Мир Гаора. 5 книга. Ургайя

Он беззвучно и бессмысленно шевельнул губами…

Трещавший метавшийся в плошке огонёк успокоился и стоял неподвижным жёлтым лепестком, отражаясь в чёрной густой жидкости. Мокошиха покачала головой.

– Не спешит, – кивнула Нянька. – Я же говорю, упрямый.

– Пойдёт, – возразила Мокошиха, – куда он денется. Ослабеет только сильно, потом тяжко придётся.

– Пусть выйдет, – вздохнула Нянька, – дальше уже мы поможем.

– Надо ждать, – Мокошиха поправила на плечах платок и строго посмотрела на плошку с огоньком.

…Он стоял и медленно озирался по сторонам. Что же ему теперь делать? Куда идти? В Огонь? Направо, к ямам, откуда несёт тошнотворным запахом горящих человеческих тел и слышится тоскливый стонущий вой – так кричат только от неизбывной, непрекращающейся боли? Нет, туда ему… незачем. Налево, следом, за ушедшими, растаявшими в красном тумане Кервином и Жуком? Он попробовал. И даже увидел. Поле оранжевых, как языки огня, лилий и колышущиеся над ними полупрозрачные то ли облака, то ли струи, слабо напоминающие человеческие фигуры. И даже вспомнил название огненных лилий – асфоделии. Но подойти поближе не смог. Воздух стал плотным и не пустил его, а от душного цветочного запаха запершило в горле и заслезились глаза. И он вернулся на холмик спёкшейся горячей земли, где в последний раз обнялся с друзьями. Они пожелали ему удачи и велели идти. Но куда? И назад нельзя. Сзади Коргцит, огромное ледяное озеро с крутыми скользкими склонами, если бы не Жук с Кервином он, даже и дойдя до берега, не смог бы выбраться. Это они своими горячими руками вытаяли для него ступеньки и помогли подняться. Нет, туда нельзя, в одиночку ему… нет, не сможет и… и он устал. Сейчас посидит, отдохнёт, соберётся с мыслями и силами и уж тогда… Он сел на колючую твёрдую землю, горячую, но терпеть можно, обхватил руками колени и уткнулся в них лбом. Вот посидит, совсем немного, ну хоть чуть-чуть…

– Опять трусишь? – строго сказал над ним знакомый голос.

Он вскинул голову, и оторопело заморгал.

– Сержант? Ты?!

– А кто же ещё?

Сержант возвышался над ним, не старый ещё, и уставной «ёжик» на голове чёрный, только слегка тронутый сединой на висках, и в кулаке зажата трубка, пуговицы и поясная пряжка блестят, только сапоги чуть присыпаны серым пеплом и оранжевой пылью, нет, пыльцой… пыльцой?

– Ты шёл через… лилии?

– Наблюдателен, молодец, – одобрительно кивнул Сержант. – Это ты правильно, без этого солдату не выжить. А вот что на вопрос не ответил, за это врезать тебе надо. И что приказ не выполнил, врезать вдвойне.

– Ну, так врежь, – устало ответил он, опуская голову. – В первый раз тебе, что ли?

– Дурак, – вздохнул над ним Сержант. – Рано, видно, я тебя сделанным посчитал. Как был разгильдяем, таким и остался.

– Я не разгильдяй, – угрюмо буркнул он, не поднимая головы. – Я лохмач.

– Нашёл чем хвастаться. Тебе что было приказано? Ну, так выполняй.

– Отдохну и пойду, – нехотя ответил он.

– Опять ты дурак. На марше сидеть, только дыхание сбивать. Давай вставай, ритм потеряешь, на марше тяжело будет.

Он помотал головой, стряхивая с волос чёрные чешуйки и ледяные, почему-то не растаявшие крошки, и встал, оказавшись лицом к лицу с Сержантом.

– Я звал тебя, помнишь? Ты не пришёл. Почему? Побрезговал, – он скривил губы, – на рабский голос отозваться, так?

Сержант вздохнул, но глаз не отвёл.

– Приходил я, а что молчал… А что я бы тебе сказал? Ты и так на него злобишься. Как привезли тебя, так и держишь. И на меня… а что я мог? Ты пойми.

– Ну да, ты выполнял приказ, понятно. А что он и тебе жизнь сломал, это ты понимаешь? Теперь-то… Простил его?

– Ты отца не суди, у него своё, а так-то… – Сержант по-прежнему не отводил глаз. – Брат он мне, понимаешь. Двое нас, против всех. А ты похож на него, такой же… злопамятный, зло лучше добра помнишь.

