Мировой порядок

Соединенным Штатам Америки следует быть готовыми к достижению геополитического взаимопонимания с Ираном на основе вестфальских принципов невмешательства – и разработать совместимую концепцию регионального порядка. До революции Хомейни Иран и Соединенные Штаты были де-факто союзниками, и этот союз базировался на трезвой оценке национальных интересов, причем здраво мыслили американские президенты от обеих партий. Иранские и американские национальные интересы воспринимались как совпадающие. Обе страны выступали против господства в регионе сверхдержавы, каковой на тот момент был Советский Союз. Обе демонстрировали желание уважать суверенитет друг друга в своей ближневосточной политике. Обе поддерживали экономическое развитие региона, пусть даже частичное, «фрагментарное». С американской точки зрения имеются все основания восстановить такие отношения. Напряженность между Ираном и США возникла в результате принятия Тегераном джихадистской риторики и прямых нападок на американские интересы и систему международного порядка.

Каким образом Иран синтезирует свое комплексное наследие, будет зависеть в значительной степени от внутренней динамики; в стране столь сложной культурно и политически эта динамика выглядит непредсказуемой для сторонних наблюдателей и не подвержена влиянию внешних угроз и уговоров. С каким бы «лицом» Иран ни выходил в мир, факт остается фактом: Ирану предстоит выбор. Он должен решить, страна ли он или территория. Соединенные Штаты должны стремиться к сотрудничеству и всячески его поощрять. Но упорства и решимости западных переговорщиков – разумеется, необходимого условия подобной эволюции – недостаточно, чтобы обеспечить желаемый исход. Отказ Ирана от поддержки таких групп, как «Хезболла», станет важным и принципиальным шагом к восстановлению конструктивных двусторонних отношений. Вопрос в том, видит ли Иран в хаосе на своих границах угрозу – или возможность реализовать тысячелетнюю мечту?

Соединенные Штаты должны развивать стратегическое понимание происходящего. Представители администрации, объясняющие умаление американской роли на Ближнем Востоке, рассуждают о сбалансированной системе суннитских государств (плюс, возможно, Израиль) как противовес Ирану. Даже возникни подобное образование на самом деле, его жизнеспособность гарантируется только активной американской внешней политикой. Ведь баланс сил не является статичным, его составные части пребывают в постоянном движении. Соединенные Штаты необходимы в качестве арбитра и останутся таковым в обозримом будущем. А потому важно, чтобы Америка оказалась ближе к любому из соперников, чем они друг к другу, и не позволила втянуть себя в геополитические игрища, особенно в экстремистской форме. Преследуя собственные стратегические цели, Соединенные Штаты могут стать ключевым фактором – возможно, единственным, – на основании которого Иран определит, что ему выбрать: путь революционного ислама или путь великой страны, легитимной и действующей в рамках вестфальских принципов. Но Америка способна сыграть эту роль лишь в случае, если останется и передумает уходить.

Видение и реальность

Вопрос о мире на Ближнем Востоке в последние годы непосредственно увязывается с «высокими технологиями», то есть с ядерной программой Ирана. Нет никакого способа мгновенно и спешно решить эту проблему, помешать появлению этого оружия. Но уместно вспомнить ситуации, когда другие, казалось бы, неразрешимые, кризисы на Ближнем Востоке создавали новые перспективы в регионе.

С 1967 по 1973 год состоялись две арабо-израильских войны, две американские операции, сирийское вторжение в Иорданию, было организовано массированное американское присутствие в воздухе в зоне военных действий, произошло несколько угонов самолетов, и большинство арабских стран разорвали дипломатические отношения с США. Тем не менее начался процесс мирного урегулирования, который обернулся тремя египетско-израильскими соглашениями (кульминация – мирный договор 1979 года); было подписано соглашение с Сирией в 1974 году (действовало четыре десятилетия, несмотря на сирийскую гражданскую войну); состоялась Мадридская конференция (1991), перезапустившая мирный процесс; в Осло ООП и Израиль подписали перемирие (1993), а между Иорданией и Израилем в 1994 году был заключен мирный договор.

Этого удалось достичь, поскольку были реализованы три условия: активная политика США, отказ от планов создания регионального порядка через насильственное насаждение универсалистских принципов и приход к власти лидеров с соответствующим видением.

Два события из моего личного опыта символизируют такое видение. В 1981 году, в ходе своего последнего визита в Вашингтон, президент Садат пригласил меня посетить Египет весной следующего года, на празднование возвращения Синайского полуострова. Помню, Садат сделал паузу и прибавил: «Нет, не празднование – это будет слишком оскорбительно для Израиля. Приезжайте через полгода, мы с вами поднимемся на вершину горы Синай, где я хочу поставить рядом мечеть, церковь и синагогу, в знак мира, который нужен всем».

