Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке
Шрифт:
Это было для нас настоящим испытанием: судя по тому, что мы видели, нам было бы совершенно невозможно самостоятельно вернуться к взлетно-посадочной полосе, отстоящей на 37 миль. Хотя я привез с собой маленькую радиостанцию, в этой гористой местности было невозможно получить или послать сообщение с расстояния в 150 миль, на котором находилась вертолетная база. В качестве предосторожности на случай какого-то несчастья или болезни, требующих немедленной эвакуации, я договорился, чтобы маленький самолет, совершавший регулярные рейсы неподалеку от нашего лагеря, немного отклонялся от курса и пролетал над нами каждые пять дней. Мы могли связаться с пилотом по радио и сообщить, что у нас все в порядке, а еще договорились, что в случае чрезвычайной ситуации выложим на оползень ярко-красный надувной матрас.
Весь второй день мы провели, обустраивая лагерь. Самым приятным открытием было то, что следов людей мы так и не обнаружили: если кочевники
На третий день я наконец был готов забраться на пик следом за моими новогвинейскими друзьями Гумини и Пайей, которые прокладывали тропу. Сначала мы поднялись на 500 футов от нашего оврага вдоль хребта, где росла трава, кустарник и низкие деревья, появившиеся, как я решил, на месте давнего оползня. Двигаясь вдоль хребта, мы вскоре вошли в лес; подниматься тут было легко. Наблюдать за птицами было очень интересно: стали видны и слышны представители горных видов, включая редких и мало изученных крапивниковых и медососов. Когда мы наконец добрались до вершины пика, она действительно оказалась очень крутой, какой и виделась с воздуха. Однако нам удалось вскарабкаться на нее, хватаясь за корни деревьев. На вершине я заметил белозобого пестрого голубя и двухцветного питоху, представителей двух горных видов, отсутствующих на равнине. Кряж был определенно достаточно высок, чтобы здесь могли жить несколько особей каждого вида. Однако некоторых горных птиц, распространенных в других районах Новой Гвинеи, я не обнаружил; возможно, площади этой горы было мало для существования заметной популяции. Я отослал Пайю обратно в лагерь, а мы с Гумини медленно двинулись по тропе, высматривая птиц.
Я испытывал облегчение и радость. Пока что все шло хорошо. Трудностей, которых я боялся, не возникло. Нам удалось найти в лесу посадочную площадку для вертолета, оборудовать удобный лагерь и проложить короткую тропу к вершине пика. Лучше всего было то, что мы не наткнулись на следы пребывания здесь кочевников. Остающихся 17 дней будет вполне достаточно, чтобы определить, какие виды горных птиц тут годятся, а какие — нет. Мы с Гумини в прекрасном настроении спустились по вновь проложенной тропе и вышли из леса На маленькую открытую полянку, которую я счел следами давнего оползня.
Неожиданно Гумини остановился, наклонился и стал Присматриваться к чему-то на земле. Когда я спросил, что такого интересного он нашел, он просто ответил:
— Посмотри. — Он показывал всего лишь на маленький стебель или росток с листьями футов двух в высоту.
— Это просто молодое деревце. Видишь, на этой полянке таких много. Что в этом особенного? — сказал я.
— Нет, это не просто молодое деревце, — ответил Гумини. — Это ветка, воткнутая в землю.
— Почему ты так думаешь? — возразил я. — Это же стебель, выросший из земли.
В ответ Гумини ухватил стебель и дернул. Стебель легко вышел из земли — не потребовалось никакого усилия, не пришлось вырывать корни. Когда Гумини поднял свою добычу в воздух, мы увидели, что корней ветка и не имеет, нижний конец был обломлен чисто. Я подумал, что рывок Гумини мог оборвать корни, но он взрыл землю вокруг дырки, оставшейся в земле, и показал мне, что оборванных корней там нет. Таким образом, это, похоже, была ветка, воткнутая в землю, как Гумини и утверждал. Как она туда попала?
Мы оба огляделись; вокруг росли молодые деревья высотой футов в 15.
— Должно быть, с одного из деревьев обломилась ветка, упала и воткнулась в землю, — предположил я.
— Если бы ветка обломилась и упала, — возразил Гумини, — мало вероятно, что она упала бы обломленным концом вниз, а листьями вверх. И это легкая ветка, недостаточно тяжелая для того, чтобы уйти в землю на несколько дюймов. Мне кажется, что кто-то отломил ее и воткнул в землю листьями вверх как знак.
