Мираж черной пустыни

Грейс дрожала от гнева, а на лице знахарки застыла неподвижная маска. Вачера была все еще прекрасна — высокая, тонкая, с обритой головой, рядами бусин и браслетов, украшавших ее длинные руки, закутанная в мягкие складки своего одеяния. Она была живым анахронизмом среди обращенных в христианство кикую, призраком из прошлого их племени. Она неподвижно смотрела на Грейс Тривертон с презрением и гордостью, затем поднялась и покинула хижину.

Грейс вернулась в миссию и заметила Валентина, который нервно прохаживался взад и вперед перед зданием клиники. Когда она увидела, что у него в руках, а также маленького мальчика, который в ужасе прижался к ступенькам веранды, она поняла, зачем пожаловал ее братец.

— Взгляни на это! — закричал Валентин, швыряя в нее чем-то. Вещь ударилась ей в грудь и упала на землю. Она подняла ее и увидела, что это была одна из кукол Моны. — Я застал его за тем, что он играл с ней!

— Ох, Валентин! — вздохнула она. — Ему всего семь лет. — Грейс последовала за своим братом и присела на корточки возле Артура, который, как она заметила сразу же, получил очередные родительские наставления в виде порки.

— Я не позволю тебе баловать его! Вы с Роуз превращаете моего мальчика в неженку!

Грейс положила руку на голову Артура, тот расплакался.

— Бедный малыш, — пробормотала она, гладя его по волосам.

— Черт возьми! Грейс! Послушай меня!

Она взглянула на него:

— Нет, это ты меня послушай, Валентин Тривертон! Я вижу ребенка, который совершенно уничтожен и подавлен, и я не стану слушать, как ты выкрикиваешь всякие глупости. Еще одна девочка умерла из-за инициации, и я не смогла спасти ее. Что ты сделал, чтобы прекратить эти варварские обряды, Валентин? Это твои люди. Ты должен заботиться о них!

— Какое мне дело до того, чем занята кучка черных? Меня беспокоит только мой сын. Я не позволю ему играть в кукол!

— Нет, — медленно произнесла она. — Тебя вовсе не волнует, чем заняты африканцы. И ты больше беспокоишься о себе самом, чем о своем сыне!

У Валентина внезапно покраснела шея, он бросил сердитый взгляд на свою сестру, потом развернулся и ушел.

Войдя под крышу дома, который служил Грейс клиникой, она успокоила Артура. Плечи и шея мальчика были покрыты свежими шрамами.

— Привет, — прозвучал мягкий голос, и в открытых дверях появился силуэт.

Грейс пригляделась. Ее сердце забилось сильнее.

— Джеймс! Ты вернулся!

— Я приехал прошлой ночью и сразу же поспешил увидеть тебя. Что тут у вас происходит?

— Да снова Валентин.

Джеймс вошел в комнату:

— Привет, Артур!

— Привет, дядя Джеймс!

— Мой брат думает, что может битьем и угрозами превратить своего сына в мужчину, — спокойно сказала Грейс, пытаясь сдержать свой гнев и не выдать себя голосом, чтобы не напугать мальчика. — Я собираюсь положить конец этим поркам, я должна… С тобой все будет хорошо, Артур. Ты не очень сильно пострадал.

— Ты написала Роуз об этом?

— Она должна вернуться со дня на день. Ее письмо было не очень точным, ты же знаешь Роуз.

— Стало быть, Мона уже в школе в Англии?

— Да. В академии, куда Роуз ходила, когда была девочкой.

— Ты ведь скучаешь по Моне, не так ли?

— Да, очень.

Грейс поцеловала своего племянника в макушку, потом усадила его на пол. Мальчик был слишком мал для своего возраста и унаследовал мечтательный характер матери.

— Иди, дорогой, — ласково сказала Грейс. — Иди, поиграй.

— А куда мне идти? — поинтересовался он, смущенно глядя на нее своими большими голубыми глазами.

— А куда бы ты хотел пойти, Артур?

Он изобразил задумчивость, а затем спросил:

— Могу я пойти посмотреть малышей?

Она улыбнулась и подтолкнула его в нужную сторону. Валентин запретил Артуру заходить в хижину для родов в клинике Грейс, но она решила не подчиняться приказам своего брата.

— Джеймс! — с восторгом сказала она, когда они вышли из клиники. — Как прекрасно снова видеть тебя, это такой сюрприз для меня!

Грейс удивилась, как солнечный свет превращает темные каштановые волосы Джеймса в золотисто-рыжие, она ощутила знакомое чувство любви и трепета, которое никогда не покидало ее. Всякий раз, когда он уезжал, ей казалось, что часть ее самой уезжает вместе с ним. Когда он возвращался, она снова становилась самой собой.

— Я скучала по тебе, — призналась она.

Они направились по тропинке, ведущей к ее дому, мимо новых хижин, которые она велела построить. Одна из них была новым отделением для родов, где Артур проводил большую часть своего времени, разглядывая новорожденных младенцев.

Когда Джеймс и Грейс вошли на веранду ее коттеджа, она спросила:

— Что нового в Уганде?

— Все как обычно. Сонная болезнь, малярия. Ничего нового. А ты как, Грейс? Как шли дела в миссии эти четыре месяца?

Она вошла в дом и вернулась с двумя стаканами лимонада. Передавая один Джеймсу, она заметила:

— Тебя не было пять месяцев. У нас новый курятник и новая доска в классе.

Он улыбнулся:

— Итак, за кур и образование, — произнес он, и они выпили.

Джеймс внимательно разглядывал Грейс. Она выглядела такой же аккуратной и хрупкой, как всегда. Несмотря на многочисленные обязанности, которые налагало на нее ведение клиники и школы, Грейс всегда носила белую юбку и блузку, ее короткие волосы были аккуратно уложены. «И она стала еще более прекрасной, — подумал он, — с тех пор, как я последний раз видел ее».

— Тебя что-то беспокоит, Грейс?

— Была еще одна инициация. Сестра Марио умерла. — Она села в кресло-качалку. — Мне надо быть строже с этими людьми, Джеймс. Я хочу заставить их понять, что их древние родовые обычаи приносят большой вред. На дворе уже двадцатый век. Современная медицина достигла таких высот, которые были недоступны ей в предшествующие века. В наши дни мы умеем творить чудеса. И все же, когда они напуганы, они сначала бегут к своим знахарям и шаманам.