Мир короля Карла I. Накануне Великого мятежа: Англия погружается в смуту. 1637–1641

Темза, поднимаясь во время приливов к самому сердцу города по многим заливам и протокам, отчасти смывала копившийся на улицах мусор и тем самым очищала столицу. «Нью-Ривер компани» обеспечила город свежей водой, отведя русло реки Ли в Ислингтон. Но чтобы избавиться от гнилостного запаха улиц и домов, требовалось большое количество розмарина и жасмина. Лондонские дети болели рахитом, и различные эпидемические заболевания, которые называли одним обобщающим словом «мор», стали причиной смерти 10 тысяч жителей в злосчастном 1636 г. Но и на следующий год положение все еще оставалось тяжелым, однако умерло немногим более 3 тысяч человек.

Добропорядочные граждане Лондона объединялись в борьбе с преступностью и пьянством. Но город вполне мог рассматриваться как одно из пристанищ порока, хотя в то же время это был город истового благочестия. В обществе превозносились добродетели простого образа жизни и честного труда и предпринимались попытки реализовать их на практике. Библия и сотни церквей твердо стояли на страже благочестия, противостоя бардам и театру. Вера была воинствующей, и борьба никогда не прекращалась, потому что «расстояние между адом и любым иным местом на земле короче, чем расстояние между Лондоном и Сент-Олбансом».

Как в Лондон, так и из Лондона ежедневно шли и шли грузы по многочисленным дорогам и водным путям. Королевская почта отправляла письма и грузы в Эдинбург трижды в неделю, но большая часть горожан предпочитала частных курьеров, с известной долей недоверия относясь к государственному предприятию и пользуясь его услугами, только когда это считалось выгодным делом. Посыльные из провинции заходили в различные лондонские таверны по меньшей мере один раз в неделю, а иногда и чаще. В Оксфорд и Нортхемптон повозки отправлялись ежедневно. Трудолюбивый Джон Тейлор, скверный поэт-путешественник, составил специальный справочник с перечислением всех почтовых услуг, однако курьеры сочли его за правительственного шпиона, собиравшего необходимую информацию, чтобы «ввести для посыльных добавочный налог».

Для перевозки крупногабаритных грузов предпочитали использовать водный транспорт: дороги были плохими, становились непроезжими в дождливую погоду, а на пути могли встретиться разбойники. Груз с каботажных судов перегружался на баржи, стоявшие ниже Лондона; затем баржи поднимались по Темзе до Ридинга, а по реке Ли – до Уэра. На западном побережье суда подходили к Глостеру, далее по реке Северн до Шрусбери. По реке Уз доставляли товары в Северный Йоркшир, по ее притоку Тренту – в центральные графства Англии. Реки, имевшие удачное расположение и обустроенные в инженерном отношении, помогли объединить англичан и сделали их экономически взаимозависимыми друг от друга. Водный транспорт не получил развития в Уэльсе и Ирландии. Реки Шотландии – быстрый Форт, своенравный Тей, заиленный Клайд – не могли использоваться для доставки грузов, инженерная мысль XVII в. еще не реализовывала планы по их использованию. Незначительное число мостов, опасные броды, вскипающие водой во время дождей, только способствовали изоляции многих областей Шотландии. Возможности объединения и процветания имелись только в Англии.

