Мировой кризис
Шрифт:
В начале июня премьер-министр созвал конференцию в Чекерсе. На этой конференции мы принципиально согласились оказать давление на обе стороны, дабы побудить их прийти к соглашению.
Черчиль – премьер-министру
11 июня 1921 г.
«Сегодня утром я имел разговор с Венизелосом. Я сообщил ему решение нашей конференции в Чекерсе, и он вполне согласился с ним. Я согласен с вами, что мы должны были бы сказать Константину: „Вот условия, которые, по нашему мнению, необходимо сейчас предложить Кемалю; если вы примете их, мы сообщим их Кемалю, – по возможности, совместно с Францией. Мы должны сказать Кемалю, что если он откажется согласиться на них, то мы окажем грекам всю возможную для нас помощь. А если действия греков будут успешны, то условия мира придется соответствующим образом изменить к невыгоде Кемаля“. Далее мы должны были бы сказать Константину, что ему следует отложить наступление, пока его армия не будет реорганизована с помощью возвращенных в нее наиболее компетентных венизелистских генералов. Если он согласится на все наши требования как по части условий мира с турками, так и по части реорганизации армии и если Кемаль будет по-прежнему упрямиться и придется выполнять заключенное с Константином соглашение, то мы должны будем не колеблясь признать его. Если, к нашему несчастью, мы будем вынуждены действовать вместе с этим человеком и с греками, то будет совершенно бессмысленно не принимать всех возможных для нас мер для достижения успеха. Полумеры и нерешительная поддержка были проклятием всей
Что касается условий, то я думаю, что одним из них должна быть эвакуация Смирны греческой армией. Я думаю, что это – минимум, при котором возможно добиться сотрудничества французов или согласия Кемаля на мир. Вопрос о гарантиях, обеспечивающих жизнь христианского населения при содействии местных или международных войск, не должен окончательно решаться на этой стадии переговоров, но я согласен с вами, что мы должны настаивать на действительных гарантиях и на предотвращении резни.
По моему мнению, времени терять нельзя. Если греки опять затеют вторую плохо подготовленную наступательную кампанию, то последняя карта окажется битой и мы потеряем как мирный договор с турками, так и греческую армию.
Я думаю, вы ясно понимаете, что предлагаемые мною способы решения греко-турецкой проблемы, имеющие в виду достижение поставленных нами целей, не менялись. Я всегда считал и теперь считаю нужным возможно более быстрое заключение мира с Турцией, и притом мира прочного. Как вы знаете, я совершенно не согласен с общей политикой Севрского трактата, результаты которой я не раз предсказывал. Но в том трудном положении, в каком мы теперь находимся, я всеми силами стараюсь найти выход из затруднений, так чтобы мы не оказались абсолютно беззащитными перед лицом торжествующего и несговорчивого врага».
Приведу далее мое официальное донесение от 25 июня 1921 г.
Премьер-министру лорду Керзону
25 июня 1921 г.
«Если верны газетные известия, что греки решили отказаться от наших предложений о посредничестве, то я надеюсь, что мы без всяких колебаний станем проводить нашу политику. Если они будут продолжать военные действия вопреки желаниям Англии и Франции и, лишенные какой бы то ни было моральной поддержки, в конце концов будут разбиты или в лучшем случае окончательно запутаются, то перед нами встанут чрезвычайно серьезные осложнения, и Кемаль будет до крайности несговорчив. Я уверен, что при данных условиях наиболее мужественный путь есть путь наиболее надежный. Премьер-министр на заседании кабинета министров сказал недавно, что он согласен проводить беспристрастную политику по отношению к обеим сторонам. Мне кажется, мы должны были бы спросить французов, согласятся ли они вместе с нами довести до сведения греков, что если греки не подчинятся предложенному решению, то мы вмешаемся и приостановим войну путем морской блокады Смирны. Это выступление решит дело, ибо греки бессильны что-либо предпринять. С другой стороны, нам это ничего не будет стоить, так как наш средиземноморской флот чрезвычайно силен и в настоящее время находится в Средиземном море. Я полагаю, что в Великобритании все одобрят прекращение войны. В то время мы должны сказать грекам, что если они согласятся на наши условия, а Кемаль проявит несговорчивость, то мы окажем им активную помощь и обратим морскую блокаду против Турции.
