Мир Приключений 1990 г.

— Мы, надеюсь, еще поговорим с вами о Сатоне, о вашем институте…

— Поговорим. — Наверное среди убиенных экологов были люди молодые и сильные, но Олле почему-то представился сопящий анатом рядом с беспомощным в своей бесплотной старости жрецом. — Скажите, профессор, вас много уцелело?

— Я один… Те, кто случайно не был на открытии сессии, потом просто исчезали без следа. Дин привел меня сюда… Язычников всегда гнали… Сейчас, прошу вас, надо закончить обряд, пойдемте.

Тоннель, в котором были сняты рельсы и чувствовалась под ногами плохо утрамбованная щебенка, вывел их в обширное, теряющееся вдали помещение.

— Музей тотемов! — громко сказал жрец-хранитель. — Первый знак доверия. Смотрите, Олле, что утратила Земля по вине человека, и скорбите вместе с нами.

Белый свет залил зал с квадратными колоннами и остатками фундаментов снятых станков. Наверное, здесь когда-то были ремонтные мастерские… Олле замер: стены и колонны были увешаны цветными изображениями животных в тяжелых рамах.

Язычник по своей сути, Олле знал все это, но снова душа его наполнилась печалью. Прекрасное прошлое Земли, необратимо утраченное, смотрело на него прозрачными глазами зверей; их благородные лица, как чудилось ему, несли печать обреченности. Обреченности и вопроса. Почему для маленькой газели Томсона не нашлось места на Земле? Чем провинились перед человечеством синий кит? сурок? стеллерова корова? тигровый питон? носорог? ламантин? тасманийский дьявол? единорог? кондор? маленький лис корсак? утконос? сумчатый волк, бухарский олень? выхухоль? венценосный голубь? гепард? дрофа и сотни других, исчезнувших как вид с лица Земли? Невозвратно исчезнувших! Эти мысли одолевали Олле, пока они шли по залу. А прошли они только раздел млекопитающих. Рыбы, рептилии, птицы, растения — это было впереди. Скорбная галерея казалась бесконечной, и не было счета потерям.

— Выбирайте стезю, брат наш язычник. У нас каждому найдется дело по душе — и смиренному чистильщику, и стратегу-экологу.

— Я преисполнен скорби…

— Вы сделали выбор?

— Моя ненависть ищет выхода, отравителям нет оправдания. Воин Армии Авроры — вот мой путь. Я обрету покой, когда оживет река.

Самым сложным было найти сухой и, желательно, разветвленный ход со многими выходами на поверхность вне жилых районов либо в районах, покинутых людьми. Самодельные, изготовленные в подземных мастерских ракеты язычников, отличаясь высокой точностью, имели дальность действия всего три километра. В городских условиях этого было вполне достаточно. Обычно в сумерках воины Авроры, возникая на поверхности в подходящих развалинах, быстро монтировали примитивные пусковые установки и тут же исчезали. Пуск ракеты осуществлялся сигналом по радио, и ответный удар, если бывал, приходился по пустому месту. Атака с десятка точек позволяла вывести из строя безлюдное химическое предприятие-автомат средней величины на месяц-два, и, если работа потом возобновлялась, язычники проводили новую атаку.

Очень удобны были заброшенные подвалы: в них можно было работать и днем, размещая сразу несколько пусковых установок. Ракетный залп из развалин бывал порой весьма эффективным.

Карты подземных коммуникаций если когда-либо существовали, то давно были утеряны, и штаб Армии Авроры организовал специальные группы, которые непрерывно вели разведку коммуникаций всех видов — для обеспечения текущих военных действий и на будущее, когда придется создавать новое безотходное, экологически чистое производство.

Центральный штаб с его электронным оборудованием размещался в широком тоннеле, а немногочисленный постоянный персонал так и жил здесь, в боковых ответвлениях, разделенных на клетушки — у каждого своя. Потолков не было за ненадобностью, пластиковые перегородки создавали лишь иллюзию уединения, но Олле быстро привык и успевал высыпаться на своей надувашке за немногие часы свободного времени. Он проходил что-то вроде стажировки при штабе, постигая тактику партизанской войны в Джанатии.

Олле не спешил восстанавливать связь с Нури, хотя имел возможность подать о себе весть. Он знал, чем это кончится: Сатон немедленно отзовет его. Одно дело разведка, другое — прямое участие в боевых операциях. Олле захотел остаться в нарушителях запрета, он любил поступать по-своему, если это не мешало жить другим: запреты себе он устанавливал сам. И еще Олле по утрам вспоминал о допросе у Джольфа, когда затрагивал бритвой косой шрам на подбородке, всегда помнил расстрел пони и ощущение мокрой от крови шерсти Грома на ладонях. И как там Джольф говорил: “Ликвидация шайки мысляков-экологов”? Нет, из Джанатии он не уедет. Долги надо отдавать.

Насколько Олле разобрался в структуре, командующего у Армии Авроры не было. Было командование. Местные операции готовили региональные штабы, поручая их выполнение выборным командирам групп. Крупные готовил центральный штаб.

