Мир до и после дня рождения

Ирина видела несколько видеозаписей и понимала, что он копирует самые вопиющие манеры Алекса. Рэмси сидел вытянув и широко раскинув ноги, на лице его при этом волны скуки и раздражения происходящим плавно сменяли друг друга. Каждый удар он выполнял демонстративно и напоказ, словно выступал в «Ути-клубе». Шар четыре-пять раз отскакивал от бортов, и зрелищность такого удара была несомненна, нужный шар падал в лузу, но было ясно, что Рэмси даже не задумывается, какова будет позиция на выходе. Вместо того чтобы постараться скрыть свое состояние, он красовался перед публикой. Демонстративно покачиваясь, проходил от стола к креслу и взахлеб выпивал «Хайленд спрингс», словно это не простая минеральная вода, а бодрящий напиток.

Если в первую сессию Рэмси не мог играть по объективным причинам, то вечером его поведение было просто оскорбительным, Ирина никогда не видела мужа в таком состоянии. Когда преимущество О’Салливана было десять фреймов против нуля, Рэмси проворчал что-то похожее на «Гребаный педик!». Но что бы это ни было, он не мог не получить предупреждение, а следующее замечание за «некорректное поведение» грозило отстранением от игры. О’Салливан завершил великолепную серию из ста тридцати трех очков, Рэмси не только не постучал по краю стола, что в снукере равносильно снятой в знак уважения шляпе, но и делано закатил глаза. О’Салливан ответил жестом бильярдного этикета, который произвел бы впечатление и на Эму Вандербильт, — оставил последний черный шар на сукне после завершения фрейма. Рэмси должен был понять, что не просто отдал сопернику финал, но и потерял душу. Хиггинс бросил вызов спорту из высокомерия; Рэмси же сделал это от ненависти к себе.

Из ребят в черных футболках остались лишь Д и А. После перерыва они решили, что да, действительно они правы, и ушли. Представление окончилось, и Ирина тихонько постучала в дверь комнаты отдыха Рэмси. На этот раз он открыл ей. Он был по-прежнему растрепан, пепельно-серое лицо выглядело мрачным и напряженным. Увлекшись театральным распитием минеральной воды, он точно не проглотил ничего другого.

Рэмси молчал. Он позволил ей обхватить руками его помятый жилет и положил безжизненные плети рук ей на спину. Она провела ладонью по его щеке и сказала, что вернется через минуту; Ирина сообщила ожидавшим за дверью журналистам, что мистер Эктон не здоров и не готов давать послематчевое интервью. Когда она вернулась, Рэмси так и стоял посреди комнаты. Она взяла с дивана и протянула ему пальто, он посмотрел на нее ничего не выражающими глазами и запихнул руки в рукава. По дороге к выходу ей приходилось отталкивать микрофоны, и в каждом ее жесте было нечто зловещее. Рэмси шел рядом, ни словом, ни взглядом не выразив протест, а ведь прикасаться к самому святому — к Дениз — было запрещено даже его жене. Однако, если бы Ирина не убрала кий в футляр и не несла его сейчас, Дениз так и осталась бы валяться на полу.

Увы, на этом все не закончилось. Финал чемпионата мира предполагает тридцать пять партий, разделенных на четыре сессии, проходящие в два дня. В тот вечер Рэмси позволил накормить себя ужином в номере. Он механически подносил вилку ко рту и был похож на могильщика, бросавшего землю в яму. Он не выпил ни глотка алкоголя, но бесчисленное количество стаканов воды. Он по-прежнему молчал. Затем он проспал десять часов, прижав к себе Ирину, как подушку, после чего встал, принял душ, побрился и съел питательный завтрак, вкус которого, кажется, даже не почувствовал. Он облачился в черные брюки, белую рубашку и жемчужного цвета жилет — все было приведено в порядок и недавно доставлено служащими отеля. Галстук повязан ровнее линии горизонта.

В человеке, шедшем к столу этим днем, не было ничего общего с его коллегой Алексом Хиггинсом, на которого он так походил вчера вечером. Он держался солидно и подчеркнуто вежливо. Дело в том, что он играл очень хорошо даже для самого себя и вскоре уже вел со счетом три — ноль.

Однако проблема состояла в том, что в предыдущий день Ронни О’Салливан уже выиграл шестнадцать фреймов и ему требовалось одержать победу лишь еще в двух из оставшихся девятнадцати, чтобы получить титул. Разумеется, теоретически у Рэмси еще оставался шанс стать чемпионом, но он уже отдал сопернику одну партию до перерыва. Даже во время легендарного финала 1985 года «темная лошадка» Денис Тейлор не отставал от непревзойденного Стива Дэвиса более чем на восемь очков.

