Мир Смерти и твари из преисподней

Думал, думал Фуруху и додумался до того, что не все фруктовики дикие, как звери, а есть еще другие – ученые, воспитанные, облеченные властью. И вот они-то, похоже, и крутят всеми султанами, прикидываясь, что сами тоже люди. А возможно… (От такого предположения аж дух захватывало!) А возможно, они уже самому эмир-шаху приказывают, если действительно умеют на небесных кораблях летать и с людьми на других планетах общаться.

Если б кто его мысли сейчас прочел, убили бы сразу. Понятное дело. Однако мыслей этот замаскированный фруктовик Свамп читать, конечно, не умел. А насчет того момента, когда он начал утешать новоиспеченного охранника, беспокоиться особо не стоило. У Фуруху тогда и страх, и обида, и отчаяние – все на лице отразилось, как в зеркале.

Меж тем они подошли к домику на берегу пруда, то есть к месту, где, очевидно, и надлежало теперь коротать дни Фуруху. Свамп, отпустив стражу, повторил еще раз:

– Придется тебе пока посидеть здесь под присмотром, но не как преступнику, а как источнику ценной информации. Вот только утрясется все, и окажешься на свободе. Будешь верой и правдой служить султану Азбаю. Ты молодой, сообразительный, запросто дорастешь и до личного охранника эмир-шаха. А дальше… Дальше узнаешь, какие еще должности бывают. Пока тебе это не нужно. Да, кстати, – добавил он напоследок, – в твоем новом жилище есть много вкусной еды и большой бочонок с чорумом, чтобы ты не скучал. Если попросишь, один из охранников может сыграть на гынде. А ближе к ночи мы пришлем тебе самку фруктовика.

Фуруху совсем уж было собрался сказать: «Спасибо, мой хухун!» Но от последних слов так растерялся, что буквально прикусил язык. Про «спасибо» напрочь забыл, к счастью, вместе с обращением «хухун», и еле выдавил из себя:

– П-п-почему именно с-самку фруктовика? Вы что, з-з-знали, что я об этом мечтал?

«О превеликий эмир-шах! Кто ж меня за язык тянул со вторым вопросом? Вот ведь попался, как мальчишка! Но сил уже не было сдержаться. Ведь только что подумал: никто из них мыслей читать не умеет, даже этот всезнайка, а тут – раз! – Свамп и прочел. Значит, все. Сдаваться пора. Чистосердечное признание облегчит вашу участь…»

Однако Свамп миролюбиво улыбнулся, как-то по-своему истолковывая слова Фуруху, и ответил сквозь смех:

– Вот чудак-человек! Кто ж об этом не знает! О самках фруктовиков все мечтают, потому что они в постели намного интереснее наших женщин. Все, некогда мне. Будь здоров, сотник! То есть, тьфу, извини, конечно, персональный охранник. Счастливо отдохнуть!

И помощник султана не оглядываясь зашагал по твердой бегущей дорожке.

«Зачем по ней шагать? – мелькнуло в голове у Фуруху. – Она же и так быстро едет».

Потом он, рассеянно оглядывая комнату за комнатой, познакомился со своей роскошной тюрьмой. Ему очень понравилась широкая мягкая кровать и крепкие лавки из сарателлы вокруг стола, на котором громоздился необъятный бочонок чорума и две кружки. Еще больше ему понравились морозный шкаф для хранения пищи, весь полный фруктов, овощей и орехов, отличная купальня и удивительно остроумно сделанное отхожее место. Он быстро сообразил, что здесь, как и в купальне, следует время от времени выпускать из стены текучую струю. Лишь обозрев несколько раз все это великолепие, он слегка пообвыкся, успокоился и смог приступить к еде. Чорума, конечно, выпил изрядно. Наконец лег на постель, подавшуюся под спиной, как весенний мох, и невольно задумался: что же такое происходит? С ним, с султанами, с их помощниками, со всей планетой. Мысли текли легко, плавно, даже весело. Но вдруг, словно порыв ветра, налетела ужасная тревога и смешала все. Загадочные слова почему-то обеспокоили его еще сильнее, чем прежде.

Фуруху встал, выглянул в окошко, убедился, что охранник стоит далеко и слышать ничего не может, потом подошел к зеркалу и, глядя самому себе в глаза, тихо, но медленно и внятно проговорил еще раз те самые непонятные слова, из-за которых он и оказался здесь:

– Найдите Язона динАльта. Скажите: все это сделал Теодор Солвиц.

