Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы
Шрифт:
Треть парламентской делегации ФКП подала в отставку, но остальные поддержали новый курс. Союз леваков и циничных слуг Москвы оказался преобладающим во всех коммунистических партиях. При чистке 30-х гг. леваки уцелели как раз в компартиях либеральных стран.
Но даже их ожидал новый шок — агрессия СССР против Финляндии.
Финляндия оставалась последним прибалтийским государством, отнесенным к сфере влияния СССР, с которым не удалось заключить пакт «на условиях эстонцев». До советско-германского пакта СССР рассматривал Финляндию как опасный плацдарм, с которого может быть совершено нападение на Ленинград. Взятие Ленинграда — самый большой успех северного фланга стратегических «клещей», огромная опасность для СССР. В 1940 г. Сталин вернулся к этой теме. Противник может «прорваться к Ленинграду, занять его и образовать там, скажем, буржуазное правительство, белогвардейское, — это значит дать довольно серьезную базу для гражданской войны внутри страны против Советской власти» [716] . Учитывая, что Ленинград находился всего в 32 км. от границы с Финляндией, в случае высадки в этой стране сильного
716
Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. И. В. Сталин и финская кампания. (Стенограмма совещания при ЦК ВКП (б)). М., 1999. С.272.
717
Зимняя война. Кн. 1. Политическая история. М., 1999. С.57.
5 марта 1939 г. Литвинов предложил правительству Финляндии сдать в аренду на 30 лет острова Гогланд, Лавансаари, Сейскари, Тюторсаари для наблюдательных пунктов на подступах к Ленинграду. 8 марта финны отвергли это предложения, но переговоры продолжались.
Советско-германский пакт и европейская война изменили ситуацию. Советские требования стали тяжелее, а финляндское руководство осознало, что придется пойти на некоторые уступки. Из всех прибалтийских стран Финляндию оставили «на закуску». 5 октября Молотов пригласил финского посла и предложил делегации Финляндии прибыть в Москву для переговоров «по некоторым конкретным вопросам политического характера» [718] . По каким вопросам? — По некоторым. Финны ответили не сразу, и это вызвало раздражение в Москве. Советский посол В. Деревянский говорил министру иностранных дел Финляндии Э. Эркко: «Финляндия отнеслась к предложению иначе, не так, как Прибалтика, и это может пагубно сказаться на ходе событий» [719] .
718
Принимай нас, Суоми — красавица! «Освободительный» поход в Финляндию 1939–1940 гг. С-Пб., 2000. Ч.2. С.153.
719
Там же, С.154.
В СССР перед переговорами готовили разные варианты требований к Финляндии. Предполагалось отодвинуть границу от Ленинграда вдвое дальше, до линии Местерярви — Коневец, передать под контроль СССР ряд стратегически важных островов, в том числе Ханко, где планировалось создать базу. Это позволило бы полностью контролировать вход в Финский залив. «Программа максимум» отодвигала границу еще дальше, почти до Выборга, и предполагала передачу СССР района Петсамо, отрезая Финляндию от Северного ледовитого океана. В обмен СССР был готов предоставить малонаселенные районы Карелии. Эти изменения должны были, как и в случае со странами Прибалтики, стать результатом договора о взаимопомощи. В Выборгскую губернию вводились бы советские войска. Это значило, что финны теряли свою линию долгосрочных укреплений, и в любой момент Красная армия могла бы свободно войти в Хельсинки. Дилемма, которая стояла перед Чехословакией, теперь встала и перед финнами — сдаться в призрачной надежде на хрупкий мир, или защищать свои укрепления.
Для начала финское руководство во главе с премьер-министром А. Каяндером и главнокомандующим К. Маннергеймом (в его честь финская линия укреплений стала называться линией Маннергейма) решило тянуть время. На создание баз на своей территории Финляндия не соглашалась, но была готова откорректировать границу за соответствующую компенсацию в Карелии, и даже предоставить СССР острова Сейскари, Лавансаари и Тютярсаари, в крайнем случае еще Суурсаари. Понятно, что корректировка границы, допустимая для Финляндии, не должна была затронуть линию Маннергейма (финны были готовы демонтировать лишь ее передовую часть). В Москву отправились финские министры В. Таннер и Ю. Паасикиви. 12 октября начались переговоры. Сталин быстро понял, что торг с финнами возможен лишь на основе «программы минимум». Отодвинуть границу предполагалось по скромной линии Липпола — Койвисто, которая затрагивала лишь часть «линии Маннергейма» у Финского залива. В это время советская сторона требовала разоружения укреплений по обе стороны новой границы. Этот опасный пункт мог стать предметом торга, но до его подробного обсуждения дело не дошло.
Финская делегация не соглашалась на серьезные уступки и отказывалась даже заключать договор о взаимопомощи, ссылаясь на нейтралитет своей страны. Да и зачем нужен такой договор, когда существует советско-финляндский пакт о ненападении, а СССР заметно улучшил свои отношения с Германией. Сталин ответил: «с Германией у нас теперь хорошие отношения, но все в этом мире может измениться» [720] . Советский диктатор вовсе не питал иллюзий по поводу перспектив дружбы с немецким диктатором. СССР согласился снять требование договора о взаимопомощи, что, впрочем, не сделало финнов уступчивее: «Финляндия не может пойти на перенос границы в той мере, в какой предлагает Советский Союз, поскольку в результате этого положение и безопасность самой Финляндии могут быть поставлены под угрозу» [721] . 13 ноября, когда переговоры окончательно зашли в тупик, Паасикиви и Таннер заявили об отбытии назад в Финляндию. Время было выиграно. Казалось, что под зиму Советский Союз не решится вторгнуться в северную страну.
720
Цит.
