Мир приключений. 1973 г. выпуск 2

Макар возвращался с кладбища и проходил мимо ограды детского дома, когда на него откуда-то сверху свалился мальчишка. Мальчишка поднялся, Макар узнал Булочку и схватил его за плечо.

— Куда ты?

— В Крым.

— Зачем?

— Там тепло, там яблоки… Пусти.

Макар не отпускал его.

С ограды свалился Верзила.

— Отпустите огольца! — Он ударил ребром ладони по руке Макара, и Макар выпустил Булочку.

Оба мальчика бросились вдогонку за бежавшими вдоль улицы детдомовцами. Макар растерянно поглядел им вслед.

Из ворот выбежала воспитательница.

— Дети, дети, вернитесь! — кричала она, пытаясь схватить то одного, то другого, но ребята вырывались из ее рук и убегали. — Помогите мне! — крикнула она Макару. — Задержите их!

— Как их удержишь, — мрачно сказал Макар, — вон их сколько.

Мимо пробежал Кешка.

— Кешка, и ты… Куда ты? — крикнула ему Анна Дмитриевна.

— В Крым! — крикнул на ходу Кешка. — Там тепло, там яблоки…

Макар и Анна Дмитриевна стояли у чугунных перил набережной Фонтанки. Наступила ночь, белая петроградская ночь, и они задумчиво смотрели па отсвечивающую металлическим блеском воду, на небольшой буксир, тащивший старенькую баржу.

— Не гожусь я для этой работы, — сказала Анюта и тихо заплакала. — Я с ними была так добра, я так их любила! А они убежали… В Крым…

— Там тепло, там яблоки, — ласково улыбнулся Макар. — Не огорчайтесь, Анюта…

— Вам что… А меня с работы снимут. Я не хочу… я люблю эту работу, — всхлипнула снова Анюта.

— Меня уже сняли, — невесело усмехнулся Макар.

— Вас? За что?

— Мне один человек сказал… если ищешь, случай сам тебе в руки идет. Вот он и шел… случай этот… а я прошляпил…

На барже, шедшей мимо них, в каюте у Маркиза, за столом, на котором стояла клетка с попугаем. Тараканов и Маркиз рассматривали географическую карту. В каюте было тесно от ящиков, поставленных друг на друга. Это были такие же ящики, как и те, которые Петровых когда-то доставил Петроградскому музею.

— Государ-р-р-рю имперар-р-ратор-р-ру ур-р-ра! — неожиданно крикнул попугай.

Макар и Анюта вздрогнули, услышав приглушенный крик с баржи.

— Голос какой странный, — сказала Анюта, — будто не человеческий.

— Человеческий! — зло сказал Макар. — Очень даже человеческий. Перепились какие-то контрики. Надо запомнить номер этой баржи… Семьсот семьдесят семь…

Часть вторая ЦИРКОВОЙ ФУРГОН

В Париже, в одном из переулков Монмартра, ставшего с давних пор излюбленным местом художников всего мира, в небольшом кафе, расположившемся прямо на тротуаре под брезентовым тентом, за круглым столом возле большой вазы с цветами сидели трое мужчин в широкополых шляпах, как видно художники. Не обращая ни на кого ни малейшего внимания, они вели оживленный разговор, о чем-то горячо спорили, обильно жестикулируя.

Мимо них неторопливо прошел пожилой человек с аккуратно подстриженной скандинавской бородкой и, неторопливо расправив рукой полы пальто, уселся поодаль, за отдельным столиком. Тут же к нему подбежал официант и почтительно склонился в поклоне.

И пока двое художников продолжали свой бесконечный спор, третий внимательно приглядывался к только что вошедшему человеку, перед которым расторопный официант уже поставил высокий стакан с молоком. Художник, наблюдавший за ним, положил руку на плечо одному из своих приятелей и тихо сказал:

— За вашей спиной сидит пожилой господин и пьет молоко. Взгляните на него, друзья.

— Что за птица? Я где-то видел это лицо.

— Шведский промышленник Ивар Свенсон собственной персоной.

— Спичечные фабрики и свиные бойни?

— И алмазные копи в Африке.

К столику Свенсона быстро подсел Артур в щеголеватом костюме в полоску и положил перед ним какую-то телеграмму. Свенсон неторопливо поднес ее к глазам и, проглядев текст, сказал:

— За этим прохвостом, как говорят русские, нужен глаз да глаз… После этой истории… с Пинтуриккио я ему не верю.

— Вы ничем не рискуете… — чуть скривив губы в улыбке, сказал Артур. — И потом… ждать осталось совсем недолго. Если же вы, патрон, не верите и мне…

— Не горячитесь, Артур, это вам не идет… ваш стиль — сдержанность.

— Пожалуй, вы, как всегда, правы, патрон.

Артур взял со стола телеграмму, сунул ее в боковой карман и, поднявшись, церемонно раскланялся:

— Честь имею!

Художники все еще разглядывали Свенсона.

— Что он здесь делает, у нас в Париже, этот бандит?

— Скупает все, что попадается под руку. Он возвращается из Рима, где, говорят, приобрел картины Джотто и Перуджино.

— Постой-ка, Серджо… Не он ли наложил руку на какую-то крупную русскую коллекцию?

Тот, которого назвали Серджо, кивнул:

— Он. Это довольно темная история. Пользуясь тамошней неразберихой, какие-то негодяи похитили коллекцию и вот теперь сбывают ее этому… знатоку искусства.

— Но ведь это же уголовное дело! Грабеж!

— Этот господин не так прост, — все еще продолжая смотреть на Свенсона, сказал Серджо. — Он не станет демонстрировать эту русскую коллекцию. Он просто спрячет ее.

— Ты хочешь сказать, что никто, кроме него, так и не увидит ее?

— Во всяком случае, нас с тобой он не пригласит.

Третий художник, до сих пор не проронивший ни слова, спросил:

— Он что-нибудь понимает в искусстве, этот мясник?

Серджо рассмеялся:

— Спроси у него.

— Ну что ж, спрошу.

Он поднялся и подошел к столику Свенсона:

— Господин Свенсон, если не ошибаюсь?

— Допустим… — настороженно кивнул Свенсон.

— Вы что-нибудь понимаете в живописи, господин Свенсон?

Свенсон чуть прищурил глаза и поднял монокль.

— С кем имею честь?

— Дино Моллинари, художник.

Свенсон презрительно поджал губы:

— Моллинари? Не слыхал.

Дино подошел еще ближе к Свенсону.

— Я вас спрашиваю — вы что-нибудь понимаете в живописи, господин мясник?!

Свенсон поднялся и крикнул официанту:

— Меня оскорбляют! Уберите его!

Дальше все произошло так молниеносно, что подбежавшему официанту только и осталось, что помочь Свенсону вытереть молоко, которое выплеснул ему в лицо Дино Моллинари.