Мир приключений 1975 г.
Шрифт:
Так я шел по улице, мысленно перемежая приятное и неприятное, события давнопрошедшие и “прямо с печки”, и не подозревал, что вот сейчас, буквально через несколько шагов мне опять надавят на “любимую мозоль”, причем весом совершенно ничтожным по сравнению с кунгаровским и тем не менее гораздо более чувствительно.
Размышления размышлениями, но я своевременно увидел выходившую из магазина мне наперерез Лелю Саблину — потерпевшую по злосчастной краже. Реакция у меня хорошая, я мгновенно свернул круто влево, перешел улицу и на противоположном тротуаре прямо уткнулся в поджидавших свою Лелю Игоря и беби. Едва я поздоровался с папой Саблиным, беби дернула меня за полу плаща — слава богу,
— Дядя, а хде мой Усатик?
Одно дело, когда тебе на “мозоль” наступает начальство, и ты вынужден молчать, но в данном случае я просто не знал, что ответить.
Выручила подошедшая мама Саблина. В ее присутствии остальные члены семьи всегда умолкали. Даже беби подсознательно понимала, что Лелю все равно не переговорить.
Я хотел извиниться по поводу затянувшейся поимки вора, но пауза оказалась слишком короткой даже для моей реакции. Заговорила Леля:
— Здравствуйте, здравствуйте… Вот это встреча… Мы только на днях о вас вспоминали, правда, Игорек? Как ваши дела? Все ловите? Ну и работка, хуже чем у Игоря в лаборатории. Я в смысле вредности. А молоко вам не дают?
— Его заслужить надо. Юная гражданка требует своего Усатика, а… — Я беспомощно развел руками. — Одним словом: виноват.
— Да что вы, что вы, она и думать о нем забыла.
— Сиюминутный каприз, — вмешался солидно молчавший Игорь, — увидела вас и вспомнила своего тигра.
— По ассоциации?..
Мы смеемся, и прохожие начинают на нас оглядываться. Едва ли кому-нибудь из них приходит в голову, что эта веселая компания составлена таким замысловатым образом. Просто счастье, что вор взял в квартире всего ничего. Симпатичные эти Саблины, но и они вели бы себя иначе — пропади у них что-то ценное. И это тоже было бы естественным.
— А если всерьез, ребята, — продолжаю я, — то теперь вашего гостя быстро не найдешь. Так уж получилось, что мы его с самого начала за другого приняли.
— И черт с ним.
У Игоря на лице появилось знакомое по прежним встречам выражение: “Мне бы ваши заботы!”
— Конечно, черт с ним, — повторяю я за Игорем, — не ангел. В этом — все дело.
— Скажите, вам действительно важно его найти? Я ведь думала…
— По-моему, важно и нам, и вам, всем, — мягко возражаю я. — Другое дело, кто не нашел. Не нашли мы — милиция. Тут уж вы ни при чем.
— И мы тоже виноваты, — решительно заявляет Леля. — То есть я хочу сказать — Игорь виноват. Конечно. Это ты тогда твердил: “Дался тебе этот ворюга, скоро получу тринадцатую, и купишь себе тряпки”, как будто в тряпках дело. А теперь, наверное, поздно, но я все равно расскажу.
Смысл сбивчивого Лелиного рассказа сводится к следующему. У них в подъезде на первом этаже живет старый инвалид Егор Тимофеевич. Он-то и видел вора или, точнее, слышал. Старик этот — слепой. Не от старости, не от болезни: в войну он был водителем “Т-34”.
— Удивительный человек Егор Тимофеевич, — тараторила Леля. — Живет уже много лет один. Обходится совершенно без посторонней помощи, представляете? Говорят, у него что-то такое с семьей получилось. Еще тогда. То ли жена его после ранения бросила, то ли он сам не захотел инвалидом возвращаться. Одним словом — трагедия, но подробностей никто не знает. Так он очень общительный, любит, чтобы около него остановились, поговорили…
— И знаете, что удивительно, — вмешивается Игорь, — он часто первым здоровается, словно по шагам узнает. И до последнего времени на авторемонтном работал, в сложных механизмах вслепую копался.
