Миракулум 2
Шрифт:
– Да.
– Мы вас внимательно слушаем.
– Война двух Берегов...
– начала она и прервалась тут же. Выждала время.
– Два Берега. Долгое море. Алхимик Миракулум. Аверс и Крыса...
– Госпожа Эска?
– Я не могу, уважаемый профессор. Я не историк, потому что не могу пересказать одной единственной истории. Истории жизни одного человека. Это невозможно!
– Никто вас и не просит рассказывать...
– Выслушайте меня... я очень хочу, что бы вы знали, - я не историк. Это не мое призвание. Я не буду писать ни этот, ни какой бы то ни было другой диплом. Я ухожу.
–
– Путь?! Какой путь?!
– Вы проявили отличные качества...
– Какой путь?!
– Безумно закричала Эска и сорвалась с места.
Ее никто не сумел догнать, потому что из университета Эска убежала так, - в туфлях и костюме. Ее сердце готово было разорваться от невыносимого незнания. В ее голове звучали только одни слова, - слова Миракулум о том, что пути три, и никакой из них Эске неизвестен, как неизвестен и Крысе. Кто? Куда? Зачем? Почему? За что? И никакая трезвая мысль о том, что это прошлое, и этих людей уже нет на свете, не могла излечить девушку от зависимости... это был настоящий наркотический плен, это уже не отпустит, эта жажда окунуться в чужую жизнь и испытать то, чего никогда не испытаешь в своей жизни, - самая необходимая потребность путешественника во времени.
– Я хочу знать...
– задыхалась Эска, ворвавшись в оружейную лавку.
– Я не могу не узнать!.. Я хочу проснуться там и все услышать... пожалуйста!
Тавиар, подскочив, поймал ее на руки. Она почти упала.
– Успокойся...
– Я боюсь того, что он сказал.
– Кто?
– Миракулум.
– А что он сказал?
– Я не знаю! Но я хочу это знать немедленно!
– Отец, - оружейник тревожно обернулся на Сомрака, - налей коньяка или рома, Эска вся продрогла.
– Немедленно...
– Эска, - он обнял ее, успокаивающе погладил по спине, - приди в себя. Все может подождать, и подождать сколько угодно времени. Не сходи с ума. Ты пришла и все хорошо.
Сомрак принес стакан чая.
– Я же просил...
– Чай был горячий, я вылил рюмку туда.
Эску провели в комнату и усадили в кресло. Она стала пить маленькими глотками свое успокоительное.
– Оставь нас одних, - попросил Тавиар.
– Иди лучше закрой лавку. Сегодня мы уже работать не будем.
Внимательно осмотрев ее, он присел рядом на корточки и спросил:
– Что стряслось, Эска, скажи по нормальному, без криков.
Эска стала рассказывать. Но не все. Она не обмолвилась ни об одной ночи, но повела рассказ от того момента, как утром ее, то есть Рыс, повели на венчание с Эльконном. Как пришел Миракулум, как они покинули крепость, как Аверс что-то обещал Алхимику, а Крыса была усыплена, чтобы не слышать их разговора.
– И что ты хочешь теперь?
– Теперь я хочу знать, о чем была речь.
– Но как ты узнаешь?
– Аверс ей скажет, я уверена!
– А если нет?
– А если да?
– Сомрак!
– Закричал Тавиар. И Эска подскочила на месте.
– Ты нужен здесь!
– Это будет последний раз, обещаю... я сама каюсь, что не могу отказаться. Я думала, что все, целых два месяца я даже не вспоминала, а теперь, как... как жажда, как голод. Это последний раз, Тавиар,
потом мы куда-нибудь уедем, хоть на Побережье... Я больше никогда и не вспомню этих имен.– Сомрак!
Хозяин лавки появился в комнате.
– Отправь ее снова. Эска хочет, чтобы ты это сделал безотлагательно.
– В моей жизни теперь тоже есть и любовь, и мучения, и тюрьма, и разлука... и боль тоже есть, и надежда...
– Ты опьянела?
– Нет.
– Закрой глаза, Эс. Возьми ее за руку, отец.
Сомрак стоял у кресла почти неживой от ужаса.
– Я прошу тебя...
– неожиданно тихо сказал Тавиар.
– Это не может продолжаться вечно.
И тот коснулся ее руки.
Я проснулась нескоро. За окнами кареты уже проплывали улицы Лигго, и шторки, мотающиеся из стороны в сторону, пропускали густой вечерний свет. Алхимик тонул в глубине мягкого сумрака, и была видна только кисть руки, положенная на его черное высокое колено. Лошади остановились, и кучер, спрыгнув, открыл нам дверцу.
– Прощайте.
– Бросил Миракулум.
И мы остались на узком тротуаре, окруженные стенами мастерских. Раньше, когда я была здесь с Виттой, этот город не казался мне таким прекрасным, каким предстал сейчас. Мы шли по направлению к площади, чтобы попасть на другую сторону города, где были постоялые дворы, и я не могла насмотреться на эти дома, на простых горожан, попадающихся навстречу, на то, как каждый из них занят своим обычным делом, - управлял повозкой, вел под уздцы лошадь, катили привезенные бочки с обоза в подвал богатого дома...
– Аверс, - я держала его под руку, - а что у тебя с руками?
Оружейник, так и не ответив, продолжал идти.
– Ты можешь рассказать о том, что тебе сказал Миракулум?
– Я, спохватившись, что это имя кто-то услышал, оглянулась по сторонам.
– Можешь?
Но Аверс и на это не ответил. Он вообще стал странен, - у него был тяжелый и отрешенный взгляд, и казалось, что он не только не хочет отвечать на эти вопросы, но даже не замечает их, не замечает даже меня, идущую рядом. Его жизнь и внимание поглотило нечто другое, что теперь он и свободы не чувствует, и радости от нее.
– Аверс?
Он даже не опустил взгляда. При первой же попавшейся вывеске в таверну, он завел меня внутрь и посадил за самый дальний пустующий стол под лестницей. Комнат здесь было снять нельзя, но представлялась неплохая возможность отлично поужинать. Когда хозяин трактира подошел, оружейник дал ему серебряную монету и попросил сделать так, чтобы к ним никто не подходил и близко рядом с нами не садился. На странную просьбу трактирщик только кивнул, а монету сунул за пояс фартука. Я с тревогой вглядывалась в лицо Аверса.
– Что с тобой? Что он сказал тебе, что ты сейчас как не живой, Аверс?
Он и впрямь был не просто мрачен или недоволен, обеспокоен или удручен, - он был мертвенно бледен, и взгляд его был обращен туда, куда я не могла заглянуть вместе с ним, - он знал нечто такое, чего я не знала.
– Это что-то плохое... что-то должно случиться? Что? Скажи мне!
Аверс вздрогнул. И все равно еще долго ждал, прежде чем начать говорить.
– Любой из путей ведет к смерти, Рыс. Неизбежной и скорой.