Мир за гранью войны

Но "всегда" не получилось. Как всегда, в общем. Ганс усмехнулся невольному каламбуру и осторожно, чтобы не потревожить ветки кустов, в которых он лежал, пошевелился, приминая палую листву, вздохнул и вновь взялся за бинокль — приятные воспоминания, конечно, греют душу, но рекогносцировку за него производить никто не будет. А вообще-то не так уж все и плохо. Их батальон для проведения операции объединили с мотоциклетным, оставшимся без командира, в одну боевую группу под командой Бестманна. На усиление дали роту ПТО, роту легких зениток и батарею штурмовых орудий — можно и повоевать. Правда, все части изрядно потрепанные и, в отличии от гренадерских полков, практически не получали пополнений с начала компании, если не считать вернувшихся в строй раненных. Зато в группе собрались сплошь аlte кnochen [56] — ветераны. А у иванов сейчас не войска, а оборванцы какие-то — экипировки почти нет, да и та, что есть — паршивая. Воевать вообще не умеют. Те, что за Днепром остались, покрепче были. И морды у последней партии пленных какие-то странные — кавказцы вроде бы, если разведсводкам верить. Хотя какая собственно разница? Хоть папуасы! Пострашнее видали! Вспомнить хоть марокканцев и сенегальцев из французских колониальных войск. Все равно всех покрошим, кто в плен сдаться не успеет…

56

Alte кnochen (нем.) — буквально "старые кости" — ветеран.

Ганс оторвался от бинокля и, прервав нить своих размышлений, повернулся к Русту:

— Ну, что скажешь, Дитер?

— Я только несколько пикетов заметил. Нормальной обороны нет. Одиночные окопы только. Может дальше в балке есть войска, но отсюда мы их вряд ли засечем, а ближе не подойти.

— А ближе и не надо. — Ганс кровожадно ухмыльнулся. — Кроме как по этой балке им отходить больше негде. Только вот выбраться из нее, не пройдя её всю до конца, у них вряд ли получится — слишком крутые склоны. А фланговое прикрытие они не выставили, ну почти… Понимаешь к чему я?

— Хотите снести эти пикеты, расставить наши пулеметы и минометы вдоль этой балки и пропустить иванов через мясорубку?

— Точно! А тех, кто уцелеет, встретим на выходе. Зря нам что ли целых шесть "штугов" [57] дали?

Инициатива, как известно, наказуема, что и было лишний раз доказано решением Бестманна. Заботливый командир поощрил инициативного подчиненного, назначив Нойнера командиром ударного отряда, предназначенного для встречи вырывающихся из полу-окружения советских частей на выходе из балки с довольно зловещим названием — Сухой лог. В уничтожении жиденького флангового прикрытия штурмовая группа "Нойнер" участия не принимала — без них справились. Отряд Ганса в составе его собственной роты, взвода саперов, двух противотанковых и одного зенитного взводов сразу был отправлен в обход, к единственному выходу из уготовленной противнику ловушки. Неподалеку в рощице с густым подлеском расположились шесть самоходок из третьей батареи дивизиона штурмовых орудий — резерв Бестманна на случай форс-мажора.

57

Штуга — Stug (нем.), штурмовое орудие.

Над полями и перелесками центрального черноземья постепенно сгущались сумерки, солдаты не жалея сил окапывались на своих новых позициях. Ганс поежился под порывами холодного, промозглого ветра и с тоской взглянул на затянутое тучами, грязно-серое небо — холодно, черт возьми! Если бы не легкий свитер, присланный из дому и одетый под мундир, и плотная камуфляжная рубашка сверху, то было бы совсем паршиво. Окинув взглядом работающих гренадеров, Ганс в очередной раз порадовался, что в, кажущемся неизмеримо далеком, тридцать восьмом году пошел служить именно в СС — вывернутые на изнанку (осенним рисунком наружу) камуфляжные рубашки и чехлы на касках делали солдат почти полностью незаметными в вечернем сумраке на фоне желто-бурого осеннего ландшафта. Ну и от холода дополнительная защита, не шинель конечно, но у армейцев и такого нет — им сейчас совсем паршиво.

Ганс задумчиво провел рукой по щеке и подбородку, заросшим недельной щетиной. Ничего! Иванам не долго осталось — у них уже сейчас ни солдат, ни оружия почти что и нет. Он взглянул на темнеющую впереди лощину и зловеще усмехнулся: а скоро и вообще ничего не останется…

* * *

Следующий день оказался ничуть не лучше предыдущего — пасмурный, холодный и промозглый, да еще и дождь того и гляди пойдет. Сырой, несущий морскую влагу, южный ветер, дувший вчера весь день, — прекратился. В неподвижном воздухе висели запахи сгоревшего пороха и солярки, горелого железа и тряпок, свежей крови и прелой листвы и самый паршивый из всех запахов — запах смерти. Ганс в, отсыревшей от росы и висящей в воздухе влаги, одежде, не выспавшийся, хмурый и злой потрошил штык-ножом банку мясных консервов из сухпайка. Ночка и утро выдались беспокойными, но сейчас вроде бы всё стихло — самое время перекусить.

