Мир от Гарпа
Шрифт:
— Подвинься! — приказал он.
Ее прижало к правой дверце, и она знала, что, даже если бы ей удалось выскочить, он легко бы ее догнал. Она босиком, а у него не ступни, а задубевшие подошвы.
Он долго возился с джинсами, держа скатанный презерватив в зубах. Наконец он их стянул, куда-то бросил и стал напяливать презерватив с таким остервенением, словно пенис у него был таким же бесчувственным, как кожаный хвост черепахи. Хоуп стала расстегивать платье, еле удерживая слезы. Тогда он сам потянул платье через голову, но оно никак не снималось — мешали руки. И он с силой задрал ее руки над головой.
Он был очень длинный и не помещался в кабине.
— Нельзя! — заорал он и стал дергать ногами; она увидела кровь на одной лодыжке — он поранился о руль; наконец мозолистой пяткой он ударил по ручке левой дверцы и обеими ногами распахнул ее. Поверх его плеча ей видна была серая полоса шоссе; его длинные ноги высунулись наружу в сторону проезжей части. Но на шоссе в этот миг никого не было. У нее сильно заболела голова, вдавленная в правую дверцу. Извиваясь под ним, Хоуп попыталась отодвинуться; в ответ на это ее движение он издал какой-то нечленораздельный звук. Пенис, одетый в резину, скользнул по ее животу. Тело резко напряглось, и он изо всех сил укусил ее в плечо. Он кончил.
— Черт! — закричал он. — Уже все!
— Да нет, — обняла она его, стараясь утешить. — Постарайся еще раз.
Она знала: если он решит, что это все, он ее убьет.
— Только не спеши, — шепнула она ему в ухо, пахнущее пылью. Она послюнявила палец, чтобы увлажнить себя. Боже, подумала она, он ведь не сможет войти в меня, но, потрогав, обнаружила, что презерватив у него смазан специальным маслом.
— О! — воскликнул Орен. Он лежал на ней, подчиняясь ее командам, казалось, все это было для него внове. — О-о! — простонал он еще раз.
«Что же дальше?» — спросила себя Хоуп. Она замерла. Красным пятном мимо них пролетела легковушка, отчаянно сигналя; из салона донеслись негромкие крики одобрения. Ну конечно, нас приняли за любовную парочку, пристроившуюся на обочине, подумала она. Здесь, наверно, все так делают. И никто не остановится, разве что полиция. Она представила себе, как над плечом Рэта появляется загорелое лицо полицейского с квитанцией на штраф. «Только не на дороге, приятель», — говорит он. Тут бы она закричала: «Меня насилуют!» Но полицейский наверняка заговорщически подмигнул бы Орену Рэту и поскорее убрался.
Растерянный Рэт, казалось, пытался осторожно что-то нащупать в ней. Интересно, подумала Хоуп, сколько времени ему надо, чтобы кончить второй раз? Он ей представлялся не человеком, а козлом, а бульканье, которое он издавал горлом прямо ей в ухо, было, мнилось ей, последним, что она слышит в жизни.
Глаза ее блуждали по кабине. До ключей в зажигании ей не дотянуться, да и что можно сделать связкой ключей? Спине было больно, и она попыталась упереться рукой в приборную доску, чтобы сместить вес его тела, и это разозлило его.
— Не двигайся! — велел он, и она послушалась. — О-о, — протянул он с одобрением. — Очень хорошо. Я убью тебя быстро, ты даже не заметишь. Будешь делать так, и я убью тебя по-хорошему.
Ее рука нащупала металлическую кнопку, гладкую и круглую; не надо даже смотреть, что это такое. Хоуп нажала ее. Сработала пружина, и дверца «бардачка» легла ей на руку. «А-а!» — издала она протяжный звук, стремясь заглушить шуршание барахла, которое она перебирала в ящичке. Пальцы нащупали тряпку, моток проволоки, острые мелкие предметы, вроде шурупов и гвоздей, болт. Ничего подходящего. Руке было больно шарить в ящичке, и она опустила ее вниз. Когда с улюлюканьем и сигналами прошел мимо еще один грузовик,
не выказав намерения даже сбавить ход, она заплакала.— Я тебя убью, — простонал Рэт.