Когда игроки вышли на вторую половину сессии, Ирина думала о комментариях ведущих Би-би-си: сдержанное восхищение Клайва Эвертона, оскорбленного, должно быть, незначительными достижениями Рэмси Эктона в предыдущий день и стремлением «лезть в бутылку».

Нельзя сказать, что Рэмси был спокоен. Однако движения его были изящными, серии продолжительными. Не случались с ним саморазрушительные приступы дерзости. Каждый удар был выверен, каждый снукер продуманный и жесткий. Рэмси выиграл еще три фрейма подряд. Наконец он предоставил возможность людям, заплатившим деньги, насладиться зрелищной игрой.

Но все же Рэмси пятьдесят. Он уже не в той форме, в какой был когда-то, а ведь он не сверхчеловек. В заключительном фрейме не смог забить желтый и позволил Ронни вернуться в игру. Разумеется, тот завершил партию. Рэмси мягко пожал руку О’Салливану, чуть дольше задержав на нем взгляд, и даже смог улыбнуться, затем произнес такие теплые слова поздравления с первым для Ронни О’Салливана титулом победителя чемпионата мира, что им мог позавидовать любой. Он был настоящим профессионалом, поэтому не продемонстрировал горя перед камерами, но сидевшая неподалеку жена была готова поклясться, что глаза его блестели.

Рэмси Эктон исправил счет, сделав его восемнадцать — шесть, но шанса исправить положение у него уже не было, поскольку не было и четвертой сессии; владельцы билетов на вечернюю игру могли рассчитывать на бесплатные пропуски в следующем году. Результат игры был настолько предсказуем, что Джек Лэнс даже не стал обременять себя необходимостью присутствовать в этот день в зале.

Великолепные новости, полученные Ириной через две недели после возвращения на Виктория-парк-Роуд, пришлись как нельзя кстати. К ее огромному удивлению, ликующий голос руководителя «Снейк хед» в трубке сообщил, что ее «Фрейм и матч» была номинирована на престижную премию Льюиса Кэрролла — международную награду в области детской литературы. Ирина не представляла, как ее скромная работа попала в поле зрения жюри, ведь половина невеликого тиража в две тысячи экземпляров к январю уже была возвращена. Впрочем, такая удача порадовала бы ее больше в обычных обстоятельствах.

Но сложившееся положение дел нельзя было назвать обычным. Рэмси почти перестал есть. Он много спал, даже по нескольку часов днем. Он зарылся в биографии игроков в снукер и прочитывал «Снукер сиин» от корки до корки, правда, постоянно при этом хмурился. Несколько часов в день он проводил у бильярдного стола в подвале, плотно закрыв за собой дверь, не потрудившись даже объяснить жене, что там делает. Так же он вел себя, запираясь в туалете. Когда она однажды рискнула ворваться в комнату под предлогом позвать его к телефону, то увидела лежащим на полу с совершенно ненормальным выражением лица, окруженным бортами стола и шурупами.

— Джек договорился о выставочном матче, если тебе это интересно.

— Я уже выставил себя, верно? — грустно усмехнувшись, пошутил Рэмси.

На ее вопрос, зачем он разобрал половину стола, он пробурчал:

— Шары слишком много раз отскакивают. На таком столе невозможно играть.

Происходящее напомнило ей сцену из фильма «Сияние», где показано, что герой Джека Николсона сотни раз напечатал на машинке фразу «От учебы без игры загрустил наш мальчик Джек».

Таким образом, вместо того, чтобы постоянно бегать вниз по лестнице и стучаться в дверь его логова с мольбой впустить ее, Ирина вернулась к серии черно-белых иллюстраций, которые рисовала рапидографом. Чтобы поздравить себя, она позволила лишь улыбнуться, сидя перед компьютером.

Ирина несколько недель подряд смотрела новости — момент, как всегда, был неудачным — и с трепетом и ужасом внимала тому, что слышала, и злилась на себя за это. Вся жизнь Рэмси прошла под пристальным вниманием публики. Даже заняв второе место в Крусибле, он получил сто пятьдесят тысяч фунтов, а его выступление, к сожалению, постоянно показывали по телевизору.

Тем временем организаторы премии с нетерпением выбирали подходящую дату для проведения ужина, на котором будет награжден победитель. Предполагалось, что будут присутствовать все номинанты, а церемония займет несколько дней в сентябре, таким образом, Ирине с супругом предстояло прилететь в Нью-Йорк и остановиться в гостинице. Она должна была срочно дать ответ, а также сообщить, будет она одна или с мужем. Во время скучного ужина в «Бест оф Индия» в конце мая (коричневый рис с овощами, что составляло их меню почти ежедневно) Ирина решила попытать удачу.