Я пытаюсь наконец выяснить, при каких обстоятельствах Егор Тимофеевич слышал вора и откуда вообще уверенность,
что это был вор. Леля с удовольствием принимается за объяснения, но я вовремя догадываюсь обратиться к первоисточнику. Особенных дел у меня в горотделе нет, надо только позвонить Рату, сообщить полученную информацию о клиентах спекулянта.— Данные в цвет, — говорит Рат; голос у него довольный. — Ты куда сейчас?
Мне очень хотелось сообщить Рату о неожиданном свидетеле, но, во-первых, я пока знаю о нем лишь со слов Саблиных; во-вторых, свидетельство слепого уже само по себе — факт чрезвычайно сомнительный, и Рату, с его практической основательностью, ничего не стоит придушить мою затею в самом начале.
— Домой, если не возражаешь, — отвечаю я и присоединяюсь к Саблиным.
ПОХИТИТЕЛЬ ТИГРЕНКА
Дверь открывает мальчуган лет двенадцати. Детские голоса доносятся и из комнаты.
— Дядя Егор! К вам! — кричит мальчуган, а нам радостно сообщает: — Я думал, мама за мной пришла.
— Детей так любит, всегда возле него копошатся, — вполголоса поясняет Леля.
В прихожую вышел хозяин. Есть старики и… старики. Одни старятся медленно, неохотно, по волоску, по морщинке, уступая возрасту. Потом наступает критический момент, и природа мстит за упорное сопротивление разом и сокрушительно. Человек, еще вчера казавшийся молодцем, вдруг превращается в дряхлого старца. Другие становятся пожилыми сразу и бесповоротно, даже вроде бы преждевременно. Зато они не дряхлеют уже до самой смерти. Они из тех, кто умирает на ногах. К этим последним я отнес мысленно и пожилого человека, стоявшего сейчас перед нами. В седых волосах не было ни одного просвета, но они оставались живыми, и седые брови жили над темными впадинами глаз. Шрамы давних ожогов иссечены морщинами, но кожа не кажется дряблой, словно огнемет времени лишь придал ей рисунок, не изменяя самой материи.
— Егор Тимофеевич, вот гостя к вам привели… — начала Леля.
— Прошу. — Брови шевельнулись над неподвижными глазами, большая рука потянулась навстречу.
Приятная вещь — мужское рукопожатие, когда оно не дань условности с вежливым холодком или ничего на значащей кисельной теплотой. Я давно заметил: фронтовики особенно знают ему цену.
Саблины ушли к себе, а я представился хозяину. Он провел меня в комнату, безошибочно ориентируясь в пространстве. Точные движения, внешне абсолютно лишенные “поискового импульса”, характерного для слепых, но в их выверенной четкости угадывается тяжелый опыт, пришедший эмпирическим путем.
Ребята перестали галдеть, с любопытством глядят на меня. На раздвинутом иоле что-то невообразимое. Однако в хаотическом нагромождении металлических и пластмассовых деталей, пестрых клубков, расцвеченных всеми цветами радуги проводов, плоских и круглых батареек уже можно различить основы монтажа. Только чем все это должно стать в будущем, я не понял.
— Как по-вашему, что это такое? — словно угадав мои мысли, спрашивает хозяин.
Любопытство в ребячьих глазах сменяется напряженным ожиданием ответа. Я морщу лоб и отвечаю предельно серьезно:
— Скорее всего, концертный рояль в разобранном виде. — И уже под общий хохот заканчиваю: — Но, по-моему, здесь не хватает струн.
Егор Тимофеевич улыбается. Я догадываюсь об этом по излому бровей, по сбежавшимся к глазам морщинам.
— Это будет модель электромобиля, не верите? — сообщает мальчуган, открывавший дверь.
— Верю, — говорю я. — Но сам бы ни за что не догадался.
— Поступайте в наш кружок, — снова улыбается Егор Тимофеевич. — А теперь, ребята, по домам. — II, будто извиняясь, добавляет: — Все равно пора, сами знаете.