Я очень обеспокоен тем, что греки предпримут это новое наступление в подавленном настроении. Если это наступление кончится неудачей, то оно может привести к непоправимой катастрофе. В этом случае вся политика, установленная нами в Чекерсе, окажется сведенной на нет. Я прибавлю к этому, что если французы откажутся участвовать в морской блокаде Греции или Турции, – в зависимости от обстоятельств, – то я все же буду настаивать на том, чтобы мы проводили ее одни, ибо мы обладаем всеми средствами для ее проведения и можем осуществить эту меру весьма быстро».
В это время греческая армия неустанно двигалась вперед по тяжелой и труднодоступной местности. Это была величайшая кампания, предпринятая греками со времен классической древности. Этот эпизод заслуживает быть описанным более подробно, чем это обычно делалось.
До начала военных действий греческая армия была разделена на две группы. Правая, или южная группа, состоявшая из 7 дивизий и кавалерийской бригады (32 тыс. штыков и 1000 сабель), сосредоточивалась на линии железной дороги около Ушака. Левая, или северная группа, состоявшая из 4 дивизий (около 18 тыс. штыков), собралась у Бруссы. Сорокамильный промежуток между этими двумя основными группами прикрывался линией военных постов, тянувшихся от побережья Мраморного моря к югу. Турецкая армия также была разделена на две группы. Северная группа в шесть пехотных и три кавалерийских дивизии, составлявших 23 тыс. штыков (кавалерия представляла собою в сущности конную пехоту), стояла между железнодорожной станцией Эскишер и Мраморным морем. Южная группа в 10 пехотных дивизий и 2 кавалерийские дивизии, составлявших всего 25 тыс. штыков, была сосредоточена главным образом около железнодорожной станции Кутайя, но последние ее отряды доходили до Афиум Карагиссара и даже до более далеких пунктов. Греки немного превосходили турок в численности: у греков было 51 тыс. чел., у турок – 48 тыс. Кроме того, на два турецких орудия приходилось три греческих и на три турецких пулемета – восемь греческих. Греческая армия была лучше снабжена аэропланами и запасами военного снаряжения. Но зато турки за Ангорой имели еще три резервных дивизии (8 тыс. штыков), две дивизии (5 тыс. штыков) на юго-востоке в Киликии и еще три пехотных и две кавалерийских дивизии (6500 штыков) в ста семидесяти милях к востоку от Ангоры в округе Амасия.
Задача греков заключалась в том, чтобы уничтожить турецкую армию и занять Ангору. Но так как железнодорожная линия Смирна – Ангора, единственная линия, по которой могли передвигаться войска, резко отклонялась от своего основного направления и загибала к северу и югу за линией турецкого фронта между Афиум Карагиссаром и Эскишером, то прежде всего грекам было необходимо прогнать турок из этого сектора и, если возможно, уничтожить турецкую армию. Только при этом условии можно было продвинуться к Ангоре. Операции начались с маневра, имевшего целью обмануть неприятеля.
9 июля левая греческая группа двинула две дивизии к востоку от Бруссы, чтобы удержать турецкую северную группу на ее позициях, а две других дивизии направились на юго-восток к Кутайе, чтобы действовать совместно с правым крылом армии. Через три дня три дивизии правой греческой группы атаковали турок в Афиум Карагиссаре и разбили их. Началось очищение от турок железнодорожной линии, ведущей в Эскишер. Затем одна дивизия осталась в Афиум Карагиссаре, а остальная часть правой группы и две дивизии левой, соединившиеся при Кутайе, прогнали турок и вошли в Кутайю 17 числа. Турки продолжали отступать за Эскишер, который греки заняли 20 июля. Король Константин в этот день прибыл на фронт из Афин и принял командование войсками. 21 июля турки начали общую атаку. Греки ответили контратакой, и турки были оттеснены по всей линии. Они отступили на 30 миль и заняли позицию за рекой Сахария, в 50 милях от Ангоры. Эти позиции охраняли доступ в столицу.
Греки одержали стратегический и тактический успех, ибо они захватили железную дорогу и получили возможность продолжать наступление. Но они не уничтожили турецкой армии или хотя бы сколько-нибудь значительной ее части. Потери убитыми и ранеными были почти одинаковы для обеих сторон – и те и другие потеряли от 7 тыс. до 8 тыс. Кроме того турки потеряли 4 тыс. пленными.