Я ощутил одновременно озноб и жар, подумав о Робинзоне Крузо, неожиданно обнаружившем на берегу острова, который он считал необитаемым, отпечаток босой человеческой ноги. Мы с Гумини сели на землю и внимательно оглядели участок земли вокруг ветки. Мы просидели там около часа, обсуждая различные возможности. Если какой-то человек действительно оставил знак, то почему нет никаких других признаков человеческой деятельности — только одна эта обломленная ветка? Если ветку воткнул человек, то как давно он это сделал? Наверняка не сегодня — листья уже слегка завяли. Но и не очень давно — листья не пожелтели и не высохли. Действительно ли эта лужайка — заросший оползень, как я предположил? Может быть, это старый заброшенный огород? Я не мог поверить, что какой-то кочевник несколько дней назад пришел сюда от хижины, находящейся в 27 милях вниз по склону, отломил
и воткнул ветку и ушел, не оставив никаких других следов. Гумини продолжал настаивать, что обломившаяся ветка не могла упасть и воткнуться в землю вертикально, как ее воткнул бы человек.Мы вернулись в лагерь, до которого было недалеко, и рассказали о своей находке остальным новогвинейцам. Никто не заметил никаких признаков человеческого присутствия. Теперь, когда я добрался до этого райского уголка, о котором мечтал весь год, я совершенно не собирался через три дня после прибытия выкладывать красный матрас — просьбу о срочной эвакуации — только потому, что появилась непонятная ветка, воткнутая в землю. Этому наверняка имеется какое-то естественное объяснение, сказал я себе. Конструктивная паранойя может завести слишком далеко. Может быть, ветка действительно упала вертикально и с достаточной силой, чтобы воткнуться в землю; может быть, мы не заметили корней, когда вытаскивали росток из земли. Однако Гумини — опытный следопыт, один из лучших знатоков леса, каких я встречал на Новой Гвинее, вряд ли он мог неправильно прочесть знаки...
Все, что мы могли сделать, — это проявлять крайнюю осторожность, высматривать любые другие свидетельства присутствия людей и не делать ничего, что могло бы выдать нас, если поблизости бродят кочевники. Шумные полеты вертолета, доставившего нас сюда, могли насторожить туземцев на десятки миль в округе. Наверное, мы скоро узнаем, не привлекли ли мы чьего-то внимания. В качестве предосторожности мы решили не перекрикиваться друг с другом. Я постарался вести себя особенно тихо, когда спускался наблюдать за птицами ниже лагеря, где появление кочевников было наиболее вероятным. Чтобы нас не выдал дым от костра, видный издалека, мы решили разводить огонь для готовки только в темноте. Через некоторое время, обнаружив, что вокруг лагеря бродят крупные вараны, я попросил своих новогвинейских друзей изготовить луки и стрелы для защиты. Они согласились, но неохотно — возможно, потому, что из свежесрезанного дерева хорошие луки и стрелы получиться не могли, или потому, что такое оружие в руках всего четверых моих спутников мало что дало бы, если бы на нас напала группа разъяренных кочевников.
Дни проходили, и никаких загадочных торчащих из земли веток нам больше не встречалось; не появились и подозрительные следы людей. Наоборот, днем мы видели древесных кенгуру, не проявлявших никакого страха и не убегавших при виде нас. Древесные кенгуру — самые крупные местные млекопитающие и любимая добыча местных охотников, так что в обитаемых районах они быстро оказываются истреблены. Те, что выживают, быстро учатся проявлять активность только по ночам, они очень робки и сразу же обращаются в бегство при встрече с человеком. Нам также попадались непуганые казуары, самые крупные нелетающие птицы Новой Гвинеи, также привлекающие местных охотников; они редко встречаются и особенно осторожны в обжитых местностях. Крупные голуби и попугаи в окрестностях лагеря были непугаными. Все говорило о том, что живущие на этом кряже животные никогда не сталкивались с людьми.
К тому времени, как наш вертолет вернулся и забрал нас согласно расписанию через 19 дней после прибытия, тайна сломанной ветки так и оставалась нераскрытой. Кроме ветки, никаких других признаков присутствия людей не появилось. Размышляя об этом сегодня, я считаю маловероятным, чтобы кочевники с низменности прошли многие мили, вскарабкались на тысячи футов, разбили огород, вернулись через год или два, случайно воткнули ветку в землю за пару дней до нашего прибытия, так что мы увидели еще зеленые листья, и ушли, не оставив больше никаких следов. Хотя я не могу объяснить, как появилась ветка, я предполагаю, что на этот раз конструктивная паранойя Гумини была неоправданной.
Однако я, безусловно, понимаю, как у Гумини выработалось его отношение к происшедшему. Область, где он живет, только недавно попала под государственный контроль. До того там продолжались традиционные войны. Наш спутник Пайя, на десять лет старше Гумини, всю жизнь изготовлял каменные орудия. В сообществе, к которому принадлежали Гумини и Пайи, люди, не проявлявшие чрезвычайного внимания к признакам присутствия в лесу чужаков, долго не жили. Нет вреда в том, чтобы с подозрением относиться к веткам, появление которых не имеет естественного объяснения, потратить час на осмотр и обсуждение каждой, а потом проявлять бдительность в отношении других веток. До несчастного случая с каноэ я отмахнулся бы от реакции Гумини как от преувеличенной, так же как я счел преувеличенными опасения насчет сухого дерева, под которым собирался разбить лагерь. Однако теперь я провел на Новой Гвинее достаточно времени, чтобы понять отношение Гумини. Лучше тысячу раз обратить внимание на ветку, которая по естественным причинам упала неестественным образом, чем совершить смертельную ошибку и не обратить внимания на единственную ветку, воткнутую в землю неизвестными людьми. Конструктивная паранойя Гумини была совершенно уместной реакцией опытного и осторожного новогвинейца.