по: Зимняя война. Ч.1. С.122.721
«Принимай нас…» С.157.
Уступки Сталина, его отход от первоначальных требований до условий, учитывающих безопасность Финляндии, причем в самый канун войны с финнами, ставит перед нами вопрос: какие цели преследовал Сталин в этом регионе? Приведем две крайние точки зрения. С. Беляев рассуждает: «Вернемся к тому, были ли целями войны советизация Финляндии или изменение северо-западных границ. Видимо, последнее, потому что если бы речь шла о советизации, то вряд ли бы Сталин остановился» [722] . Мы еще увидим, в каких условиях «остановился» Сталин.
722
«Граниты финские, граниты вековые…» Мирная дискуссия о финской войне. // «Родина», № 12. 1995. С.35.
Шла ли речь о советизации Финляндии? Проблема несколько сложнее. У Сталина были в запасе разные варианты создания коммунистических режимов. После появления концепции «Народного фронта» и поражения ее демократических вариантов в Испании и Франции, Сталин мог рассматривать вариант превращения Финляндии и других стран в сателлиты СССР, строй которых в итоге немногим отличается от советского, но все же обладает своей спецификой. Сталин мог планировать провести в ближайший год в Финляндии: а) советизацию и включение в СССР (как это случится в другими странами Прибалтики в 1940 г.), либо б) коренное социальное переустройство с сохранением формальных признаков независимости и политического плюрализма. Этот метод, применявшийся после Второй мировой войны в Восточной Европе, получит название «Народная демократия». По существу она станет продолжением авторитарной модификации «Народного фронта», родившейся в 1937 г. в Испании.
Противоположный С. Беляеву взгляд на цели Сталина в отношении Финляндии излагает М. Семиряга. Он считает, что для определения характера войны против Финляндии, «не обязательно анализировать переговоры осени 1939 г. Для этого нужно просто знать общую концепцию мирового коммунистического движения Коминтерна и сталинскую концепцию — великодержавные претензии на те регионы, которые раньше входили в состав Российской империи… А цели были — присоединить в целом всю Финляндию. И ни к чему разговоры о 35 километрах до Ленинграда, 25 километрах до Ленинграда…» [723] . Тут читатель на мгновение застывает в недоумении. Концепция Коминтерна, которую, конечно, нужно знать, существенно менялась со временем. Но все же, если бы Сталин держал в голове только интересы «мирового коммунистического движения», ему не следовало торговаться из-за километров границы. Все равно все потом достанется коммунистам. И войну вести не следует — агрессивная война подрывает авторитет коммунистического движения. Другое дело — великодержавные претензии. Тут, конечно, воевать можно, на интернациональное коммунистическое движение можно и «наплевать». Но торговаться из-за километров опять глупо — все достанется Российской империи. А Сталин — нате — торговался, теряя драгоценное время, оставшееся до зимы. Может быть, дело в том, что Сталин, подобно Гитлеру в Судетах, планировал сначала бескровно занять «линию Маннергейма»? Сначала да. А потом — уступил. Только кусочек хотел прихватить. И по поводу Койвистовского «угла», задевающего линию, был готов торговаться, лишь бы не сорвать переговоры.
723
Там же, С.36.
Да, Сталин верил, что рано или поздно коммунистическая система охватит весь мир. И был готов этому содействовать. Но прежде всего — укрепляя СССР. Укреплять СССР Сталин стремился, держа в уме опасность стратегических «клещей» (как мы увидим, «клещи» будоражили сознание и его противников). Границы Российской империи были важны для Сталина прежде всего по дипломатическим причинам. Это позволяло апеллировать к историческим правам. Когда позволят обстоятельства, после Второй мировой войны Сталин захватит пол-Европы, но оформит новые режимы не как советские. Кстати, Финляндия не станет даже «народной демократией» — «великодержавные интересы» для Сталина были все-таки вторичными в сравнении с интересами борьбы за мировое влияние. Да и «угрозы Ленинграду» в 1947 г. уже не было.
В 1939 г. Сталин действовал не по железному плану, а в зависимости от того, что позволяет получить соотношение сил в Европе. Ситуация позволила разместить базы в Прибалтике. Если бы страны Прибалтики отказались, их ждало бы вторжение. Но территориальных претензий к ним нет — от Эстонии до Ленинграда довольно далеко. А к Финляндии претензии есть, и причиной здесь может быть прежде всего проблема безопасности (иначе СССР требовал бы линию Маннергейма и прервал переговоры уже в октябре, как только финны отвергли бы максимальные уступки). Поскольку Финляндия на уступки не пошла, в дело вступил вариант «народной демократии» — более жесткий, чем в отношении уступчивых прибалтов, но более умеренный, чем советизация. Если бы Финляндия была захвачена, провел бы Куусинен советизацию? Да, но только после разгрома Великобритании и Франции. А осенью 1939 г. Сталин еще не знал, чем кончится война на Западе, и вопрос о судьбе Прибалтики был открыт. Также, как и вопрос о судьбе Финляндии даже в случае ее поражения в войне. Одного Сталин не мог допустить — чтобы финны, «послав» СССР, остались безнаказанными. Потому что сразу вслед за этим изменилось бы отношение к советской мощи в Прибалтике. А это было недопустимо в любом случае.
Сталин волей-неволей должен был пойти на блицкриг в канун зимы. А когда блицкриг не удался, продолжать войну до хоть какого-нибудь победного конца, вернувшись к значительно увеличенным требованиям «программы максимум» переговоров 1939 г. Как мы увидим, в 1940 г. Сталин очень кстати вспомнил о границах Российской империи XVIII в. Но именно в 1940 г., а не осенью 1939 г. История для Сталина была служанкой политики. «Великодержавные претензии» были шире границ Российской империи.