Ицхак Рабин, прежде – начальник штаба израильской армии, был премьер-министром в ту пору, когда заключалось первое в истории политическое соглашение между Израилем и Египтом (1975), а затем он и бывший министр обороны, а ныне министр иностранных дел Шимон Перес обеспечили мирный договор с Иорданией (1994). По случаю заключения израильско-иорданского мирного договора Рабин в июле 1994 года выступил на совместном заседании обеих палат Конгресса США – вместе с королем Иордании Хусейном:

«Сегодня мы вступаем в битву, в которой не будет убитых и раненых, не будет крови и ярости. Это единственная битва, в которую приятно вступать, – битва за мир…

В Библии, нашей Книге книг, мир упоминается в различных фразах двести тридцать семь раз. В Библии, из которой мы берем нормы поведения и черпаем нашу силу, в книге пророка Иеремии, приводится плач Рахили. Вот что она говорит:

«Удержи голос твой от рыдания и глаза твои от слез, ибо есть награда за труд твой, говорит Господь» [80] .

80

Иер. 31:16. (Прим. перев.)

Я не стану удерживать слезы по тем, кто погиб. Но в этот летний день в Вашингтоне, далеко от дома, мы ощущаем, что наш труд будет вознагражден, как и обещал пророк».

Оба – и Садат, и Рабин – были убиты. Но их достижения и устремления продолжают жить.

Повторюсь: доктрины силового запугивания бросают вызов надеждам на мировой порядок. Но когда их удается отвергнуть – и никак не меньше, – может наступить момент, способный привести к прорывам, описанным выше, когда видение побеждает реальность.

Глава 5 Многоликая Азия

Азия и Европа: Различные концепции баланса сил

Термином «Азия» принято обозначать мнимое единство чрезвычайно разобщенного региона. До возникновения западных держав в их современном виде ни в одном азиатском языке не было слова со значением «Азия»; ни один народ, в настоящее время составляющий население почти пятидесяти суверенных государств Азии, не воспринимал себя как жителей единого «континента» – или хотя бы как обитателей региона, жизнь в котором требует общей солидарности. Будучи «Востоком», Азия никогда не выступала однозначной «параллелью» Западу. Никакой общей религии, ни даже той, которая раскололась бы на соперничающие конфессии, как произошло с христианством на Западе. Буддизм, индуизм, ислам и христианство – все они нашли себе место на территории Азии. И никакой памяти о паназиатской империи, сопоставимой с Римской. По всей Азии, с северо-востока на юг, преобладающие базовые этнические, лингвистические, религиозные, социальные и культурные различия постоянно усугублялись, нередко – весьма трагично, пограничными конфликтами и войнами.

Политическая и экономическая карта Азии иллюстрирует сложность ситуации. На ней присутствуют индустриально и технологически развитые страны (Япония, Республика Корея и Сингапур), способные конкурировать по степени экономического развития и уровню жизни с Европой; три страны континентального масштаба (Китай, Индия и Россия); два крупных архипелага (не считая Японских островов) – Филиппины и Индонезия, состоящие из тысяч островов и контролирующие основные морские торговые пути; три древних государства с населением, приблизительно равным по численности Франции или Италии (Таиланд, Вьетнам и Мьянма); следует учесть и огромную Австралию с соседкой, пасторальной Новой Зеландией, заселенных преимущественно потомками европейцев; а также Северную Корею, диктатуру сталинского типа, лишенную промышленности и технологий, зато обладающую ядерным оружием. Многочисленное мусульманское большинство преобладает по всей Центральной Азии, в Афганистане, Пакистане, Бангладеш, Малайзии и Индонезии; кроме того, имеются значительные мусульманские меньшинства в Индии, Китае, Мьянме, Таиланде и на Филиппинах.

Мировой порядок на протяжении девятнадцатого столетия и в первой половине века двадцатого был принципиально европейским, сконструированным для поддержания баланса сил между основными европейскими державами. За пределами собственного континента европейские государства создавали колонии, оправдывая свои действия различными версиями так называемой «цивилизаторской миссии». Из двадцать первого века, когда азиатские страны неуклонно увеличивают свое богатство, авторитет и власть, кажется невероятным подобный размах колониализма – и тот факт, что колониализм трактовался как «естественный» инструмент международных взаимоотношений. Одной экономикой этого не объяснить; полагаю, немалую роль сыграли ощущение «великой миссии» и нематериальный, психологический импульс.