Мираж черной пустыни

Дэвид — одиннадцатилетний сын Вачеры, женщины-лекарки — после этого никогда больше не приходил, но Нджери возвращалась каждый день, и Роуз, очарованная малышкой, которая, казалось, жаждет внимания и определенно благоговеет перед хозяйкой, позволила ей остаться.

Когда было решено отправиться в Европу, Роуз попросила тетю Моны Грейс, чтобы та добилась разрешения у Гачику взять с собой Нджери «в качестве компаньонки Моны», как тогда сказала Роуз. Но Мона знала правду: Карен фон Бликсен вызвала бурю сенсаций, когда пустилась в путешествие по Европе в сопровождении маленького африканского мальчика в качестве свиты; леди Роуз хотела того же.

Мона, получавшая гораздо меньше, чем положено, внимания со стороны матери, отчаянно возмущалась вторжением Нджери. На самом деле ее приводили в негодование все африканские дети. Они удостаивались внимания со стороны ее тети Грейс в миссионерской школе, и они же по причине их бедности часто получали ношеную одежду леди Роуз, которую та раздавала в качестве благотворительной помощи. Но больше, чем кого-либо другого, Мона ненавидела брата Нджери Дэвида, считая его самым заносчивым мальчишкой: однажды у реки он заявил Моне, что его мама объяснила ему, что эта земля — его земля и что настанет день, когда все белые люди покинут Кению.

Вот почему Мона просто не может поехать в академию в Англии. Ей надо вернуться в Кению, чтобы доказать Дэвиду Матенге, что это ее земля.

Итак, как только представится первый удобный случай, она убежит.

Машины медленно ползли по гравийной дорожке в сторону величественного особняка, перед которым выстроились в линейку слуги: лакеи в ливреях, служанки в форме, старый Фицпатрик — дворецкий, который сбежал из Кении спустя три месяца после приезда в 1919 году. Мартовский ветер раздувал юбки, как знамена, двадцать слуг молча ожидали приезда хозяев. Они никогда прежде не видели африканцев, поэтому темнокожие красавицы в лимонно-желтом шелке выглядели в их глазах так, будто сошли со страниц сказок «Тысяча и одна ночь». Сати — ее няня — была не столь изумлена, ей доводилось видеть британские поместья и раньше, но две служанки кикую с выбритыми головами, чувствующие себя неловко в своих туфлях и форме, уставились на трехэтажный дом с его башенками и множеством окон, раскрыв от изумления рот.

— Моя дорогая Роуз! — произнес Гарольд, спускаясь по ступенькам навстречу. Он взял ее руку в перчатке и заглянул в глаза, почти скрытые вуалью и меховым воротником. — Ведь это же Роуз, не правда ли?

Гарольд располнел. Он совершенно не был похож на своего старшего брата Валентина, который в сорок один год был все еще атлетически сложен и у которого седина лишь начинала подступать к вискам.

— Тебе, конечно же, не стоило тащить с собой всю Африку! — сказал он в своей шутливой манере. Затем добавил: — Пойдем скорее. Эдит просто сгорает от желания увидеть тебя!

Элегантный отель «Георг V» в Париже привел Мону в трепет своим большим залом при входе и канделябрами. Но этот дом… Это был просто дворец! У нее перехватило дыхание, когда она ступила в темный холл, по сторонам которого располагались средневековые рыцарские доспехи и оружие. На стенах висели гобелены и потемневшие портреты давно умерших людей. Все это заставляло ее думать о Белладу как о каком-то сельском доме. Именно этот дворец мог бы быть ее родным домом, если бы отец не влюбился в Восточную Африку одиннадцать лет назад.

Эдит Тривертон была в художественной мастерской вместе с другой женщиной и двумя девочками и с преувеличенным радушием поприветствовала свою невестку, представила ее леди Эстер и одной из девочек — ее дочери, благородной девице Мелани Ван Ален. Другая девочка была дочерью Эдит, Шарлоттой, кузиной Моны.

— Роуз, как прекрасно видеть тебя вновь после стольких лет! — провозгласила Эдит, целуя воздух у щеки Роуз. — Мы все были совершенно уверены, что вы с Валентином приплывете на первом же корабле, возвращающемся в Англию! Как ты выносишь эту жизнь в джунглях?

Мона с чувством собственного достоинства уселась на обитый парчой стул и тайком принялась разглядывать двух девочек, которые на вид были чуть старше ее. Обе были одеты очень стильно в платья с заниженной талией. Ее тетя Эдит и дядя Гарольд не производили большого впечатления, они выглядели совсем не так, как ее отец или тетя Грейс.

Пока взрослые разговаривали, младшие сидели и хранили вежливое молчание. Шарлотта и Мелани держали в руках чашки и блюдца с исключительным изяществом. Они обучались, как вскоре узнала Мона, в Фарнсвортской академии, той самой, куда на следующий день должна была отправиться и она.

— Шарлотта поможет тебе и все объяснит, — сказала Эдит. — Ей уже тринадцать, и у нее свой круг друзей, конечно. Но вы же кузины.

Шарлотта с подругой тайком обменялись удивленными взглядами, а Моне захотелось исчезнуть или слиться с обивкой.

— Ты знаешь, Роуз, — произнес Гарольд, который недовольно нахмурился, глядя на африканскую девочку, стоящую в дверях, — я не ожидал, что ты привезешь с собой негритянку. Где она сейчас?

— Спит у дверей Моны.

Эдит взглянула на своего мужа:

— Может быть, лучше поместить ее среди слуг? Твое письмо было таким туманным, Роуз, что мы просто не знали, чего нам ждать.

Разговор стал скучным и взрослым: о тех, кто умер, переехал, женился, вышел замуж, завел детей. Все новости Суффолка, о которых упоминалось в разговоре, совершенно не интересовали Мону и были ей непонятны. В то время как Шарлотта и Мелани начали перешептываться и хихикать, Мона вперила взгляд в окно и раздумывала о том, наступил ли уже в Кении сезон дождей.

Обед, как она обнаружила к своему неудовольствию, должен был проходить раздельно: мама обедала с дядей Гарольдом, тетей Эдит и леди Эстер, а она — с двумя тринадцатилетними девочками.

— Но, мамочка, — попыталась протестовать Мона, когда ее устраивали в спальне, большой, холодной и темной, — мы всегда обедали вместе. Почему я должна есть в детской?

Роуз рассеянно раскладывала вещи Моны.

— Потому что здесь так принято, Мона. Это надлежащие манеры, так положено в обществе.

— Но я думала, что мы в Белладу ведем себя подобающим образом.

Роуз вздохнула, и по ее лицу пробежала тень озабоченности:

— Боюсь, что мы с годами предоставили всему плыть по течению и позволили себе расслабиться. Я просто не заметила этого. Африка влияет так на любого. Теперь нам следует исправить все это. Вот почему, Мона, тебе нужно поступать в Академию Фарнсворт. К тому времени, когда ты выйдешь из нее, ты станешь блестящей молодой леди.

Мона совсем пала духом: