя неприятный осадок обречённости и безнадёги. Над головой грязным одеялом лежали свинцовые тучи, ещё больше усиливая тягостное впечатление.