— Ты первый раз занимаешься сексом? — спросила Хоуп.
— Конечно, нет, — ответил он и опять вторгся в нее, думая, что его идиотские усилия доставляют ей удовольствие.
— Ты и в те разы убивал? — спросила Хоуп. Свесившаяся вниз рука что-то нащупала, какую-то ткань на полу кабины.
— Это были животные, — признался Рэт. — Но пришлось убить и их.
Хоуп затошнило, и пальцы ее вцепились в ткань на полу — кажется, это был пиджак.
— Свиньи? — спросила она.
— Свиньи! Тоже скажешь, — возмутился он. — Свиней не трахают!
«Может, есть и такие», — подумала Хоуп.
— Это были овцы, — сказал Рэт. — И один раз теленок.
Пока никакой надежды. Хоуп ощутила, как пенис уменьшился; помешал разговор. Она подавила вопль, который расколол бы ей голову, сорвись он с уст.
— Пощади меня, — взмолилась Хоуп.
— Молчи, — ответил он. — Двигайся, как раньше.
Она задвигалась, но, по-видимому, не совсем как надо.
— Не так! — закричал он. Пальцы его впились ей в спину. Она попробовала по-другому. — Теперь так, — сказал он. И сам задвигался целенаправленно, механически и тупо!
«Господи! — думала Хоуп, — Ники, Дорси!» И вдруг поняла, что у нее в руке — его джинсы. Пальцы ее, враз поумневшие, как пальцы слепца, нащупали молнию и двинулись дальше, нашли монетки в кармане, наткнулись на ремень.
— Так, так, так, — приговаривал Орен Рэт.
«Овцы, — думала Хоуп про себя, — и один теленок».
— Пожалуйста, сосредоточься! — вслух приказала она себе.
— Молчи! — рявкнул Орен Рэт.
Но ее рука уже нашла, что искала, — длинные, жесткие кожаные ножны. Вот маленькая кнопка, а вот наконец-то верхняя его часть, рукоять рыбацкого ножа, которым он поранил ее сына.
Рана у Ники была несерьезной. Никто не мог понять, откуда она взялась. Сам Ники еще не умел говорить. Ему нравилось рассматривать в зеркале тонкую, полумесяцем, ранку, которая уже затянулась.
— Нанесена чем-то очень острым, — сказал доктор полицейскому. Марго позвонила не только в полицию, но и врачу, увидев капельку крови на фартучке Ники. Полицейские обнаружили кровь и в спальне — одну каплю на белоснежном покрывале. Это поставило их в тупик, потому что признаков борьбы не было; Марго видела, как миссис Стэндиш выходила из дому: она выглядела вполне нормально. Кровь на постель упала с рассеченной губы Хоуп. Неуклюжий Орен Рэт нечаянно ударился головой о ее губы, но догадаться об этом никто, конечно, не мог. Марго подумала, что секс, наверное, был, но ничего не сказала. Дорси Стэндиш был в таком потрясении, что ни думать, ни говорить не мог. Полицейские же считали, что для секса не было времени.
— Скорее всего, бритва, — сказал врач, разглядывая ранку. — Или очень острый нож.
Инспектор полиции, полнокровный, плотный мужчина, которому оставался до пенсии год, обнаружил в спальне перерезанный шнур телефона.
Нож, решил он. Острый нож, и довольно тяжелый.
Звали его Арден Бензенхейвер; в прошлом он был шефом полиции в Толидо, где его методы раскрытия преступлений считались, мягко говоря, неортодоксальными.
— Рана резаная, — сказал он и движением руки продемонстрировал, как ее нанесли. — Такие ранения у нас редки, — пояснил он. — Рана резаная и нанесена, скорее всего, охотничьим или рыбацким ножом.