Мир приключений 1988 г.
Шрифт:
— Это тайна, — отозвался двойник. — Да и тебе все равно не понять.
— Потому что мал еще? Уже слышали, — съязвил Карен.
— Не потому. Возраст тут ни при чем. Иные живут всю жизнь, так ни разу и не задумавшись, не попытавшись понять, что такое жизнь и как она устроена. А вот ты, например, с раннего детства был наблюдательным. Я помню, как ты гулял по горам, по лесу, тебя привлекала каждая травинка, каждая букашка. Тебе никогда не скучно в лесу. Будет очень здорово, если ты сумеешь этот интерес сохранить на всю жизнь. Тебе тогда многое откроется.
— А ты, конечно, знаешь все?
— Нет,
— Ну, коли так, будь добреньким, помоги с твоей помощью еще одну вещь понять.
— Летающие тарелки?
— Ах, ты еще и мысли читаешь!
— Чудак. Я ведь неотделим от тебя. Мы как бы одно целое.
— Это хорошо, — решил Карен. — Понимаешь, мы часто спорим с ребятами про летающие тарелки. Одни верят в них, другие — не верят.
— А сам-то ты во что веришь?
— Я не знаю. Вот если бы увидеть своими глазами…
— А покататься на ней не хочешь? — с серьезным видом спросил вдруг двойник. — Могу устроить.
— Шутишь! — глаза Карена так и вспыхнули.
— Ни чуточки. Завтра ночью. Жди…
— Ур-ра-а-а! — закричал Карен, забыв, что все спят.
В комнату вошла взволнованная мама в длинной ночной сорочке. Увидела сидящего на постели сына.
— Карь, ты что? — спросила она сонным голосом. — Ты зачем кричал? Плохой сон увидел?
Карен пробормотал что-то невнятное и завалился на подушку.
— Господи, теперь во сне говорить начал, — сокрушалась мать. — Что-то с ребенком неладное. Может, прав был экстрасенс? Может, зря я его не послушалась…
Она коснулась губами лба сына, пощупала ворот пижамы — не влажный ли. Успокоившись, укрыла одеялом до самых ушей и на цыпочках вышла из детской. Карен крепко спал.
На следующий день в школе он сам затеял разговор о летающих тарелках:
— Кто о них что знает — пусть выкладывает.
— Я слышал, они превращают в пыль самолеты, — заявил Гагик.
— А я, что база их на Луне, — подхватил другой.
— Не на Луне, а в Бермудском треугольнике. Они ныряют на дно океана и оттуда же вылетают. И еще, они летают с любой скоростью, поворачивают под любым углом, зависают в воздухе — и все это абсолютно бесшумно.
— А управляют ими зеленые человечки.
— Гуманоиды! Карлики и великаны. Хватают людей, затаскивают в свою тарелку и делают над ними всякие страшные опыты, а потом выбрасывают. И эти люди ничего не помнят — у них отнимают память.
— Бывало, люди не возвращались вовсе.
— Может, гуманоиды их забирают на свою планету?
— А может, убивают?
— Убивают! — убежденно констатировал Гагик. — У-у, гады!
— Да не верьте вы всяким россказням, — сказал отличник Степа. — Сказки все это. Мой папа ни разу их не видел.
— Его счастье, — заметил Гагик. — А то бы они его… — Сделав зверское лицо и скрючив когтями пальцы, он продемонстрировал, как бы гуманоиды задушили Степиного папу.
— В общем, так, — торжественно и звонко перекрыл голоса Карен и сделал паузу, чтобы привлечь всеобщее внимание: — Кто хочет увидеть летающую тарелку, пусть не ложится сегодня до полуночи
спать.— А ты-то откуда знаешь? — спросил кудрявый, как пуделек, Араик. — Тебе что, по рации про их маршрут сообщают?
— Да вроде того, — самодовольно заявил Карен, наслаждаясь произведенным впечатлением. — Сегодня… ночью… — он отчеканивал каждое слово, — за мной… ПРИЛЕТЯТ.
— За то-обо-ой?
— Прилетят?
— Сегодня? Ночью?
— А что тут такого? — небрежно усмехнулся Карен, закладывая руки в карманы.
— Треп! — снова скептически отмахнулся Степа. — Нет никаких тарелок.
— Уж больно много ты на себя берешь, — вступился кудрявый Араик.
— Вот именно, — поддержал и Гагик. — Ты же носа от учебника не отрываешь. Зубрила. Где тебе знать, что в небе делается.
— Я-то, может, и не знаю. А вот мой папа — летчик-международник. Уж он бы мне рассказал, если бы что увидел.
Отношение ребят к Степе сразу изменилось. Летчик-международник — это, пожалуй, авторитет.
— Выходит, и правда натрепался Карен, — сказал легковерный Араик, переметнувшись на сторону отличника.
— Ма-альчи-ики-и! Зво-оно-ок! — прокатилось по коридору цыганское контральто медноволосой Майи Богдасаровны. — А ну-ка, в класс.
Стоило Карену усесться за парту, как он услышал знакомый, в сущности свой собственный, голос: «Имей в виду, я откидываю косточку влево».
— За что-о? — взвился над партой Карен.
— Манукян! Прекрати, — сердито одернула его математич-ка — женщина./пережившая войну, разговаривающая с учениками зычным мужским голосом, будто перед нею не четве-роклашки, а рота новобранцев. Но голос ее и мнимая строгость пугали детей лишь при первом знакомстве. На самом деле она была добрая и незлобивая. — Что ты скачешь, как фашист по русскому снегу, а? Или тебе там фугаску подложили?
Класс дружно грохнул, и все посмотрели на Карена. А староста, подслушавшая мальчишеский разговор, ядовито заявила:
— Анна Петровна, он к взлету готовится.
Дети расхохотались еще громче.
«Все ты, — мысленно сказал Карен, и лицо его стало сердитым. — Что молчишь? Говори, за что косточку влепил?!»
«За хвастовство. Зачем ты перед ребятами выпендривался?»
«Да я ж…» — Карен запнулся: а ведь действительно, выпендривался.
«В общем, так… — беззвучно говорил двойник, — даже если ты меня никогда больше не увидишь, знай, я всегда с тобой. И неусыпно перебираю косточки: вправо — влево…»
«Как так не увижу?! А тарелка?» — Карен аж подпрыгнул за партой.
«Да тише ты, будет тарелка. Прощай…»
«Погоди! Куда же ты? Так нечестно… Я…»
— Манукян! Ну что за безобразие! А ну-ка иди к доске…
…Вечер был субботний. Карен сыграл с отцом партию в шахматы. «Сыграл партию» — конечно, громко сказано. Отец когда-то неплохо играл, а Карен только освоил ходы фигур. Потом брат помог ему склеить модель самолета. Всей семьей посмотрели программу «Время». Карена больше всего привлекали стычки повстанцев с полицией, перестрелки, подножки, драки. Смотрел, как художественный фильм, не задумываясь, что все это происходит на самом деле, что перед его глазами и глазами всего мира по-настоящему гибнут люди… После спортивных новостей он наигранно зевнул: