Мир приключений 1975 г.
Шрифт:
Сегодня нам достали матрацы, но и без них мы бы тоже заснули как убитые.
Утром состоялось опознание, им четко командовал Зонин, Сразу видно: чувствует себя в родной следовательской стихии.
Вдоль стены стояли трое мужчин одинакового возраста, роста. Все — смуглые, на всех — низко нахлобученные кепи. И все-таки этот чем-то явственно отличается от остальных. Наверно, выражением лица, те-то спокойны. А может быть, мне все это кажется, потому что я его знаю.
Входит Самедова, долго присматривается попеременно то к одному, то к другому. Иногда, словно за подсказкой, оглядывается на нас. Со стороны заметно: она не узнала грабителя, но
Наконец Самедова принимает компромиссное решение:
— Темно был, точно не знаю. Этот похожий. — Она указывает пальцем в задержанного и тут же, будто обжегшись, отдергивает руку, повторяет: — Темно был, точно не знаю.
Рат хмурится: уверенности такое опознание не прибавило. А тут еще полуопознанный выскакивает вперед, от вчерашней ненависти и следа нет, только страх:
— Вай, клянусь аллахом — не я. Знаю, что в магазине работает, больше ее не знаю. Вай, начальник, клянусь — не я!
Зонин успокаивает его, обращается к Самедовой:
— Значит, у вас нет уверенности, что именно этот человек вечером двадцать девятого декабря ограбил вас и причинил тяжкие телесные повреждения дружиннику?
— Вай, что говорит!
Внешние данные, наличие мотоцикла с коляской, ножа, невразумительность ответов насчет вечера двадцать девятого — сегодня на допросе Зонину он заявил, что долго “выпивал” с товарищами, а потом поехали куда-то в гости, — все это даст серьезные основания подозревать его не только в злостном хулиганстве, за что он, собственно, и задержан. Но, с другой стороны, его удивление как будто искренне. Во всяком случае, наигранным его поведение не назовешь.
Зонин вынужден повторить вопрос, и Самедова отрицательно трясет головой:
— Не знаем, не знаем.
— Объясните тогда, что вы имели в виду, когда назвали этого человека похожим на ограбившего вас?
— Похожий, да. Может, он был, может, другой. Не знаем, — и, довольная своим дипломатическим ответом, улыбается следователю так же, как вчера улыбалась Рату.
Зонин занялся протоколом опознания, а нас вызвал Шахинов: с утра пораньше приехал, даром что воскресенье. Рат все еще не может успокоиться, говорит на ходу:
— Вот проверим, с кем и где пил, и пил ли, и, главное, где мотоцикл в это время находился, посмотрим, что запоет. А ты думаешь, не он?
— Может быть, он. Может быть, нет.
— Ты как Самедова.
— При чем тут Самедова? С самого начала было ясно, что она того не запомнила. Хорошо еще, сейчас ничего определенного не сказала. Ей правда — как рыбке зонтик. А расхлебывать нам.
— Не вижу оснований для уныния, — сказал Шахинов. — Самедова никогда не указывала точных примет, следовательно, не может изменить отношение к задержанному. Мы его продолжаем подозревать?
— Да, — подтвердил Рат.
— Подозрения подозрениями, а сворачивать розыск из-за одного задержанного я не позволю. До тех пор пока его виновность не станет очевидной, розыск будет продолжаться по намеченному плану. Что у нас с мотоциклистами?
Поиск документальный опережает фактический. Мы уже знали: по учету ГАИ числится 207 машин искомого типа и добрые три четверти владельцев — молодежь. Но ведь это еще
не всё, точнее, не все. В город ежедневно приезжают на работу жители из близлежащих селений и, главным образом, из Баку. Только на стоянке химкомбината выстраиваются десятки мотоциклов, и многие из них учтены не у нас, а по месту жительства.Шахинова информирует Мурсалов, а Рат ерзает, ему не сидится. Еще бы, ведь если задержанный ночным патрулем тот, кого мы ищем, дальнейшая возня с “мотоциклистами” — пустая трата времени. И вот вместо того чтобы уделить подозреваемому максимум внимания, Шахинов занимается распределением обязанностей между оперативными группами, дотошно классифицирует “мотоциклистов”, обсуждает методы предстоящей проверки. В заключение Шахинов обязывает руководителей групп через час представить ему график проверки мотоциклистов на ближайшие два дня. Как будто со вчерашнего вечера ровным счетом ничего не изменилось.
— Может быть, мне в первую очередь заняться проверкой причастности задержанного? — не выдерживает Рат.
Шахинов и глазом не моргнул, словно и вопроса никакого не было. Начальство имеет то преимущество, а может, ту уязвимость, что окончательное решение остается за ним.
— Мартышкина работа, — ворчит Рат, составляя график.
Так я и думал: комбинат достанется мне. Без крайней необходимости Рат не покажется там до тех пор, пока ранивший Кямиля не будет найден. Он, конечно, мне этого не сказал. Он сказал:
— Объект тебе хорошо известен. Действуй!
Но действовать на комбинате мне придется только послезавтра: сегодня — воскресенье, а завтра первое — праздничный день. Вот это номер, только сию минуту я соображаю: ведь сегодня канун Нового года. “Заискались” до того, что потеряли представление о времени.
— С наступающим! — неожиданно для самого себя, говорю я.
— Милая работка, — варьирует Рат, продолжая корпеть над графиком. Оказывается, не варьирует, оказывается, это — ответ на мое поздравление. Об этом я догадываюсь по следующей тираде Рата: — А мой сосед удивляется, почему я получаю столько же, сколько он — врач с тридцатилетним стажем. “Квалификация у нас, говорит, разная”. И ведь видит, что дома почти не бываю, а понять не может, что с его квалификацией мне уже не зарплату, а компенсацию в виде вечного покоя получать придется.
Потом весь день до позднего вечера ушел у нас на установление алиби задержанного. Конечно, не в части злостного хулиганства: с этим все оказалось в полном соответствии с актом, составленным патрульными. К нападению же на Самедову и ранению Кямиля он не имел никакого отношения.
Зато вечером пришло и радостное известие из больницы: кризисное состояние миновало. Сообщение это пришло как нельзя вовремя, вроде бы мы получили моральное право на хорошее новогоднее настроение. “Ну, что, товарищи, уволимся на один год?” — пошутил Шахинов.
Потом — дорога в Баку длиною в год. Автомашину вел Шахинов, спокойно, сосредоточенно, без всякого намека на риск.
Шоссе сгорбилось, а когда побежало вниз, чудесным миражем возник город. Казалось, это его сияние отражается в небе россыпями звезд. С новым годом, родной, с новым счастьем!
Потом за дверью радостный возглас Марфутика — имен у него больше прожитых лет.
— Очень он соскучился, — сказали мне. — И я тоже…
Хлопнуло шампанское, и мы постарели еще на год. “А ты разве умрешь?” — как-то спросил меня сын. Приятно, когда хоть один человек на земле считает тебя бессмертным. Новогодняя ночь — короткая ночь.