Мир приключений. 1973 г. выпуск 2

— Вокруг, всюду, — сказал Маркиз.

В белесой прозрачности белой ночи Кешка шел за Маркизом, широко шагавшим по набережной Невы с таким видом, будто он сам построил этот город. Он то и дело останавливался, протягивая вперед руку и как бы говоря: смотри! И мальчику открывалась неведомая дотоле красота города, реки, ночи…

Когда они остановились у “Медного всадника”, Маркиз спросил у Кешки:

— А ты не боишься, что он вдруг поскачет?

— Он железный, — улыбнулся Кешка.

— Медный, а не железный. Но однажды ему это не помешало. Он поскакал! Один бедолага здорово перепугался.

Бежит и слышит за собой

Как будто грома грохотанье,

Тяжело-звонкое скаканье

По потрясенной мостовой!

Кешка испуганно попятился.

— Не бойся, — засмеялся Маркиз, — это всего лишь стихи.

Возле сфинкса у Академии художеств Маркиз и Кешка уселись на гранитной лестнице у самой воды.

— Вот что, отец Иннокентий, — тихо сказал Маркиз, — ты больше ко мне не ходи. Живи в своем доме имени Парижской коммуны и будь счастлив.

— А вы… уезжаете?

— Нет, Кешка, я никуда не уезжаю. Просто боюсь, пропадешь ты со мной.

Кешка опустил голову.

— Надоел вам?

Маркиз достал из кармана ломоть хлеба, завернутый в бумагу, и сунул Кешке:

— Жуй!

Кешка взял хлеб, а Маркиз поднялся, на мгновение прижал к себе Кешку и, уже не оглядываясь, ушел.

Когда Кешка вернулся в детский дом, он, крадучись, пробрался к своей койке и быстро нырнул под одеяло.

— Монах, а Монах, ты где пропадал? — тихо окликнул его Булочка.

— А тебе что? — буркнул Кешка.

— Верзила велел, чтобы завтра с утра на кладбище был.

— Это еще зачем?

— В Крым решили махнуть.

Кешка удивленно поглядел на Булочку:

— Почему в Крым?

— Верзила сказал, там тепло. Там яблоки.

— Ну, а на кладбище… пошто? — спросил Кешка.

— Харчей на дорогу запасти надо. Верзила говорит, если в склепах пошарить, барахла можно найти… на продажу.

— Какое барахло… на кладбище! — сердито сказал Кешка.

— Верзила говорит, на нашем кладбище одних графьев да князей хоронили. Могилы богатые, золото небось и то есть, — шепотом объяснял Булочка.

Кешка слушал недоверчиво.

Все же наутро, не осмеливаясь спорить с грозным Верзилой, Кешка вместе со всеми отправился на кладбище.

Подсаживая друг друга, мальчишки перебрались через кирпичную стену, отделявшую сад детского дома от кладбища. Кешка перелез последним и, спрыгнув с высокой стены, упал на заросшую высокой травой могилу. Поднявшись, он побежал вслед за ребятами к возвышавшемуся среди могил большому склепу. В нише у входа мраморная женская фигура скорбно склонилась над урной. Массивная железная дверь была заперта, и мальчишки проникали в склеп через выбитое стекло в крыше склепа.

Когда Кешка оказался внутри, его приятели вытаскивали откуда-то снизу, из-под отодвинутой плиты, тяжелый ящик. Ловко орудуя ломиком, Верзила отрывал доску за доской. Под слоем войлока оказалась стружка, а под ними — большие бронзовые часы. Мальчишки подняли их, вытащили из ящика и поставили на пыльное надгробие посреди склепа. Яркий солнечный луч, проникавший сверху, осветил часы, некогда стоявшие на камине в имении князя Тихвинского.

Верзила повернул ручку завода, и в тишине послышалось мерное тикание…

— Золотые… — расплылся в улыбке Булочка.

— Дурак ты, Булочка, — солидно сказал Верзила. — Нешто часы из золота делают?

Он пальцем перевел стрелку. Послышался мелодичный перезвон, раскрылись ворота, и перед глазами изумленных мальчишек всадник отправился в свой привычный путь.

Булочка от восторга засмеялся.

— Лыцарь… — сказал он.

— Егорий Победоносец! — авторитетно сказал Кешка.

— У Егория — копье, — сказал Верзила, — а это — рыцарь! Он еще раз перевел стрелку, и снова всадник под мелодичный перезвон проехал перед мальчишками.

А Тараканов и Маркиз неторопливо брели по Невскому. Возле Аничкова моста они остановились.

— Как вы думаете, почем нынче такие кони?.. — Маркиз, усмехнувшись, показал на клодтовских коней. — Ну, разумеется, не здесь, а там, за кордоном?

Тараканов не ответил.

— Ну что вы так убиваетесь, Илья Спиридонович? В конце концов, коллекция не ваша. А князь потерял нечто большее… Петербург, Медного всадника, наконец, святую Русь.

— Перестаньте паясничать, Шиловский!

Тараканов облокотился на перила моста, глядя на пестрые разводы нефти на воде.

— Этот болван Митрич… Куда же он дел ящики? — раздраженно пробормотал Тараканов.

— Кстати, Илья Спиридонович, возьмите ваш ключ. — Маркиз протянул ключ от подвала.

— Мы с ним договорились вполне определенно. В случае опасности он перевозит коллекцию в городской особняк. Что вы мне суете ключ? На кой черт он мне нужен?!

Тараканов схватил ключ и швырнул его в воду.

— Это катастрофа, Шиловский, понимаете — катастрофа. Митрич убит, и никто, никто на свете не знает, где он спрятал коллекцию Тихвинских.

Тараканов задумался и вдруг обернулся к Маркизу:

— Зачем вы отпустили мальчишку? Он слишком много знает.

— Я не хочу, чтобы он стал таким же прохвостом, как мы с вами, — широко улыбнулся Маркиз.

— Прошу вас, Шиловский, выбирать выражения! — вспылил Тараканов.

— Извините, — буркнул Маркиз.

Послышались жидкие звуки траурного марша. По набережной Фонтанки шла похоронная процессия. За длинными белыми дрогами шел одинокий скрипач, а за скрипачом — небольшая кучка людей, не вызывающих сомнения в своей принадлежности к “бывшим”.

Маркиз снял шляпу.

— Не кажется ли вам, Илья Спиридонович, что эта траурная мелодия в исполнении единственной скрипки звучит для нас некоторым образом символично? А этот посланец вечности, восседающий на козлах… Нет, вы взгляните на его лицо! Не хотел бы я, чтобы в последний путь меня провожал подобный экземпляр.

На козлах в белом балахоне, в цилиндре восседал бородатый мужик устрашающего вида, с бегающими глазками.

Тараканов перекрестился.

— Вам не нравится этот человек? — спросил он.