Мир короля Карла I. Накануне Великого мятежа: Англия погружается в смуту. 1637–1641
Шрифт:
Между жителями равнин и горцами сохранялся вооруженный нейтралитет, нарушаемый время от времени вторжением отрядов, угонявших скот. Горцы, которые знали, что вся земля принадлежала им, пока не пришли саксы, не считали грабежом свои действия. Ведь они возвращали себе то, что им принадлежало по праву. Такое же беззаконие царило и на английской границе. Покойный король Иаков, заняв английский трон, пытался замирить границы твердой рукой. И на время вооруженные дозоры, казни через повешение и депортация нарушителей границы, шотландцев и англичан, привели к иллюзорному спокойствию. Но традиция дерзких грабежей и беззаконных действий на границе укоренилась слишком глубоко, чтобы можно было покончить с ней за несколько лет. В условиях ослабления жесткого контроля над приграничными областями, что имело место в годы правления Карла I, положение на границе вернулось к своему прежнему состоянию. К 1635 г. значительные территории страны терроризировали вооруженные банды, которые жили грабежами,
В Шотландии кельтский север – это район нагорья, англосаксонский юг – области низменных равнин. Такого разделения не было в Ирландии, в которую вторглись чужеземные захватчики из Англии и навязали свою власть разгневанным кельтам. Первые поселенцы-норманны, хотя это и заняло не одно столетие, но все же были приняты ирландскими вождями. Возник даже аристократический англо-ирландский род Батлеров – графов Ормонд. Можно назвать семейство Фицджеральдов, Сент-Леджер и де Бургов.
Новые поселенцы прибывали в Ирландию сначала из Англии, а затем из Южной Шотландии. Они были расчетливыми, предприимчивыми и намерены развивать скрытый потенциал еще не развитой страны. Они были протестанты, и за ними стояло протестантское правительство. Неистовые ирландцы были так же чужды им, как американские индейцы для переселенцев из-за Атлантики. Против этих энергичных пришельцев объединились ирландцы и потомки норманнов – аристократы со своими подданными и кланами, патриархальное общество выступило против безродных выскочек.
Все же мир был восстановлен, и королевское правительство, которое представлял лорд-наместник Вентворт, лелеяло надежду увидеть Ирландию «защищенной и обустроенной, украшенной городами и зданиями, и с трудолюбивым и процветающим народом». Дублин, по крайней мере, похорошел, его замок преобразился, Феникс-парк стал местом прогулок, здесь разъезжали конные экипажи и гарцевали всадники. К открытию театра модный драматург Джеймс Ширли написал пьесу. Лорд-наместник сознательно отдал своего сына в Тринити-колледж (который основала еще королева Елизавета), чтобы и другие известные дублинцы последовали его примеру. Под патронажем правительства Кристофер Симс составил новую латинскую грамматику, специально предназначенную для преподавания в ирландских школах и отпечатанную в типографии Дублина.
Внешность зачастую была обманчивой. Ирландцы сохранили свою веру и независимость духа. Их кланы остались верными своим вождям, даже если они находились в далекой ссылке, таким как Ред О'Нил, или настроенным дружественно к английскому правительству, таким как Рандал Макдоннел, граф Антрим, или Мурроу О'Брайен, граф Инчикуин, которые были вождями соответственно самых больших кланов на севере и юге. Кочевые орды все еще продолжали существовать под защитой болот и холмов, совершая набеги на своих соседей и поселенцев. Но самая большая опасность исходила не от них, а от скрытой враждебности всего населения. Здесь, в Ирландии, никто и представить себе не мог, что одиннадцативековая борьба между саксами и кельтами разгорится новым и ужасным пожаром.
То же самое столкновение идей и интересов было воспроизведено в миниатюре на полпути между Ирландией и Англией на острове Мэн. Имея 12 миль в ширину и 33 мили в длину, остров принадлежал лорду Стрэйнджу, старшему сыну графа Дерби. Он видел, что активные и словоохотливые островитяне сохраняли верность своим древним традициям, несмотря на все его мирные попытки привести их систему землепользования в соответствие с той, которая существовала в его владениях в Англии, и реформировать местные законы. Незаконность местных обычаев совсем не волновала жителей Мэна. Во главе самого большого островного семейства стоял могущественный капитан Кристиан, поскольку у него было много сыновей. С местными жителями он состоял в патриархальных отношениях. Его оппозиция заставила лорда Стрэйнджа изменить свою политику; лорд назначил капитана судьей на острове, что означало – он правил островом от имени Стрэйнджа.
Кельтское население было меньшинством в королевстве, но не по значению. От него, по мнению многих, могла исходить неявная опасность. Это меньшинство бросало вызов современному миру, на что были не способны жители островов в проливе Ла-Манш и редкие группы иностранных беженцев. В данный момент островитяне Ла-Манша ревностно отстаивали свои древние привилегии, давая отпор посягательствам правительства, но они разделяли вместе с англичанами и жителями равнин Шотландии один и тот же взгляд на общество и мир, хотя и были небольшие различия в этих взглядах.