– А иначе солдату не выжить, – он насмешливо скопировал интонацию Сержанта. – Ладно, с ним ты сам рассчитываться будешь, когда он сюда придёт, может, и до Коргцита проводишь. Да, – вдруг спохватился он, – а ты что, свободно здесь ходишь?

Сержант отвернулся и ответил уклончиво.

– Ну… здесь свои Уставы.

– Так, – он вдруг задохнулся догадкой, – ты… отверженный?

Хрясь! Резкая пощёчина обожгла ему лицо.

– Ты это дяде родному?! Такое?! – заорал Сержант. – Да я тебя…

Он пощупал щёку и челюсть.

– Однако, – насмешливо сказал он, – что умеешь, то умеешь. Так, где тебе место определили? Здесь? Или в Тарктаре, но с прогулками.

– Да всюду помаленьку, – ответил, по-прежнему глядя в сторону, Сержант. – Далеко не захожу, на краю постою и обратно. Да что ты ко мне с расспросами лезешь? Я тебя как учил? А ну повтори!

– Смотри, слушай, и сам соображай, – привычно отбарабанил он памятную с далёкого детства фразу и посмотрел на Сержанта.

И опять удивился. Сержант вдруг стал маленьким, в какой-то грязно-серой рубахе, сморщенный и совсем седой, и трубка исчезла.

– Сержант, ты чего? – неуверенно, даже робко спросил он.

Сержант запрокинул голову, снизу вверх вглядываясь в него слезящимися глазами.

– А каким ты помнишь меня, я и такой, – и вздохнул. – И всегда так. Каким видели меня, таким и был. Сказали, ты – дурак, ну, значит, и так. Сказали, что старший, я и не спорил. Думал, не буду спорить – будут любить. Это вы вот, что Яржанг, что ты… всегда наперекор шли, а я… послушный был. Вот и решили, что бастардом мне быть… А ты иди, иди, не стой, ослабеешь – не пройдёшь, а тебе не место здесь, ты там нужен…

Смотреть на него, маленького и старого, не было сил, и он отвернулся, шагнул к огненной стене. И сзади отчаянный захлёбывающийся крик:

– Выживи! Кто выжил, тот и победил! Выживи-и-и!

– Спасибо, Сержант, – прохрипел он, не оборачиваясь и осторожно спускаясь по горячему неровному склону…

Огненная завеса, казавшаяся издали сплошной, и вблизи была такой же. Пламя стояло стеной, не перепрыгнуть, не обойти. На прорыв? Какой тут на хрен прорыв, он ещё вплотную не подошёл, а волосы на голове и лице уже трещат и скручиваются, вот-вот загорятся. И сколько шагов там в глубину, тоже неясно. Пламя сплошняком, и за ним ничего не просматривается, значит… значит больше двух и даже трёх шагов. Он сделал ещё шаг вперёд и невольно отшатнулся от ударившего в лицо и грудь горячего ветра, попятился, оказавшись на прежнем пригорке, где смог перевести дыхание. Ощупал себе лицо и грудь. Нет, вроде не обожгло. Так, лобовой атакой не пройдёшь, придётся поискать слабое место. Где можно прорваться? Вряд ли у Тарктара, попробуем взять левее, ближе к Рлиймбу, полю невинных так припекать не должно…

Огонёк в плошке метался и трещал, заставляя метаться и корчиться на стенах тени неподвижно сидящих Мокошихи и Няньки.

– Бьётся, – обронила Нянька.

– Вижу, – кивнула Мокошиха, – только не дотянуться сейчас.

И снова тишина, только треск огонька в плошке и частое неровное дыхание неподвижно распростёртого на нарах человека.

Нянька снова смазала ему губы и язык коньяком, погладила часто дрожащую грудь, потрогала казавшиеся сейчас красноватыми пряди волос.

– Вспотел? – спросила Мокошиха.

– Ещё нет, – покачала головой Нянька. – Гореть начал. Кирпичи убрать?

– Оставь, сейчас остановится если, застынет без них.

Нянька кивнула.

…Он уже долго шёл вдоль огненной стены, спотыкаясь на горячих неровных буграх и даже каких-то обломках, и ничего не менялось. Справа обжигающий жар, а слева ледяное дыхание Коргцита. А Рлиймб продолжал маячить где-то впереди. Опять кружит? Похоже, что так, и надеяться уже не на кого, через Огонь тебя никто не проведёт, сам трепыхайся. Так, что же делать? И сам себе ответил: остановиться и подумать. И вспомнить, чему учили на уроках Закона Огненного. Раз и Рлиймб, и Тарктар, и Коргцит оказались правдой, то и остальное тоже может быть в наличии.