Мир всем

— Антонина Сергеевна, я видела, как вы вышли из церкви! Вы что, туда молиться ходите? — На щеках Киры вишнями зарделись два пятна. — Я думала — вы настоящая, советская, брала с вас пример, а вы… вы…

Кира отшатнулась от меня, неловко оступилась и рухнула в сугроб позади себя. Я протянула ей руку:

— Вставай, давай поговорим спокойно.

Она ещё больше вжалась в сугроб, глядя на меня с презрительным прищуром.

— Не трогайте меня! Мне смотреть на вас противно!

Захлебнувшись криком, она на коленках выползла на мостовую, поднялась и бросилась бежать вдоль улицы, мелькая посреди прохожих яркой голубой шапочкой.

«Ну вот и всё, — подумала я опустошённо. — Отпраздновала Рождество».

От радостного настроения не осталось и следа. Я подняла воротник шинели и медленно побрела в сторону моста, поражаясь полному безразличию, накрывшему меня с головой. Мрачные сумерки медленно затягивали меня в вереницу серых домов с кое-где горящими окнами. В редком свете фонарей обледенелые тротуары блестели чёрными полосами.

«Хочу на фронт, — сказала я себе. — На пост, к подругам, к командирам, к флажкам и построениям».

Там было всё четко и ясно: здесь свои, там враг. Жизнь подчинена уставу и приказам командования, где нет разницы между верующими и неверующими, потому что все бойцы Красной армии. Я не представляла, как стану объясняться с Кирой и какие слова скажу ей в своё оправдание. В оправдание? Я не собиралась оправдываться, но объясниться обязана, как педагог и старший товарищ. Но не хватало сил заново перебирать в мыслях произошедшее. Утро вечера мудренее. Спать я легла я тяжёлым сердцем и всю ночь ворочалась с боку на бок, как будто лежала на острых камнях.

* * *

— Антонина Сергеевна, попрошу вас зайти ко мне в кабинет.

Голос директора звучал сухо и кратко, не суля мирного разговора.

— Сейчас иду.

Он шёл впереди. Я видела его спину в сером френче и локоть руки, засунутой в карман. По пути Романа Романовича остановила учительница по химии с каким-то вопросом, он отрывисто бросил:

— Позже, пока я занят.

Скажу честно, я чувствовала страх — серый, тягучий и липкий. Под бомбами стояла не дрогнув, а здесь дрожу мелкой дрожью. Трусиха! Трусиха! Подавляя нервное напряжение, я сделала несколько глубоких вдохов и твёрдо приказала себе держать оборону и не отступать.

— Тетёрки вы или бойцы? — любил кричать на нас взводный, если видел, что кто-то даёт слабину. В данный момент я ощущала себя тетёркой, да ещё с перебитыми лапами и выдранными перьями.

Рывком открыв дверь кабинета, директор пропустил меня вперёд и запер замок на ключ.

— Антонина Сергеевна, уверен, что вы догадываетесь о предмете нашего разговора. — Он цепко посмотрел мне в глаза, а потом отошёл к окну и побарабанил пальцами по подоконнику. Я молчала. Лицо директора передёрнулось, словно от зубной боли. — Утром ко мне приходила ваша пионервожатая Кира. — Он бросил на меня взгляд и отвернулся. — Что вы можете сказать в оправдание?

— Мне не в чем оправдываться. Я никого не убила и не украла, а мои личные взгляды никак не отражаются на работе с детьми.

— Ваши взгляды не имели бы значения, если бы вместо детей вы работали со станками или заготовками. А учитель в любом случае должен полностью, я повторяю — полностью разделять идеологию партии и правительства. — Он быстро приблизился ко мне, взял за руку и яростно зашипел: — Чёрт побери! Вы что, не можете что-нибудь соврать? Скажите, что провожали знакомую старушку или преследовали вора. Придумайте достоверную версию, и будем считать инцидент исчерпанным.

Пальцы Романа Романовича крепко держали моё запястье, вдавливая часы в кожу. Чтобы не смотреть в его глаза с близкого расстояния, я опустила голову:

— У меня нет знакомой старушки, и воров я не выслеживала. Я ходила в церковь, потому что Рождество.

— Вы понимаете, что в противном случае я должен вас уволить?

Я с трудом разомкнула похолодевшие губы:

— Понимаю.

Роман Романович расслабил пальцы, и я выдернула руку из его хватки. Растревоженным зверем он прошёлся по кабинету взад-вперёд. Я видела, что он нервничает больше, чем я, и это придало мне уверенности. Вырвав из тетради лист бумаги, он положил его на стол:

— Садитесь, пишите заявление об уходе. Готовы?

— Да.

— И что будете делать? Где работать?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Пойду в дворники или на завод подсобницей. Не пропаду и не сопьюсь.

Меня охватило ледяное спокойствие, как бывало при очень сложной оперативной обстановке, когда к дороге рвались немцы, а тебе надо регулировать движение, пока не уйдёт последняя машина. Или ты поборешь страх, или он тебя, иначе в бою не выстоять.

Без суеты, а куда теперь торопиться, я села на стул и опустила перо в чернила:

— С какого числа писать? С сегодняшнего?

— Подождите! — Директор сделал ещё один круг по кабинету и остановился вровень со мной. — Я могу вам предложить вариант выхода.

Я с интересом глянула в его сторону:

— Да? И какой?

Он с отчаянием зажмурился и выдохнул:

— Выходите за меня замуж!

С таким же эффектом он мог ударить меня обухом по голове или, к примеру, облить ведром кипятка. Пачкаясь в чернилах, я зачем- то выдернула из ручки перо, вытерла его промокашкой и снова вставила. Тем не менее безотчётные действия помогли мне собраться с мыслями, и когда я смогла раскрыть рот, голос звучал хладнокровно и ровно:

— Вы, наверное, шутите, Роман Романович.

— Да какие уж шутки. — Он безнадежно махнул рукой и присел на стул под портретом Сталина. — Уволиться вам придётся в любом случае. Но материально я вас обеспечу, да и без работы не останетесь. Посидите полгодика дома, а потом подберём хороший вариант. — Он взглянул мне в лицо и смешался. — Но это я так. На всякий случай. Я понимаю, что огорошил вас. Но поверьте, Антонина Сергеевна, мои чувства к вам совершенно искренние.

— Роман Романович, простите меня, но я не могу принять ваше предложение. Иначе перестану себя уважать.

Притянув к себе листок бумаги, я быстро написала заявление об уходе.

— Вот, пожалуйста. — Я встала. — Могу идти?

— Нет. Одну минуту. Я могу вам предложить ещё один вариант.

«Ещё одного я не вынесу», — молнией промелькнуло в голове. Но Роман Романович выглядел таким несчастным, что я остановилась.

— Слушаю вас.

— У меня есть знакомая учительница младших классов. Она живет в Колпино. Так вот. Утром я с ней созвонился на всякий случай. Она согласна поменяться с вами, но у неё есть условие: поменяться не только местом работы, но и жилплощадью. В Колпино вас никто не знает, и вы сможете спокойно работать. Но советую не рубить сплеча не обдумав, потому что в Колпино тяжёлая ситуация. — Он сделал паузу. — Война там круто прошлась по городу.