Существовало еще одно тайное и глубинное сообщество в королевстве – цыгане. Всем они были известны как бродяги и кочевники, отличавшиеся от обычных бродяг и воров своей сплоченностью и организованностью и говорившие на своем языке. В балладах их окружал ореол романтики, но на деле закон преследовал их, а на юге Шотландии быть цыганом значило постоянно находиться под угрозой осуждения и смертной казни.
Таковы
были люди, которыми правил король Карл и которым он хотел принести мир, справедливость, порядок и истинную веру. Власть короля была непререкаема. Идеал был постоянно перед ним, но интеллектуальная и эстетичная мода дня, склонявшаяся к аллегории, не давала рассмотреть практическую сложность поставленной задачи. Король жил в мире поэтических иллюзий и не мог не подпасть под их влияние. Для него и его придворных самые ординарные события быстро приобретали пасторальный и классический облик. Например, если графиня Англси давала вечерний бал для королевы, то сразу же поэты начинали прославлять ее как богиню Диану и приглашали звезды сойти со своего пути и явить себя миру.Или: молодой поэт, приветствуя новую гостью при дворе, восклицал: «Кто это так поздно прибыл из Пенсхерста, затмив собой яркий свет полуденного солнца, так что весь мир глядит на это с удивлением?! Конечно, это некий ангел, посланный нам свыше. О, это киприйская царица Любви в окружении граций». Но это была всего лишь леди Дороти Сидни в сопровождении обычной дуэньи.
Во многих школах, колледжах и частных домах разыгрывались небольшие сценки из идиллической жизни пастухов и пастушек в Аркадии, сопровождаемые чтением рифмованных стихов и песнопениями. Почти каждый год сам король участвовал в рождественских костюмированных балах. Самый дорогой бал, который когда-либо имел место и на который было потрачено свыше 20 тысяч фунтов, устроили в его честь юристы Судебных иннов. В маскарадной процессии, которая символизировала триумф мира, приняли участие около 200 юристов; они прошествовали по улицам Лондона при свете факелов в причудливых и роскошных нарядах, эскизы которых создал специально для них Иниго Джонс.
Аллегорические образы в поэзии и вычурные комплименты незаметно распространялись на обыденные вещи и входили в привычку. Иногда король рассматривал работу администрации и вопросы политики в таком ключе, будто мир и довольство уже давно воцарились в королевстве. На его рождественских пирах на фоне, изображающем небо, медленно спускалась на белом облаке золотая колесница, она несла мир, который выглядел подобно «Весне в одеянии из цветов», он был на котурнах из зеленой тафты, с оливковым венком на голове и пальмовой ветвью в руке.
Король Карл с самого детства воспитывался в глубоком понимании святости особы суверена и его ответственности. Его отец был автором трактата о государственном управлении «Базиликон Дорон», или, в переводе с древнегреческого, «Королевский дар». Краткое, но впечатляющее наставление об обязанностях короля первоначально предназначалось для его старшего сына принца Генри. Но принц скончался, и его любимый младший сын Карл вместе со всем наследством, доставшимся от брата, унаследовал и мудрость, заключенную в этом трактате. Когда он был еще ребенком, в его неокрепшем уме, должно быть, все же запечатлелась такая сентенция: «Добрый король должен сознавать, что он присягнул на верность своему народу, получил от Бога бремя правления, и он в ответе за это». Его отец в своем трактате постоянно подчеркивает, что отношения между королем и его народом должны быть подобны отношению отца к своим детям, что его власть, как и власть отцовская, основана на непреложном повелении Бога. Если отец не заботится о своих детях, это не освобождает его детей от исполнения пятой Божественной заповеди, но и в случае, если король не должным образом управляет своей страной, это не означает, что подданные могут отказать ему в лояльности. Король, подобно отцу, имеет свои обязанности и должен ответить перед Богом, если он их не исполняет. По сути, это было доктриной Божественного права королей, которую сформулировал покойный король Иаков, и его сын глубоко проникся ею. Существовали и другие сочинения старого короля, и их также изучил Карл. «Добрый король ограничит свои действия законом», – написал он в трактате «Истинный закон свободных монархов». «И все же он не связан ничем, как только своей доброй волей», – добавляет он. Фактически только король мог решить, придерживаться ему закона или нарушить его, принимать тот или иной закон или его отменить. Он написал трактат «Защита королевского права» в качестве ответа на появление некоторых дерзких теорий о правах народа и священников, направленных против королевской власти.
Ранним утром 27 марта 1625 г. Карл принял на себя бремя королевской власти, после того как Всемогущий Господь призвал к себе короля Иакова. Ему было всего 24 года. Во время коронации он пренебрег традицией. Он не захотел, чтобы торжественный обряд стал поводом для пошлой демонстрации верноподданнических чувств сограждан, и отменил традиционное шествие, столь популярное у лондонцев. Он также внимательно пересмотрел текст коронационной присяги, чтобы она отражала его политические взгляды. Карл был готов поклясться соблюдать свободы и законы страны, только если они не вступали в противоречие с его прерогативами. Он постарался, насколько это было возможно, избежать демонстрации внешних атрибутов королевской власти и надел белые одежды во время обряда посвящения. Библейский текст, выбранный для проповеди, – и это вызвало толки в то время – начинался такими словами: «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни».