"Мир приключений-3". Компиляция. Книги 1-7
Шрифт:
— Жбанков изучил своих спутников и пришел к безотрадному выводу: мелкота. Побывал в соседнем отделении, — там еще безнадежнее. Группа рабочих каменщиков и несколько человек крестьян и крестьянок. Разочарование и досада наполнили все существо Жбанкова. Похоже: прокатиться до Песчанки впустую. На обратном пути ребята, рассованные теперь по разным вагонам, засмеют. Кончена карьера советского Шерлока Холмса!..
А текст телеграммы, заученный наизусть, так и лезет в голову, напрашивается на расшифровку. И ничем его оттуда не вышибить:
— Масло —
Порылся в карманах. Вспомнил — бумажка с текстом в старом платье осталась. От досады даже скрипнул зубами и еле из роли не вышел.
А время идет, а версты бегут.
Обстановка в вагоне самая мирная. Чичиков все время рассказывает глуповатые, но смешные анекдоты. Блондинка от души хохочет. Девочка-подросток примостилась около, тоже смеется. Подхихикивает и молодой человек в бархатной толстовке.
Незаметно перешли на страшные истории. Центр внимания перемещается к инженеру с улыбкой Вольтера. Этот рассказывает картинно, живо и интригующе. Девочка попеременно раскрывает от волнения то рот, то испуганные глаза.
— Лиля, ты смерила себе температуру? — крикнула круглая дама дочери.
— Нет, мама.
— Сейчас же поставь градусник. Скоро четыре часа. Сколько было утром?
— Тридцать семь и пять.
Жбанков насторожился.
— Что за чертовщина? Неужели с этой стороны? Да нет, быть не может. Просто, совпадение… А что если и вся телеграмма плод его фантазии… Жбанкову видно девочку. Она смотрит на него и краснеет, не знает, что делать с термометром. Жбанков отворачивается и бесцельно смотрит в окно.
Местность — однообразная. Песчаные холмы и редкие перелески. Похоже, будто поезд идет по кругу, в сотый раз пробегая одно и то же место.
А время идет, версты бегут.
Болтовня прекратилась. В отделении разлилась вязкая, томительная скука. Ждали станции, где можно запастись кипятком и пообедать. Блондинка, одев пенснэ, смотрела в окно. Инженер читал газету.
— У вас хорошее зрение? — обратилась к нему девушка. Сколько верст мы отъехали?
Инженер придвинулся ближе и, умышленно стараясь дышать ей в затылок, стал ждать верстовой будки.
— 324, — сказал он и вынул часы. Скоро будет большая станция. Можно пообедать. 325… Поезд идет ходко, ровно верста в минуту, Жбанков машинально, по привычке, вслушивался в разговор. Он тоже ждал этой станции, где встречаются поезда. Бессознательно следил за убаюкиващим ритмом колес, мысленно повторяя про себя:
— Температура… температура… температура… — На низких нотах отбивал жесткий тысячный. Ему вторил соседний, на более высоких:
— Тридцать семь и пять… Тридцать семь и пять… Триста семьдесят пять.
Жбанков даже привскочил на месте. Если бы кто-нибудь следил за ним в эту минуту, его инкогнито было бы разгадано.
— 375! Идиот! Как я не сообразил раньше? Сердце останавливается, температура 37,5 — поезд остановят на 375-ой версте! Ясно, как кофе!
Вагоны застучали по стрелкам. Поезд подходил к станции.
— Подсядет
кто на этой станции или нет? — соображал Жбанков и мысленно принялся комбинировать дальнейший план действий. Ему неожиданно стал понятен взгляд одного из пассажиров, несколько минут тому назад брошенный на красную ручку тормозного крана. Таких случайных взглядов не бывает…Скулович остановился и с улыбкой обратился к хозяйке дома:
— Пока мои пассажиры закусывают, с вашего разрешения, я также выпью стаканчик винца…
— Конец? — спросил слегка задремавший Кумов.
— Пока только маленький антракт, для подкрепления сил, улыбнулся Скулович.
— А вам уже, дяденька, приснился конец? Любопытно знать какой? — засмеялся Залкинд.
— Жбанков влюбился в блондинку и Кумова пригласили на свадьбу, — пробасил Гапченко.
— Угодно дослушать? — спросил Скулович.
— Просим, Иван Станиславович, — загалдели гости.
— Было часов восемь вечера, когда поезд двинулся дальше. Все пассажиры отделения, не исключая паралитика, побывали на станции. Теперь в отделении прибавилось еще двое. Один примостился у выхода на площадку, другой рядом с паралитиком на продольной скамейке. Это был широкоплечий, добродушный и красивый парень, с ясными, смеющимися глазами. Кожаная куртка ему, должно быть, досталась по наследству, была заметно узка и вот-вот грозила лопнуть по всем швам. Когда отворялась дверь из соседнего отделения, она неизбежно ударяла его по плечу. Парень только добродушно почесывался.
— Пересядьте, товарищ, сюда, пока вас не зашибли, — предложил, подвигаясь, пассажира лицом Чичикова
— Ничего, мы привыкши, — раскатисто ответил богатырь, скашивая смеющиеся глаза в сторону паралитика. Он осмотрел несчастного инвалида с головы до ног и, повидимому, остался доволен результатом своей наблюдательности.
— Что, брат, ручка не действует? — дружелюбно спросил весельчак.
Жбанков заметил, как при слове «ручка» один из пассажиров быстро метнул глаза в сторону тормозного крана. «Второй раз!» — отметил себе Жбанков.
— Ты ее, друг, на ночь водкой с перцем натирай, как рукой снимет. Со мной было такое! — подмигивая, советывал инвалиду веселый парень.
Инвалид что-то буркнул себе под нос и отвернулся. Второй из вновь прибывших — сутулый, с короткими щетинистыми усами, молча курил, пуская дым в раскрытое окно, и исподлобья посматривал на окружающих.
Толстяк с лошадиной челюстью закусывал, прикладываясь изредка к серебряному стаканчику. Он долго елозил на скамье, наконец не выдержал и, покашливая, заметил курильщику.
— Здесь отделение для некурящих, гражданин.
— Полагаю, и для непьющих также. Однако я не делаю вам замечания, — мрачно буркнул тот в щетинистые усы.
— Это дело особое… Мне-то все равно… Я вас жалеючи… увидит кондуктор — оштрафует…
— Заплатим… — Усач презрительно сплюнул.
Жбанков смотрел в окно и считал версты «351… 35… 353…»
То обстоятельство, что он не мог проверить в тексте телеграммы цифры — 35,7 или 37,5 — Жбанков решил обратить в свою пользу.
Решение, нужно отдать справедливость, гениальное. На этом и был построен весь дальнейший план.