Вторым источником существования, помимо моря, для подданных короля была шерсть и все связанное с ней производство. Овец разводили на равнинах Сассекса и Уилтшира, на богатых травами пастбищах Котсуолда в долине Темзы, на холмах Ланкашира и пустошах Линкольншира и Йоркшира, на равнинах Шотландии и в горах Уэльса. Города, где производилась шерсть, особенно быстро росли там, где имелось достаточно гидроэнергии для работы прядильных машин. Каждый регион специализировался на своем виде шерстяной продукции. В Шотландии это были пледы, которые защищали горцев и жителей долин от сурового климата, они экспортировались в северные страны Европы. Это была основная статья экспорта Шотландии, которая в стоимостном выражении превосходила доходы от экспорта всех остальных товаров. В Уэльсе и Северном Девоне производились грубые шерстяные ткани; Кармартен специализировался на фланели. Одеяла из Уитни в Оксфордшире были известны во всей Англии. В Болтоне и Манчестере производили мягкую шерстяную ткань, ошибочно названную хлопчатобумажной, потому что Манчестер уже импортировал хлопок из Смирны для производства бумазеи и канифаса. (Дерби, Макклесфилд, Лик и Ноттингем уже отказывались от шерсти и переходили на производство шелка.) Брэдфорд специализировался на ковриках и диванных подушках; Кендал в Камберленде, Бьюдли в Вустершире и Монмаут в Уэльсе – на производстве чулок и головных уборов. Вудсток и Илминстер производили перчатки. Самое лучшее сукно изготавливали на юге, хотя Лидс и Галифакс были первыми в Йоркшире в производстве тонкого черного сукна; вообще тонкое сукно с шелковистой отделкой производили в окрестностях Ридинга и Ньюбери и в городах Уилтшира. Сукна Уилтшира продавали во всей Европе, а некоторые столичные купцы отправляли его на кораблях в Рагузу и торговали в пределах турецких владений. Коггес-холл и Колчестер были центрами производства грубых сукон – байки и саржи. Оно поставлялось оптом в монашеские ордена за границу, и католические монахи Испании, Португалии и Италии носили сутаны из материала, сотканного ткачами-пуританами Саффолка и Эссекса. Норидж, некогда ведущий город Англии по производству шерсти, лишился своей ведущей роли и явно клонился к упадку. Теперь уже Глостер, после могущественного Лондона, имел первенствующее значение в торговле шерстью. У него было выгодное местоположение на реке Северн, по которой он имел связь со Шрусбери, где продавали овечью шерсть из Уэльса. Ее везли также в Бристоль, большой порт, через который шли товары на экспорт, второй по значимости в королевстве после Лондона. Глостер также экспортировал шерсть, которую давали длинношерстные котсуолдские овцы, широко известная английская порода овец.

Йорк был для севера тем же, чем Глостер для запада и, по заявлению жителей Йорка, чем Лондон для юга. Это был северный центр торговли необработанной шерстью и готовым сукном. Но Йорк был также второй столицей Англии, здесь находилась кафедра архиепископа и королевская администрация северных областей страны; Йорк, как считали горожане, ни в чем не уступал Лондону, а во многом даже превосходил. Его мощные крепостные стены, великолепный кафедральный собор и сорок церквей были свидетельством неувядаемого величия. В то время как король украшал Лондон, его представитель в Йорке лорд-председатель Севера возводил свою резиденцию в благородном европейском стиле. Соперником ему стал особняк частного лица сэра Артура Инграма, построенный наподобие итальянского палаццо с садом, который стал настоящим чудом города. Йоркцы гордились своей кухней, считая ее не хуже лондонской; северяне отличались хорошим аппетитом, «дежурное блюдо в Йорке оценили бы в Лондоне как праздничное».

Производство шерстяных тканей было в основном надомным. Женщины и дети прочесывали шерсть, пряли и вязали. В Восточной Англии большие окна крестьянских домов пропускали достаточно света, чтобы можно было работать на ткацких станках, которые давали семье средства к существованию. Имелись и более крупные предприятия, прежде всего в Уилтшире и в той же Восточной Англии. В Колчестере один голландский поселенец нанял в рабочие пять сотен мужчин и женщин и через некоторое время возбудил к себе такую ненависть среди частных предпринимателей-ткачей, что они сожгли его ткацкую мастерскую.

Фабрика не была единственным врагом английского ткача. Купцы поняли, что их доходы только вырастут, если продавать необработанную шерсть за границу, вместо того чтобы торговать готовой продукцией. Моды в стране тоже были изменчивы – сапоги не требовали ношения длинных шерстяных рейтуз, а льняные головные уборы были более удобными, чем шерстяные. Ткачи, вязальщики и прядильщики повсюду, но особенно в Эссексе, страдали от вынужденной безработицы, которая влекла за собой нищету и голод.