Глава 8

Лаву в разломах изучали долго и нудно. Среди пиррян не было штатного сейсмолога, так что в теории все они, даже слегка поднатаскавшийся дорогою Язон, уступали моналойскому специалисту, но чисто практически каждый пиррянин был более чем хорошо знаком и с порядком действий во время извержения, и со следами, которые оставляет кипящая магма, разрушая поселки, уничтожая шахты, возвращая недрам уже добытую нелегким трудом металлоносную породу. А сколько островов в океане Пирра было потоплено или вновь создано заново именно благодаря вулканам! В общем, пирряне могли иной раз не суметь сформулировать так четко, что произошедшее на Моналои извержение было именно эффузивного типа с некоторыми элементами эксплозивного характера, но то, что горы здесь не столько взрывались, сколько истекали горячей и очень жидкой лавой, – это они видели невооруженным глазом и сразу. Точно так же спасатели, прибывшие из Мира Смерти, запросто могли перепутать виды и формы брекчий, то есть застывших наслоений глыб, но никогда в жизни не наступили бы на начавшую твердеть лавовую корку, если сохранялась еще хоть малейшая опасность провалиться сквозь нее в огненный поток.

Моналойский сейсмолог с внешностью университетского профессора почтенных лет долго водил всех интересующихся вдоль разломов и остекленевших лавовых рек, размахивал руками и без устали сыпал специальными терминами, не удосуживаясь порою разъяснять их смысл:

– Вот вам типичный пример пахоэхоэ …

А эта корка типа «аа» ясно говорит нам о том, что температура лавы не превышала девятисот градусов…

Пожалуйста, взгляните вот на те конусы разбрызгивания, они же просто как из учебника геологии!..

А теперь попрошу вас обратить внимание на бомбы и лапилли вон в той древней кальдере …

Собственно, он и не ждал от пиррян никаких ответов, он разговаривал сам с собою. Точнее, даже не так – он вел экскурсию по любимому музею, умилялся на знакомые экспонаты, радовался встречам с ними, как со старыми друзьями, упивался собственными знаниями. В общем, толку от него было мало. Язон, правда, старался соответствовать и пару раз ввернул несколько словечек, как это принято у вулканологов, на гавайском языке. Однако услышан не был и в итоге, не выдержав, задал прямой вопрос:

– Уважаемый, все это безумно интересно, но вы бы лучше сказали нам, когда ожидается следующий всплеск сейсмической активности.

Старик ученый от такой наглости замолчал, словно выключенный передатчик, задумался на несколько секунд и вдруг, вовсе не обидевшись, смиренно сообщил:

– Мы просчитали вероятность с учетом огромного числа факторов и пришли к выводу, что очередного извержения следует ждать примерно через три-четыре дня. До этого все должно быть тихо.

– Добрая информация, – похвалил Язон. – А вот скажите тогда, эти подземные монстры не могут спровоцировать извержение раньше ваших научно рассчитанных сроков?

– Ну, если учесть, что мы недостаточно осведомлены о природе названного вами феномена, – солидно начал сейсмолог, – то логично было бы предположить следующее. Любезные вам монстры способны на все. Однако результаты наших наблюдений, обобщенных статистически, показывают: до сих пор именно монстры шли на поводу у вулканов, а не наоборот. Посему уж три-то денька придется нам выждать, господа. Так я полагаю.

Удивительно мило разговаривал этот ученый, приятно было побеседовать. Но, с другой стороны, изъяснялся он невыносимо длинно, а у пиррян – дел невпроворот. Три дня до извержения – разве это срок?

«Только бы ребята успели со своим жаропрочным оборудованием! – думал Язон. – Иначе даже не представляю, что делать. Впрочем, все равно надо взглянуть на этих монстров заранее, хоть одним глазком».

Язон надеялся, что такое возможно, и сказал сейсмологу:

– Я вот вижу, главный ваш вулкан продолжает куриться. Как вы его называете?

– Гругугужу-фай.

– Это слишком длинно, – пожаловался Язон. – Можно просто Фай?

– Можно, – ответил сейсмолог, – но это будет крайне нелепо. Фай – по-нашему и означает «вулкан».