Мир истории: Русские земли в XIII-XV веках

23 ноября в 30 верстах от Новгорода великого князя встретили Феофил и посадники. Архиепископ от имени Новгорода бил челом: «Господин государь князь великий Иван Васильевич всея Руси! Ты положил гнев свой на отчину свою, на Великий Новгород, меч твой и огонь ходят по Новгородской земле, кровь христианская льется, смилуйся над отчиной своею, меч уйми, огонь утоли, чтобы кровь христианская не лилась: господин государь, пожалуй!»

Столь смиренное обращение, казалось, выражало полную покорность. Но зачем тогда обращение в два слова «господин государь»? Это еще можно было как-то сгладить, но, начав с просьбы о милости, Феофил далее показал, что в Новгороде не оценили трезво происходящее, и закончил: «Да положил ты опалу на бояр новгородских и на Москву свел их в свой первый приезд: смилуйся, отпусти их в свою отчину в Новгород Великий» (Московский летописный свод).

Иван Васильевич не ответил послам. На переговоры выставил бояр. И здесь позиция Новгорода прояснилась. Послы предлагали князю ездить в Новгород каждые четыре года, велел бы суд судить своему наместнику и посаднику совместно, если те не управятся, управу чинить великому князю по приезде в Новгород, а в Москву на суд на вызывал бы. И чтобы княжеские наместники не вмешивались в суды владычьи и посадничьи.

Получив эти условия от новгородских послов, Иван Васильевич опять же ничего не ответил, а приказал подвинуть полки к городу. И как только город был взят в плотную осаду, призвал послов и заявил им: «Сами вы знаете, что посылали к нам Назара Подвойского и Захара вечевого дьяка и позвали нас великих князей себе государями; мы, великие князья, по вашей присылке и челобитью послали бояр спросить вас: „Какого нашего государства хотите?“ И вы заперлись, что послов с тем не посыловали, и говорили, что мы вас притесняем. Но, кроме того, что вы объявили нас лжецами, много и других ваших к нам неисправлений и нечести. Мы сперва поудержались, ожидая вашего обращения, посылались к вам с увещаниями; но вы не послушались и потому стали нам как чужие. Вы теперь поставили речь о боярах новгородских, на которых я положил опалу, просили, чтоб я их пожаловал, отпустил; но вы хорошо знаете, что на них бил мне челом весь Великий Новгород, как на грабителей, проливавших кровь христианскую. Я, обыскавши владыкою, посадниками и всем Новгородом, нашел, что много зла делается от них нашей отчине, и хотел их казнить; но ты же, владыка, и вы, наша отчина, просили меня за них, и я их помиловал, казнить не велел, а теперь вы о тех же виноватых речь вставляете, чего вам делать не годилось, и после того как нам вас жаловать? Князь великий вам говорит: „Захочет Великий Новгород бить нам челом, и он знает, как ему нам, великим князьям, челом бить“» (Московский летописный свод).

Яснее не скажешь. Не силой оружия и даже не силой убеждения навечно присоединял Новгород к Москве Иван Васильевич, а ободрением тех, кто в Новгороде осознал необходимость этого акта.

Послов отпустили.

27 ноября Иван Васильевич перешел Ильмень по льду и встал со всеми полками у стен города. Новгородцы укрепили стены, но в городе шел раздор: боролись стороны, московская брала верх.

4 декабря Феофил с посадниками пришли к Ивану Васильевичу и просили указать, какого челобитья он ждет от Новгорода. Князь ответил: «Захочет наша отчина бить нам челом, и она знает, как бить челом».

Пролитовская сторона не могла более держаться. Послы вернулись на другой же день и принесли повинную, что Новгород действительно посылал Захара, вечевого дьяка, назвать великого князя «государем». «Если так, — ответил великий князь, — если вы, владыка, и вся наша отчина, Великий Новгород, сказались перед нами виноватыми и спрашиваете, как нашему государству быть в нашей отчине, Новгороде, то объявляем, что хотим такого же государства и в Новгороде, какое в Москве» (Московский летописный свод). Теперь шла речь уже не только об интересах пролитовской стороны. Раздоры в Новгороде не утихали. Началась торговля, послы возвращались к великому князю с просьбой всяческих уступок, в особенности отстаивалось право судить посадникам совместно с наместниками и чтобы не было «вывода» и «позвов» из Новгородской земли.