Уже через неделю после посвящения Дин, руководитель разведки Армии Авроры, привлек Олле к разработке операции, над которой штаб работал давно и без особого успеха. Объектом диверсии должен был стать комбинат полиметаллов. Этот комбинат, расположенный обособленно, в стороне от крупных городов, полностью погубил растительность в радиусе ста километров вокруг себя и сделал эту громадную территорию абсолютно непригодной для жизни. Ремонтники и наладчики доставлялись на комбинат вертолетами раз в неделю на четыре часа. Воины Армии Авроры много раз пытались взорвать это гнездо отравы, но картель не жалел сил и средств для его защиты. Ночью многочисленные детекторы инфракрасного излучения регистрировали любую попытку приблизиться к комбинату, и тогда автоматически срабатывали пулеметы. Днем территорию комбината патрулировали анатомы из синдиката и смешанные пары — центурион и андроид. Неудачей закончилась попытка взорвать комбинат с воздуха: управляемый по радио вертолет, заполненный взрывчаткой, был сбит лучеметами, не достигнув и стен ограждения. Рабочих обыскивали перед посадкой в вертолеты, и доставить взрывчатку частями было невозможно. Разведка подземных коммуникаций ничего путного не дала. Через забитые ядовитой слизью стоки пройти было невозможно, технологические тоннели были заминированы на всем своем протяжении, и от привычной тактики ракетного обстрела с близкого расстояния пришлось отказаться. А смертоносный комбинат днем и ночью продолжал выбрасывать из своих труб сернистый газ, фтористый водород, двуокись азота и двуокись серы, повергая своей несокрушимостью в отчаяние центральный штаб Армии Авроры.

Олле предложил необычный план: провести нападение тремя бронированными машинами-автоматами. Этому должна была способствовать отличная дорога, сперва петляющая между дюнами и свалками, а на последнем километре идущая прямиком к воротам комбината. Если точно знать план дороги и ее профиль, а в штабе эти данные есть, то можно задать автомату маршрут и скоростной режим. На скорости триста километров в час прямой участок машина преодолеет за двенадцать секунд. За это время охрана не сумеет ничего понять, а боевые лазеры, если и сработают, не успеют прожечь зеркальную броню машин.

Все свершилось, как было задумано. Набитый взрывчаткой лимузин вывернулся из-за поворота на прямую и, взревев ракетными ускорителями, ринулся вперед. Только на последней сотне метров он был накрыт лучами боевых лазеров и сияющей вытянутой молнией ударил в металлические ворота ограды. Взрыв словно испарил ворота: решетчатые вышки с лучеметами и здание охраны исчезли в адском пламени взрыва. В пролом ринулись одна за другой еще две машины. Первая сокрушила бетонную стену цеха, вторая взорвалась внутри, полностью разрушив вакуумные плавильные печи.

Этот взрыв печей и слышал Хогард утром того дня, когда Нури передал ему кассету с командой на перестройку программного комплекса кибера Ферро.

Через спутник связи и Хогарда Сатон сообщил, что с кибером можно начать работу. Но прошло еще несколько дней, пока Нури, позвонив из автомата, вызвал Нормана. Нури, серый от усталости и недосыпа, усадил его в кресло и включил запись. Из прибора послышался тонкий писк, и почти сразу все кончилось.

— Ну как? Вам понравилось, Норман?

— И это все?

— А вы что думали, Норман Бекет? Не говорить же мне с ним часами. Вся дневная информация за пять секунд.

Норман захохотал, облапил Нури, как клещами, и поднял его вместе со стулом.

— Вальд, наладчик! Если это так, то ты даже не знаешь, что ты сделал! — Норман поставил Нури перед собой и смущенно топтался на месте. — Давай сейчас послушаем, а? Ты, я знаю, устал, но я тебя прошу.

— Конечно.

Нури был тронут столь неожиданным и бурным проявлением чувств. Что-то забытое в этой сумасшедшей гонке, в этой ненормальной жизни без просветов почудилось ему. Вот так необузданно радовались жизни его пацаны-дошколята в Институте природы, так смеялся Олле, победив в беге своего пса. Норман теребил застежки шлема, глядя на него блестящими глазами.

Нури перемотал пленку, вставил ее в дешифратор.

— Третьего дня было совещание у Джона. Сугубо конфиденциальное. Перед этим они, полагаю, смотрели видеозапись парада лоудменов.

Нури нажал кнопку. Послышался недовольный старческий голос:

“Не то, Джон, все не то. Взгляните на их животы и лица, разве ради них святая церковь прилагает столько усилий? Почему нет молодежи, где интеллигенция? Те, кого вы ведете, — стадо”.

“Ваше преосвященство, — зазвучал командный бас, — обойдемся наличными силами. Что касается интеллигентской сволочи, то от них вся смута. Мои парни давят их и будут давить. Это они, мысляки, вечно недовольны существующим порядком, органически неспособны соблюдать закон о дозволенных пределах размышления, дурацкий, кстати, закон; кто его придумал, тому мозги вышибить надо. Я не вижу большой беды в том, что рабочих мало в рядах агнцев божьих. Их нет и в рядах лоудменов, чисты наши ряды”.