Сидящий рядом связист, молча протянул Гансу наушники. В ответ на немой вопрос, мотнул головой в сторону расположения основных сил батальона. Все ясно: комбат разузнал что-то новое и спешит поделиться "радостью". Продолжая грызть галету, Ганс снял каску и натянул на голову наушники.

— Как там у тебя? — голос Бестманна звучит равнодушно, он явно уверен в позитивном ответе.

— Да нормально всё, как отбили последнюю атаку, так больше из этого лога никто и не вылазил.

— Угу. Scheisse! Что за ерунда со связью, ведь расстояние же всего ничего? Хруст такой, что слова еле слышно!

Was geht ab [58] !?

— Это не помехи, это я галету грызть пытаюсь.

— Arschloch [59] . А потерпеть не мог, грызун? Я уже собирался связистам уши надрать за плохое состояние аппаратуры…

— Ну, так надери, лишним не будет, а я со вчерашнего дня не жрал и теперь не дают. Что сказать-то хотел?

— Девятый полк подошел, скоро балку начнет прочесывать — смотри, чтоб твои ребята по ним не врезали сгоряча. И кончай жрать, мать твою, когда с тобой командир разговаривает!

58

Was geht ab (нем.) — примерно: "что за дела?", не вполне цензурное немецкое выражение.

59

Arschloch (нем.) — засранец.

— Угу, принято. Отбой.

Отложив наушники, Ганс снова взялся за банку консервов — война войной, а кушать-то хочется! Ну а текущие проблемы можно и параллельно решать.

— Куно! — за спиной тут же послышалось приближающееся шуршание листвы. Когда шуршание смолкло, Ганс, ненадолго оторвавшись от еды, продолжил:

— Обойди все взвода и предупреди, что девятый полк начинает зачистку балки — пусть смотрят повнимательней. — Шуршание стало удаляться.

Ну, вот и вопрос решился, делов-то…

А еще через пару часов Нойнер вместе с командиром батареи штугов оберштурмфюрером Хорстом Крагом и подъехавшим Бестманном уже осматривали поле ночного побоища. В балке и по ее отрогам вперемешку с разбитыми повозками, сгоревшими машинами и поломанным вооружением лежали сотни людских и лошадиных трупов. Некоторые практически целые, словно прилегшие отдохнуть. Другие напротив разорванные взрывами на куски или жутко изуродованные. В некоторых местах тела лежали буквально грудами. Подожженные ночью машины еще продолжали дымиться. Солдаты из девятого полка деловито строили в колонну собранных по ярам и буеракам пленных. Выглядели пленные не важно, повинуясь отрывистым командам конвоиров, словно автоматы, они безразлично смотрели вокруг пустыми глазами, но на ногах стояли более-менее твердо — всех, кто был серьезно ранен и не мог идти, добивали на месте, чтобы не возиться. Вальтер подвел общий итог наблюдениям:

— Мда, не плохо мы ночью поработали.

— Еще бы, два боекомплекта за полсуток расстрелять, да еще и по ограниченному пространству…

— Кому как, моим штугам и одного за глаза хватило.

— Ага, зато вовремя. Вальтер, видал те кирогазы, что на выходе из этого лога стояли?

— Видал, правда так и не понял, что это за катафалки бронированные.

Ганс с Хорстом весело заржали — они успели осмотреть эти странные агрегаты раньше и уже выяснили, что это за "звери".

— Не ты один! Пошли, посмотрим вблизи, тогда будет наглядней…

Троица офицеров развернулась обратно и, обходя препятствия, вскоре выбралась к выходу из Сухого лога, где и стояли, жидко дымя, три упомянутых устройства странной конструкции, но несомненно военного назначения. Вернее стояли только два из них, так как третий буквально развалился на части, превратившись в бесформенную груду железа, отдаленно напоминающую сложившийся карточный домик. Близкий осмотр техники мало что прояснил: наличие листов брони, пушки и гусениц наводило на мысль о танке, вернее (с поправкой на отсутствие башни) о штурмовом орудии, но конструкцию штурмбаннфюрер опознать так и не смог и, под ехидные смешки подчиненных, вынужден был признать свое поражение.