Мир «Искателя», 1998 № 03

— Теперь замрите, — сказал он. — Ради Христа, не испортите вид. Разве у тебя нет книги? — спросил он меня.

— А ты мне ее не давал.

— Непременно должна быть книга. Это еще один пунктик у этих подонков. Им нравится, когда пациент читает.

Он выскочил из комнаты и вернулся с тяжеленным томом, который бросил мне на колени.

— Читай, детка. Когда они уйдут, я подыщу тебе что-нибудь поинтересней.

— Как же переворачивать страницы, когда у меня свободна только одна рука? — спросил я, глянув на книгу. Она называлась «Гинекология для продвинутых студентов».

— Рад, что ты напомнил мне, детка, — он вытащил свой ключ. — Наручники мы спрячем. Эти ублюдки слишком нежные.

Я смотрел, как он переставляет наручник на лодыжку, едва веря в свою удачу. Весьма знаменательное событие в моей жизни.

— О’кей, детка, смотри только веди себя как следует, — продолжал он, снова поправляя постельное белье. — Если тебя спросят, как тебе тут, скажи, что уход за тобой хороший. И давай не будем огрызаться. Все равно они не поверят ни одному твоему слову, а после того, как уйдут, тебе придется иметь дело со мной.

Я открыл книгу. При виде первой же картинки я невольно заморгал.

— Не знаю, право, достаточно ли я взрослый, чтобы смотреть на такое, — сказал я и показал Блэнду картинку.

Он вытаращился на нее, резко втянул в себя воздух, выхватил у меня книгу и с открытым ртом уставился на заглавие.

— Это же надо! Вон, значит, что это такое! — Он опрометью выскочил из комнаты и, запыхавшись, вернулся с экземпляром «Ада» Данте с параллельным переводным текстом. Я пожалел, что не придержал язык.

— Это произведет на них впечатление, — с удовольствием сказал Блэнд.

В самом начале двенадцатого из коридора через полуоткрытую дверь донесся гул голосов.

Блэнд, стоявший у окна, поправил свой халат и пригладил волосы.

Хоппер нахмурился и закрыл книгу.

— Идут.

В комнату вошли четыре человека. Первый, конечно, был доктор Сэлзер, самый видный из четырех — высокий мужчина с копной волос, как у Падеревского, [5] и белых как снег. Холодные суровые черты загорелого лица, задумчивые, глубоко посаженные глаза. Ему было под шестьдесят, корпус он держал прямо, как кадет на параде. В визитке и полосатых брюках, безупречен, как манекен у портного. Руки его очень красивые, узкие, с длинными и тонкими пальцами; руки хирурга или руки убийцы — они были хороши в обоих случаях.

5

И. Я. Падеревский (1860–1941) — польский пианист, композитор и государственный деятель.

Следом за ним вошел коронер Лессоуэйз. Я узнал его по фотографиям, которые видел в газетах: низкого роста, крепко сбитый мужчина с мячеподобной головой, маленькими глазками и мерзким ртом. Его внешность полностью соответствовала его натуре стряпчего по темным делам, который всю жизнь только тем и занимался, что жульничал.

Его спутник был из той же породы, дородный пройдоха.

Четвертый держался за дверью, будто в нерешительности, входить или нет. Я даже не удосужился взглянуть в его сторону. Моим вниманием завладел Сэлзер.

— Доброе утро, джентльмены, — сказал Сэлзер глубоким сочным голосом. — Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо. Проведать вас пришли коронер Лессоуэйз, член муниципалитета Линкхаймер и мистер Стрэнг, автор известных книг. Они пришли задать вам несколько вопросов. — Он взглянул на Лессоуэйза: — Вы не хотите перемолвиться словечком с мистером Хоппером?

Пока Лессоуэйз по-совиному смотрел на Хоппера, я повернулся, чтобы взглянуть на четвертого мужчину, которого Сэлзер назвал Стрэнгом.

На мгновение мне показалось, что я и впрямь спятил, ибо в дверях с равнодушным выражением скуки на лице стоял Джек Керман. На нем был тропический белый костюм, очки в роговой оправе, а из нагрудного кармана, в лучших традициях денди, торчал красно-желтый носовой платок.

Я вздрогнул и чуть не перевернул койку, к счастью, Сэлзер был занят моей медицинской картой и ничего не заметил. Керман посмотрел на меня оловянными глазами, поднял бровь и спросил Сэлзера:

— Кто этот человек, доктор? Он выглядит довольно здоровым.

— Это Эдмунд Сибрайт, — ответил ему Сэлзер. Его холодное лицо осветилось улыбкой, он очень напоминал мне Санта Клауса, который сейчас одарит хорошего мальчика игрушкой. — Он у нас совсем недавно. — Сэлзер протянул медицинскую карту Керману. — Хотите взглянуть? Она говорит сама за себя.

Керман поправил очки в роговой оправе и прищурился на карту. У меня создалось впечатление, что он не очень хорошо в них видит, — зная его, я догадался, что он просто у кого-то их позаимствовал.

— О да, — сказал он, складывая губы трубочкой. — Интересно. Я полагаю, мне можно поговорить с ним?

— Да, разумеется, — сказал Сэлзер и подошел к моей кровати.

Керман присоединился к нему, и они оба уставились на меня. Я в ответ уставился на них, сосредоточив взгляд на Сэлзере, так как знал, что если посмотрю на Кермана, то, возможно, его выдам.

— Это мистер Стрэнг, — представил его мне Сэлзер. — Пишет книги о нервных болезнях. — Он улыбнулся Керману. — Мистер Сибрайт воображает себя знаменитым детективом. Так ведь, мистер Сибрайт?

— Конечно, — сказал я. — Я и есть детектив. Я обнаружил, что Анона Фридлендер находится здесь, на этом самом этаже, и что сиделка Гэрни мертва, а ее тело ваша жена спрятала где-то в пустыне. Ну как, нравится?

Добрая грустная улыбка Сэлзера так и обволокла Кермана.

— Как видите, полностью соответствует типу, — пробормотал он. — Обе женщины, о которых он упоминает, исчезли: одна около двух лет назад, другая — совсем недавно. Об этом сообщалось в газетах. По какой-то непонятной причине эти два дела не дают покоя его рассудку.

— Совершенно верно, — серьезно сказал Керман. Он рассматривал меня, и его глаза за толстыми стеклами, казалось, прищурились.

— Есть и еще одно, что вам, вероятно, следует знать. На ноге у меня браслет.

Лессоуэйз с Линкхаймером присоединились к Сэлзеру и вытаращились на меня.

Керман лениво поднял брови.

— Это правда? — спросил он Сэлзера.

Сэлзер склонил голову набок. Его улыбка была адресована всему страждущему человечеству.

— Иногда он немного шумит, — с сожалением сказал он. — Вы понимаете?

— Совершенно верно, — ответил Керман и напустил на себя страдальческий вид. Он так хорошо играл, что мне прямо захотелось пнуть его от зависти свободной ногой.

Блэнд отошел от окна и стал у моего изголовья.

— Спокойно, детка, не волнуйся, — мягко сказал он.

— Мне здесь не нравится, — сказал я, обращаясь к Лессоуэйзу. — Я протестую против того, чтобы меня каждый вечер накачивали лекарствами. Мне не нравится запертая дверь в конце коридора, как не нравится и зарешеченное окно в другом конце коридора. Это не санаторий. Это тюрьма.