Большое значение в жизни подданных короля, кроме моря и производства шерсти, имела добыча полезных ископаемых. В Дареме началась разработка значительных месторождений угля; его также добывали в шахтах в Ланкашире, Дербишире, Южном Уэльсе и в южных областях Шотландии. Открытые разработки угля велись в центральных областях Англии. Некоторые шахты на севере достигали большой глубины; так, одна из них была глубиной в 300 футов и считалась самой глубокой в Европе. В шотландском Калроссе в Файфе штольни уходили далеко под дно моря. Уголь был главным предметом экспорта Шотландии. В Англии уголь быстро вытеснял дерево в качестве основного топлива, и только малая часть добычи угля шла на экспорт. Лондон снабжали углем из Ньюкасла; его доставляли морем, а затем на баржах везли во внутренние области страны. Вначале его доставляли частью на судах из портов восточного побережья, частью – на лондонских судах. Но затем жители Ньюкасла создали свой угольный флот, который насчитывал свыше трех сотен судов. В условиях роста спроса на уголь Ньюкасл быстро разбогател. Лондонские лесоторговцы, по мере того как их дела все больше приходили в упадок, попытались помешать «баронам угля» поставлять новое топливо с севера, но король благоволил Ньюкаслу и рассматривал возможность даровать его торговцам монополию на перевозку этого важного ископаемого. Лондон, обогревавшийся теперь почти полностью углем, с завистью смотрел за растущими доходами угольного морского порта на севере.

В то время как споры между перевозчиками угля обострялись, те, кто добывал его, шахтеры, повсюду оставались презираемым меньшинством. Они жили в жалких лачугах поблизости от примитивно оборудованных мест добычи угля. В Шотландии не нашлось ни одного желающего трудиться в мрачных забоях, и потому был возрожден старый закон, согласно которому профессия шахтеров стала наследственной: из поколения в поколение они продолжали работать только в шахте, их держали, по существу, в рабстве, из которого не было никакого выхода. Женщины и дети помогали мужчинам в работе, и в некоторых местах целыми семьями работали под землей всю неделю, выходя на поверхность только по субботам для обязательного посещения церкви. Как в Англии, так и в Шотландии преступник в бегах или бездомный бродяга мог быть приговорен к этим презираемым и опасным работам. Шахтеры держались особняком от остальных людей, и им, что было в данном случае естественным, были присущи самые дикие суеверия. Они работали при свете сальных свечей во мраке, и никто лучше их не знал о тех ужасных последствиях, если вдруг демоны из ада выпустят на свободу огонь, скрытый в недрах земли.

Горняки, добывавшие руду, пользовались большим уважением, хотя они тоже были отдельной социальной группой. Зачастую, подобно горнякам Корнуолла, добывавшим олово, они жили по своим собственным законам. На свинцовых рудниках Мендипа в графстве Сомерсет работали мелкие фермеры, каждый мог предъявить свои права на участок, где он обнаружил руду. Холмы, где добывали свинец, были все изрыты выработками, что приводило к проседанию дорог и образованию ям, опасных для пасущегося скота.

Медная руда добывалась в Уэстморленде; медь, цинк и серебро – в западной части страны, куда были приглашены королевой Елизаветой горняки из Германии. Близ Бристоля существовало медеплавильное производство. Король и двор возлагали большие надежды на месторождения серебра в Южном Уэльсе, которые открыл неутомимый старатель Томас Башелл.

Железная руда была вторым по значимости минеральным ресурсом после угля. Производство чугуна сосредоточивалось в Сассексе, Стаффордшире, Дербишире и Уэстморленде. Высказывались сомнения, стоило ли разрабатывать залежи руд в древнем лесу Дин. Поскольку древесина все еще использовалась при выплавке чугуна, король опасался, что расширение добычи руды уничтожит большую часть леса. Леса Сассекса уже были вырублены, а в Вустершире они быстро исчезали, потому что древесину использовали при выпарке соли, производство которой концентрировалось вблизи соляных источников. Английский дуб использовался в первую очередь в судостроении. Нельзя было допустить дальнейшее бесконтрольное сведение лесов. Проводившиеся эксперименты по применению угля при плавке руды давали надежду решить эту назревшую проблему.