Минуя полночь

Уход домой стал для нее тем вечером настоящим спасением. Мэтью и мальчишки уже расположились поудобнее перед телевизором, а Гил вышел проводить её до машины. Они шли в полном молчании.

Сердце ее бешено колотилось. Ей казалось, что сегодня она как-то особенно сильно хромает, хотя она спокойно шла в ногу с Гилом, а его шаги были уверенными и большими. Она совсем издергалась. Даже во рту пересохло. Ей очень хотелось сказать что-нибудь утонченное и изысканное.

— Ну, что же…

— Ну, так как…

Они начали говорить одновременно, и оба рассмеялись.

— Ужин был превосходный. Огромное спасибо.

— Не за что.

Было уже темно. Ничего не видно. Но они старательно пытались разглядеть лежащий вокруг штат Канзас, пока наконец их глаза не встретились.

— Так что, — Гил робко нашел ее руки в темноте. — Сегодня опять будешь смотреть на звезды?

— Да. Может быть. Наверно. Думаю, что да. Но не уверена.

Он неловко переступил с ноги на ногу и взглянул на их сплетенные руки.

— Дори. — Имя прозвучало в его устах как молитва, просьба понять. — Я всегда попадаю в беду, когда пытаюсь сам разобраться, о чем думают люди. Я…

— Ты хочешь сказать, о чем думают женщины, правда?

Он кивнул и улыбнулся.

— Я хочу сказать — особенно женщины.

— Тогда говори со мной так, как говорил бы с мужчиной. Так, как говоришь со своими мальчишками. Прямо и откровенно. И я буду также говорить с тобой.

Он поразмыслил и решил попробовать.

— Я сейчас уложу ребят спать, а потом приду к тебе. Ты откроешь мне. Впустишь меня в дом?

Это было самое лучшее, что он мог сделать. Она слышала это в его голосе. Слова его звучали настолько прямо и откровенно, насколько это было возможно, чтобы в них не прозвучало пошлости и грубости. Он просто не мог быть грубым и пошлым. Он чувствовал себя совсем по-другому.

Он был похож на слепого, ощупью старающегося в темноте добраться до нее. Старающегося прочувствовать весь путь к нежности и гармонии с другим человеческим существом. С ней. Именно с ней. Эти слова сотрясали всю основу мироздания. Не с любой другой женщиной, не с той, кого он вполне мог успеть встретить завтра, не с той, кто сидит у стойки бара в ожидании вот такого мужчины, как он. Нет, он выбрал ее! Именно к ней он тянется, как будто она не такая, как все. Как будто он верит, что она — это то, что ему нужно, что у нее есть все, что ему необходимо, и она готова отдать ему это.

Вот это ответственность!

— Дори. Если я приду, ты мне откроешь? — снова спросил он, мягко требуя ответа.

— Да.

Полтора часа спустя раздался легкий стук в дверь. Сердце ее остановилось. Колени одеревенели.

Она уехала из Чикаго вовсе не ради того, чтобы заиметь здесь этакий романчик с канзасским фермером. Что же надеть?

С того времени, как ушел Филлип, она привыкла спать в старых драных футболках, а иногда, сильно устав за день, просто сбрасывала с себя одежду и падала в постель голышом. Самым приличным ночным костюмом была изумрудно-зеленая пижама, но она совсем не отличалась соблазнительностью и сексуальностью. Эту пижаму вместе с пеньюаром такого же цвета подарила Дори мать, как-то случайно обнаружив, что у дочери нет ничего, кроме выцветшего махрового купального халата.

Эту-то пижаму она и надела сейчас, разгладив ее предварительно дрожащими непослушными руками. Так она решила дать Гилу понять, что знает, зачем он пришел, и отдает себе отчет, что делает сама. Она надеялась, что он поймет.

Наконец она открыла дверь. Сперва он выглядел несколько неуверенно. Потом осмотрелся, увидел, что она готова лечь в постель, одобрительно кивнул, разглядев на ней эту постельную амуницию, как будто хотел сказать: «Вот что такое взаимопонимание!»

Она молча пригласила его войти и закрыла за ним дверь. Обе свои дрожащие ладони она попыталась засунуть в кармашки пеньюара.

— У меня… — она прокашлялась. — У меня нет вина или пива… Я иногда принимаю обезболивающее — это все моя нога, — начала она извиняться. — Да и вообще я не особо пью. Но… Есть кофе, сок или… вода. Здесь у вас хорошая вода, — нервно добавила она.

— Мне ничего не нужно, — сказал он, глядя на нее. В его глазах ясно читалось, что ему нужно. И от этого ее одолевала трясучка, как будто она была дешевой куклой-неваляшкой.

— Может быть, присядешь? — Она кивнула на соседнюю комнату. — Я наконец-то разобралась в гостиной. Там стало уютно. Сама я редко смотрю телевизор, но иногда… иногда так можно убить время. Мне до смерти надоело сидеть в пыли и грязи. Так что теперь там стало очень даже ничего.

— Как-нибудь в другой раз.

Они долго смотрели друг на друга. Оба будут играть во взрослую игру по взрослым правилам. Оба согласились на это. Оба хотели этого. Это было им нужно. И все-таки Дори хотелось, чтобы у них было хоть чуть-чуть побольше времени. Пусть всего на несколько минут побольше. Почему-то она постоянно думала об этом.

Он сделал шаг вперед. Она бессознательно отступила назад, к лестнице, и как будто нажала кнопку «Говорить».

— Я… Я еще училась в колледже, когда первый раз это сделала, — пробормотала она. — Его звали Джерри Фельдман. Я очень долго ждала. Думала, что важно любить, а мы с ним безумно любили друг друга. — Она мягко улыбнулась. — Правда забавно, как это все бывает? А потом был Филлип. Мой муж. Мой бывший муж. Так что… сам видишь, у меня небогатый сексуальный опыт. Мне кажется, что такие вещи нам с тобой нужно обсудить, — проговорила она, глядя, как он делает еще один шаг, и отступая к перилам лестницы. — То есть, я хочу сказать, что, будучи врачом, я чувствую, что мы должны знать кое-что друг о друге.

— Полгода назад я получал ссуду на строительство и прошел полный осмотр всех врачей для страховой компании. Реакция была отрицательной, а с тех пор я ни с кем не спал.

— Прекрасно. Это очень хорошо. Я тоже. То есть, у меня тоже отрицательная реакция. — Она подумала и добавила: — Это ведь очень просто… в больнице ничего не стоит сделать анализы. А… а та кровь, что мне переливали после аварии была уже к тому времени полностью очищена. Сейчас ведь с этим очень строго.

Гил кивнул.

— Тебе, наверное, надо знать обо мне и другие вещи. — С этими словами она отступила и оказалась на ступеньке лестницы. Дрожащей рукой она взялась за перила, а он накрыл ее руку своей. Во рту у нее пересохло, а на глаза наворачивались слезы. Хотя плакать ей вовсе не хотелось.

— Какие? — Он склонил голову и посмотрел на поясок в нее на талии. Потом тихонько потянул за него, и узел развязался.

— Ну, например, через два года мне будет сорок.

— Мне тоже будет, но через четыре.

— Наверно, я должна рассказать тебе, почему от меня ушел муж.

— Ничего ты не должна. — Он видел, что ей не хочется этого делать, что это будет весьма непросто для нее.

— Я не могу иметь детей. — Она выпалила эти слова, как будто сдирала с раны пластырь, резко, чтобы боль прошла как можно быстрее.

Он собирался уже было последовать за ней, но остановился.

— Так поэтому он бросил тебя? Потому что у тебя не будет детей?

— Он хотел иметь детей.