Великий князь стоял на своем. Наконец последовало и разъяснение, как мнит великий князь свое государство Новгород: «Государство наше таково: вечевому колоколу в Новгороде не быть; посаднику не быть, а государство все нам держать; волостями, селами нам владеть, как владеем в Низовой земле, чтоб было на чем нам быть в нашей отчине, а которые земли наши за вами, и вы их нам отдайте; вывода не бойтесь, в боярские вотчины не вступаемся, а суду быть по старине, как в земле суд стоит» (Московский летописный свод).

Новгородцы думали шесть дней. Явились к князю владыка и посадники, согласились снять вечевой колокол, отказались от посадника, лишь бы государь не вступался в их вотчины. Это уже был голос новгородского боярства.

После еще нескольких встреч с послами наконец пришли к соглашению.

Иван Васильевич «пожаловал новгородцев согласием» в имения и отчины людские не вступать, судить по старине, в низовскую землю не выводить и на суд в Москву не вызывать, выговорил себе десять волостей владычных и монастырских, к тому же все волости новоторжские, кому бы они ни принадлежали.

В обратный путь Иван Васильевич тронулся 14 февраля. Вслед за ним везли вечевой колокол. Ярославов двор занял великокняжеский наместник. Марфу Борецкую с ее внуком схватили, а их имение отписали на великого князя. Забрали в Москву все договоры, заключенные новгородцами с литовскими князьями.

Трудно сказать, считал ли Иван Васильевич на этом дела новгородские законченными. Ведь он сделал Новгороду ряд уступок и ограничился арестом лишь самых активных противников.

К 1478 году общая внешнеполитическая обстановка опять изменилась. Турецкие войска изгнали из Крыма Ахматова сына Джанибека и поставили ханом Менгли-Гирея. Менгли-Гирей, наученный горьким опытом, более решительно пошел на сближение с Москвой, теперь уже относя к общим недругам и Казимира. Формировался военный союз между Менгли-Гиреем и Иваном Васильевичем: оборонительно-наступательный по отношению к Казимиру, оборонительный по отношению к хану Ахмату. Намечапось сближение Москвы с Османской империей.

Управившись с Новгородом и начав сближение с Менгли-Гиреем, Иван Васильевич счел возможным нарушить свои обещания хану Ахмату. Дани ему не послал, уклонялся от выражения покорности. Хан Ахмат понял, что Русь окончательно ускользает из-под какой-либо даже относительной зависимости от Большой Орды. Опасен был для него и союз Москвы с Крымом.

Ахмат, а с ним и Казимир начали подготовку большого нашествия на Москву и, конечно же, поспешили заручиться союзом с противниками великокняжеской власти внутри Московского государства. Сепаратистским силам в Московском государстве предоставлялась возможность дать последний бой единодержавию великокняжеской власти.

Мы никогда не узнаем, сразу ли Иван Васильевич получил известия о всем объеме заговора против него или полная картина деятельности внутренних враждебных сил предстала уже в момент дознания. Некоторые намеки на то, что у него не все благополучно в семье, имелись и ранее. Опять, как это было в годы феодальной усобицы, поднялись на единовластие великого князя его родные братья. И опять, как и во все времена ордынского соседства, действия хана Большой Орды и княжеских братьев подозрительно совпали.

Конец ордынского ига

Духовная грамота великого князя Василия Васильевича Темного в длинной череде завещаний московских князей довершила постепенное слияние их московской вотчины со всей территорией великого княжения. Государство стало как бы собственностью великого князя. Уже не княжеский род совместно владел землей, а один-единственный из всего рода.

Старший сын, Иван Васильевич, получил по благословению отца «отчину» — великое княжение. Территория великого княжения слита воедино с «уделом» великого князя. Это уже не удел, а собственность на государство.

«Уделы» даны и братьям Ивана: Юрию, Андрею большому, Борису и Андрею меньшому. По завещанию это довольно значительные земельные и городские владения, но и взятые все вместе четыре удела несравнимы с тем, что получил великий князь.

В 1472 году умер Юрий Васильевич бездетным. По старому порядку княжеского права его вымороченный удел — Дмитров, Можайск, Медынь и Серпухов и ряд волостей — мог быть поделен поровну между братьями. Юрий в своей духовной сделал душеприказчиками свою мать и Ивана Васильевича. Движимое имущество поделил между родственниками, церквами и монастырями. Об уделе в завещании не помянул.