Мир приключений 1988 г.

— Ч… чувствую. Ты что, акробат?

— Если ты не акробат, значит, и я не акробат, — последовал ответ.

— Тогда зачем встал на голову?

— Так положено.

— Почему? — недоумевал Карен, тщетно пытаясь скинуть с себя говорившего.

— Ты смотришь вниз и перед собой. А я — вверх. Там интереснее. И больше видно.

— Что-то я не пойму.

— А тебе и «е положено. Говори, чего надо. Зачем вызывал?

— Разве я вызывал?

— Конечно. Даже по всем правилам.

— Слезай с головы, — потребовал Карен.

— Не положено, — отрезал двойник.

— Я маму сейчас позову.

— Ничего не выйдет. Она меня не увидит.

— Это почему?

— А я невидимый.

— И я тебя не могу увидеть?

— Так не видел же до сих пор.

— Ты что, всегда у меня на голове сидишь?

— Всегда.

— Ну, это ты брось! Не верю…

Двойник не ответил, и Карен задумался.

— А если я тебя очень попрошу, ты мне покажешься?

Вместо ответа он ощутил мягкий толчок в ладони, словно кто-то отталкивался от них, и прямо перед ним возник мальчик, сидящий по-турецки с оттопыренными локтями и ладонями, повернутыми вверх. Мальчик сидел на том. же уровне, что и Карен, только под ним ничего не было. Иными словами, он висел в воздухе. У него были большущие голубые глаза и кудлатая, как у тибетского терьера, голова. Он ничем не отличался от привычного зеркального отражения Карена, и Карен тотчас признал в нем себя.

— А мы и впрямь на одно лицо, — удивился он. — На чем же ты сидишь?

— Ни на чем.

— Как же тебе удается?

— Да мне все равно, где сидеть, я же почти ничего не вешу.

— А почему?

— Все равно не поймешь, мал еще.

— Тогда и ты мал, ты же мой двойник, — вполне резонно заметил Карен, складывая руки на коленях и не без удовольствия отметив, что двойник проделал то же самое. — Так что не очень-то задавайся.

— Мы — ровесники, ты прав. Но между нами большая разница. Ты видим, я нет. Ты тяжелый, я легкий. Ты видишь только то, что видишь, а я — много больше…

— Стоп-стоп-стоп! Что же ты такое видишь, чего я не вижу? А ну, выкладывай.

— Ну… например, я вижу прошлое и будущее.

— Ух ты! И даже можешь погулять в прошлом, если захочешь?

— Могу.

— Я тоже хочу! — загорелся Карен.

— Тебе нельзя. Не положено, — ответил двойник, продолжая как ни в чем не бывало висеть в воздухе.

— Ишь какой. Подумаешь! Ему положено, а мне не положено. Ты же мой двойник. Если бы меня не было, не было бы и тебя, верно? Значит, главный из нас я. И ты должен мне подчиняться.

— Да не могу я, — взмолился двойник и снова повторил: — Не положено.

— А показываться мне и разговаривать со мной положено? — поймал его Карен.

— Нет, — вынужденно признался двойник.

— Вот видишь! Ты все равно уже нарушил свои правила, значит, нам теперь все можно.

Двойник засомневался. Покачавшись в воздухе, он безнадежно махнул рукой и, не заботясь больше о необходимости копировать движения Карена, уселся рядом с ним на постели.

— Не понимаю, почему я вдруг стал таким сговорчивым? — сказал он и грустно вздохнул. — Ну, так что тебе от меня надо?

— То-то же, — обрадовался Карен. — Хочу в прошлое!

И почти сразу увидел округлые сопки, покрытые желтыми тюльпанами, и синее-пресинее море, будто небо, расстеленное на земле. Карен ощутил себя идущим вдоль причала, мимо лениво покачивающихся баркасов. С баркасов только что сгрузили привезенный улов, и мужчины за длинными, прямо у причала установленными столами тут же разделывали рыбу. На них широкие клеенчатые передники, а в руках поблескивали ножи, которыми они ловко орудовали. За работой следил высокий широкогрудый человек. Одновременно он вел беседу с группой людей, увешанных киноаппаратурой.

Внимание Карена привлекла девочка с длинными тугими косичками, вертевшаяся у одного из столов. Она с любопытством смотрела, как рыбак погрузил во вспоротое брюхо большой акулы руку, вытащил пригоршню живых акулят с желтыми круглыми мешочками у рта.

— Дайте мне одного! Дайте! — потребовала девочка с косичками, зная наперед, что собирается сделать рыбак.

Он подставил ей ладонь — она выбрала акуленка, и они вместе подошли к краю причала. Размахнувшись, рыбак выбросил акулят в воду.

— Пускай живут, — сказал он, возвращаясь на место. — Вырастут и станут такими же, как эта. — Рыбак снова принялся за работу.

Девочка выпустила своего акуленка и подбежала к высокому мужчине:

— Папа, почему у акулы в животе не икра, как у других, а акулята?

— Потому что она живородящая.

— А почему акулят кидают в море?

— Чтобы море не оскудело и равновесие не нарушилось.

Карен подошел совсем близко к девочке и ее отцу, с интересом прислушиваясь к их разговору. Но они даже не обратили на него внимания.

Тут причалил еще один баркас, и с него сбросили что-то большое и странное. Это что-то, тяжело шлепнувшись на серые доски причала, распласталось широким ковром, поблескивая в лучах солнца.

Девочка с косичками первая заметила диковинного морского гостя и с разбегу прыгнула на лакированный упругий «ковер». Рыбаки дружно ахнули и, побросав свою работу, бросились к ней. Девочка вскрикнула, взмахнула руками, поскользнулась и упала на спину морского гостя. Один из рыбаков подхватил ее на руки. Ее босая нога была вся в крови. Подоспевший отец от души влепил дочери затрещину.

— Не будешь совать нос куда не следует, — пробурчал он, — да еще перед посторонними. Чтобы я тебя тут больше не видел. Крутишься у всех под ногами, мешаешь людям работать. — И, обратившись к рыбаку, продолжавшему держать девочку на руках, сказал: — Отнеси ее домой, пусть мать рану промоет, перевяжет. Мне сейчас отлучаться нельзя.

Девочка не плакала. Она только хмурилась, кусала губы и старалась не смотреть в сторону отца, пока ее не унесли к особняком стоящей хижине.

— Ишь какая, с характером… Зачем ты мне ее показал? — обратился Карен к двойнику.

— А ты не догадываешься? Это же твоя мать.

Карен открыл глаза — темно, только слабо белеет потолок. Нащупал выключатель… зажмурился. Глаза привыкли к свету — в комнате никого. Снова лег, зевнул. Подумал, засыпая: «Какой странный сон. Вот бы досмотреть его».

Утром за завтраком, поворчав на омлет, который он почему-то разлюбил, Карен сказал:

— Мам, а я тебя во сне видел.

Мать отставила с электроплиты не успевший закипеть кофе и присела к столу.

— Ну? Расскажи.