Последовала короткая пауза, во время которой обе армии реорганизовались и приготовились к следующей фазе борьбы. Греки исправили железную дорогу и проселочные пути сообщения. Они ремонтировали подвижной состав и усилили свой дорожный транспорт: 500 грузовиков, 2 тыс. верблюдов и 3 тыс. повозок, движимых волами. Мустафа Кемаль, располагавший гораздо менее значительными средствами транспорта к меньшими запасами, чем его противники, приказал женам и дочерям своих солдат заменить собою верблюдов и
быков, которых не было у турецкой армии. Во время передышки турецкие женщины приносили воду, пищу и другие припасы из бесчисленных окрестных деревушек, и все эти запасы сосредоточивались на востоке от большой излучины реки Сахарии, где турецкий национальный вождь и правитель решил окончательно утвердиться.10 августа греки возобновили наступление, выделив вторую дивизию на фронт Афиум Карагиссара. Теперь армия их состояла из 73 тыс. штыков, из которых 50 тыс. можно было двинуть в наступление. Турки имели 70 тыс. штыков, из которых 44 тыс. были сосредоточены на реке Сахарии. Добавочный отряд в 8 тыс. двигался из Киликии. Греческий успех в Эскишере не оказал впечатления на союзников, и 14 августа на парижском совещании союзники решили по-прежнему соблюдать нейтралитет.
Битва началась 24 августа. Первоначальный греческий план заключался в том, чтобы обогнуть с юга турецкую позицию, но в самый последний момент, когда турки передвинули войска с правого фланга на левый, план был изменен, и было решено прорвать турецкий центр в направлении на Япан Гамман. Тем не менее, наиболее успешные для греков операции произошли на южном фланге. Это дало возможность центру и левому крылу продвинуться вперед. В течение десятидневного боя, когда линии греческих сообщений подвергались непрерывным набегам турецких отрядов, и греческие войска страдали от недостатка военного снаряжения, пищи и даже воды, греческая армия постепенно оттеснила турок на 10 миль и, если бы этому не помешало неумелое руководство, по всей вероятности одержала бы над турками решительную победу, в которой греки были уверены. Но к 4 сентября силы греков были исчерпаны. Обе стороны не могли больше сражаться и использовали все свои резервы Сражение было упорно и кровопролитно. Греки потеряли 18 тыс. чел. Потери турок были не столь велики. Обе армии остались в целости, были почти одинаковы по численности и после передышки могли продолжать военные действия. Но политическое и стратегическое положение греков было таково, что успехи, не приводившие к окончательной победе, были уже поражением. Наоборот, положение турок было таково, что отсутствие окончательного разгрома было уже победой. Руководивший турками вождь прекрасно учитывал эту обстановку.
До 9 сентября обе стороны были заняты реорганизацией сил. Раньше Кемаль сомневался, подготовляется ли греческая армия к новой атаке или начинает отступление, но в этот день он пришел к убеждению, что наступление греков кончилось, и приказал начать общую контратаку.
Греки упорно сопротивлялись, но стратегическое положение было слишком опасно, и вечером 11 сентября король Константин приказал отступить к западу от реки Сахарии. Отступление было выполнено с большим искусством, но все же оно знаменовало неудачу греческой кампании. Армии продолжали стоять на железнодорожной линии к югу от Эскишера.
Теперь снова наступил удобный момент для вмешательства. Я разослал следующий печатный меморандум:
Греция и Турция
26 сентября 1921 г.
«Серьезные неудачи греческой армии, пытавшейся взять Ангору штурмом, являются для нас новым удобным случаем (их было уже немало в прошлом) для того, чтобы окончательно разрешить восточные вопросы. Было бы позором для нас, если бы мы не приложили теперь все усилия для достижения такого решения. Разорение всей этой части востока и те неблагоприятные последствия, которыми это грозит для всего мира, являются достаточной причиной для нашего выступления.
