Мир фантастики 2010. Зона высадки
Шрифт:
— Да выполнено твое задание. Отдыхай, — сказал Засыпкин.
— Как выполнено?
— Привезут они хлеб. Уже возят. На станцию. И фураж. И картошку. Все, что нашли на них, то и возят. И вот — самогону бутыль. Чтоб, значит, простил
Командировочный в свою очередь глянул в окно. Обоз продвигался вдоль улицы к железной дороге. В котелке у бойца булькало. Он представил себе: картошка, горячая, рассыпчатая. Присыпанная крупной серой сольцой.
— А что ты там про ледник?
— Да ты выпей сначала. А то зрелище таково, что не приведи Господи. Особенно непохмеленному. Не пускать! — вдруг рявкнул Засыпкин, но было поздно. На пороге возник Гамаюнов. — Мол-чать! — Челюсть Гамаюнова обиженно вздрагивала. Так что при всем желании он ничего путного произнести не мог. — Если ты мне снова свою теорию, — сказал Засыпкин, — то я обратно тебя в подвале запру. Выйди. Ладно, войди. Садись. Пей.
— И не видно в самом выгодном свете, — развивал теорию спустя полчаса Гамаюнов. — А почему? А потому: вращающаяся световая воронка, завихрение света, световорот. Я сначала предположил, что цилиндр, но если б цилиндр — то тогда в него сверху заглянуть можно. Как в стакан. — Он заглянул в стакан, в котором на данный момент было пусто. — Так что конус, господа. Конус. Извиняюсь: товарищи.
— Я, брат, простой
рабочий. Проще простого рабочего ничего нет. И совет мой тебе простой: молчи, сколь терпения хватит, — сказал Засыпкин. — Тогда и я, сколь терпения хватит, буду тебя терпеть. А начнешь народ баламутить — смотри. Руки у меня длинные, а разговор короткий.— Понимаю, товарищ Засыпкин. Постараюсь, товарищ Засыпкин. Держать в тайне. Подписку дам, — бормотал ученый, но напустив таких интонаций, что было ясно: убийства инопланетян он советской власти никогда не простит.
— Подписку… Кровью на стенке подпишешься. Так, командир?
— Стало быть так, — подтвердил командировочный. — У нас сейчас иная задача: Россия, брат. Поднимать ее надо. Палками, если надо. Как издыхающую, если надо, лошадь. Ну и, конечно, кормить. Не до планетян.
— Сергеев! — высунулся в окно Засыпкин. — Да что ты, брат, нам всё эту картошку? Штык на твоем винтаре есть? Коли гуся!
— Так это ж Марковны гусь! — испугался Сергеев, затевавший еще котелок.
— Ничего, атакуй! За ней контрреволюционный грешок числится! Так я ей ин… ик… индульгенцию выпишу!