Не наступил ли теперь наиболее подходящий момент решительно вмешаться в войну, чтобы добиться мира ради Греции или ради Турции? Вполне возможно, что эта кровопролитная и не приводящая к результатам война заставила обе стороны стремиться к миру. В настоящее время Мустафа Кемаль, может быть, не будет уже обнаруживать такой несговорчивости, какую он проявлял во время прежних переговоров, а греки все больше и больше приближаются к банкротству и революции. Теперь мы должны обратиться к обеим сторонам на основе тех предложений, которые мы выработали до возобновления греческого наступления. Несомненно, выработанные тогда условия должны быть изменены. Но, окончательно остановившись на наиболее разумном, по нашему мнению, решении вопроса, мы должны оказать максимальное давление на обе стороны, не отступая перед блокадой Пирея, если Греция будет противиться, или перед оказанием ей помощи деньгами и снаряжением, если Турция проявит несговорчивость. В течение последних 3 месяцев мы не делали абсолютно ничего и только наблюдали за развитием этого пагубного конфликта. Если мы и теперь будем придерживаться такой же тактики, то для нас, несомненно, возникнут огромные осложнения в Месопотамии».
Но ничего не было сделано, и в течение некоторого времени ничего не случилось. Мы вступили в период кажущегося спокойствия. События приостановились, дискуссии оборвались, и в политике зияла пустота. В следующей главе мы выясним, как была заполнена эта пустота. Но прежде чем перейти к описанию окончательных моментов кампании, мы должны вкратце коснуться армянской трагедии, которой сопровождалось воскрешение турецкой мощи.
Происшедшие в России и в Турции события, за которыми вскоре последовали новые трагедии, оказались роковыми для армянского народа. Мировая война, приведшая вначале к страшной резне армянского населения, в конце концов развернула перед нами самые широкие и блестящие надежды, какие только могла питать армянская нация. А затем вдруг нация эта была повержена во прах, – по всей вероятности, навсегда. Вековые несчастья армянской нации объяснялись главным образом физическими особенностями ее родины. На высоком армянском плато, простирающемся через центр Малоазиатского полуострова, расположены горные хребты в восточном и западном направлении. Долины между этими хребтами с незапамятных времен были дорогами для всех завоевателей, двигавшихся на западе из Малой Азии, а на востоке – из Персии и Центральной Азии. В древности по этим путям шли мидяне, персы и римляне, а в первые столетия христианской эры – персидские сассаниды и императоры Восточной римской империи. В средние века по ним следовали орды монголов и турок (сельджуков и османлисов), завоевывавшие, делившие, уступавшие и снова завоевывавшие те малодоступные области, в которых несчастный народ вел неустанную борьбу за жизнь и независимость. После укрепления России борьба за армянские области, представлявшие как бы естественные границы соперничавших империй, велась между Россией, Персией и Оттоманской империей.
В тот момент, когда началась мировая война, Армения, разделенная между Россией и Турцией и постоянно страдавшая то от насилий, то от резни, не имела никакой защиты (кроме тайных обществ), никакого оружия, кроме интриг и убийств. Мировая война навлекла на армян новые бедствия. После балканских войн сторонники пан-турецкой идеи отказались от мысли возродить государство с помощью «оттоманизации» и «отурчивания». Бедствия Турецкой империи они приписывали в значительной степени противодействию нетурецких рас, живших в Турции. Они откровенно и прямо заявляли, что эти расы «не стоят внимания, являются только помехой и могут убираться ко всем чертям». Возрожденное государство, к которому стремились турецкие патриоты, должно было создаваться одними только турками. К этой цели, если она вообще была достижима, вел долгий и трудный путь. Поэтому чем скорее турецкий народ примется за ее осуществление, тем лучше. По этому пути турки шли с 1912 г., тогда как Европа долгое время даже не подозревала об этом. Но армяне были лучше осведомлены. Они понимали, что включение мусульманских областей Кавказа в состав великого турецкого государства подчинит все армянское плато, включая и русскую Армению, турецкому владычеству и поставить на карту все будущее армянской расы. Начало мировой войны поставило все эти вопросы ребром. Турецкое правительство, преследуя свои собственные цели, старалось обеспечить за собой помощь армян, особенно армян, живших в России. Перед армянскими лидерами встала страшная альтернатива: должны ли они предоставить все силы своей нации в распоряжение России и Турции или согласиться на то, чтобы их народ оставался по-прежнему разделенным, и сыны его сражались во вражеских армиях друг против друга? В конце концов они пришли к выводу, что в случае войны армянский народ, живущий в Турции и России, должен выполнить свой долг по отношению к обоим правительствам, Они считали более разумным пойти на братоубийственную борьбу, сражаясь в различных лагерях, чем поставить на карту все свое существование, связав свою судьбу с победой одной стороны.