Мировой порядок

Реформы в Японии проводились столь интенсивно, что западные державы вскоре вынуждены были отказаться от «экстратерриториальности», то есть от своего «права» судить собственных граждан в Японии по западным, а не по местным законам (этот принцип Запад впервые опробовал в Китае). Показателен торговый договор, которым Великобритания, могучая западная держава, обязала подданных британской короны в Японии соблюдать японскую юрисдикцию. В 1902 году этот договор был преобразован в договор о военном союзе – первое официальное стратегическое соглашение между азиатским и западным государствами. Британии этот союз требовался, чтобы «обуздать» Россию, очевидно поглядывавшую на Индию. Цель Японии состояла в подавлении стремления России подчинить себе Корею и Маньчжурию – и заодно «расчистить площадку» для свободы действий некоторое время спустя. Через три года Япония поразила мир, победив Российскую империю в войне; это было первое поражение одной из западных стран от Азии в современный период. В Первой мировой войне Япония присоединилась к Антанте и захватила немецкие базы в Китае и в южной части Тихого океана.

Япония стала первой незападной великой державой современной эпохи, получила военное, экономическое и дипломатическое признание у стран, которые до сих пор формировали международный порядок. При этом следует учитывать, что для Японии альянс с западными странами не предполагал достижения общих стратегических целей: японцы по-прежнему рассчитывали вытеснить своих европейских союзников из Азии.

После истощения Европы в Первой мировой войне лидеры Японии пришли к выводу, что ситуация – конфликты, финансовый кризис и американский изоляционизм – благоприятствует имперской экспансии, поступательному насаждению японской гегемонии в Азии. Япония оккупировала в 1931 году Маньчжурию и объявила ее своим сателлитом, а во главе Маньчжурии поставила изгнанного китайского императора. В 1937 году Япония объявила войну Китаю, претендуя на прочие китайские территории. Ради «нового порядка в Азии», а позднее ради «сферы взаимного процветания Восточной Азии», Япония мало-помалу строила собственную антивестфальскую систему – «блок азиатских стран во главе с Японией, свободный от западного влияния», причем организованный иерархически, чтобы «все страны могли найти и занять подобающее место». В этом новом порядке суверенитет прочих азиатских государств становился жертвой японской «опеки».

Государства – члены существующего международного порядка были слишком опустошены Первой мировой войной и слишком заняты борьбой с новым европейским кризисом. Оставалось единственное западное препятствие на пути японского проекта – США, страна, которая насильно открыла Японию для мира менее ста лет назад. История словно повторялась, только с обратным знаком: первые бомбы этой войны упали теперь на американскую территорию – в 1941 году, когда японцы предприняли внезапную бомбардировку Перл-Харбора. Война на Тихоокеанском фронте в конечном счете привела к использованию ядерного оружия (единственный случай его военного применения на сегодняшний день) и завершилась безоговорочной капитуляцией Японии.

Япония шла к этому фиаско шагами, аналогичными японскому ответу коммодору Перри: упорство, подкрепляемое неукротимым национальным духом, опиралось на своеобычную национальную культуру. Для восстановления японской государственности послевоенные лидеры Японии (почти все они состояли на государственной службе в 1930-х и 1940-х годах) трактовали капитуляцию как адаптацию к американским приоритетам; действительно, Япония опиралась на мощь американского оккупационного режима, чтобы как можно скорее модернизироваться и восстановиться (в сугубо национальном контексте это отняло бы куда больше времени). Страна отказалась от войны как инструмента национальной политики, подтвердила верность принципам конституционной демократии и вернулась в международную государственную систему в качестве союзника США, пусть и не главного, очевидно озабоченного экономическим возрождением сильнее, чем вопросами большой стратегии. На протяжении без малого семи десятилетий эта новая ориентация Японии служит гарантом азиатской стабильности и процветания.

Послевоенную политику Японии часто описывают как «новый пацифизм»; на самом деле все значительно сложнее. Прежде всего данная политика отражает молчаливое признание американского доминирования и взвешенную оценку стратегического ландшафта и императивов выживания в долгосрочной перспективе. Послевоенная правящая элита Японии приняла конституцию, разработанную американскими оккупационными властями – со строгим запретом на военные действия, – исключительно под давлением обстоятельств. Либерально-демократическую ориентацию конституции эта элита выдала за свое «изобретение» и подтвердила приверженность принципам демократии и международного сообщества сродни тем, которыми вдохновлялись в западных столицах.

В то же время лидеры Японии адаптировали уникальный демилитаризованный статус страны к долгосрочным стратегическим целям. Они преобразовали пацифистские «стороны» послевоенного порядка (запрет на военные действия) в необходимость сосредоточиться на других ключевых элементах национальной стратегии, в том числе на оживлении экономики. Американские войска оставались на японской земле, их обязанности по защите островов вылились в заключение договора о взаимной безопасности, который препятствовал потенциальным недоброжелателям (в том числе СССР, расширявшему свое присутствие в Тихоокеанском регионе) воспринимать Японию как легкую мишень. Установив рамки взаимоотношений [83] , лидеры Японии в годы холодной войны продолжали укреплять потенциал страны, самостоятельно выстраивая заново военную машину.

83

Накасонэ выступил с речью в Гарварде, в ходе международного семинара молодых лидеров, мероприятия, цель которого – установление контактов с американской академической средой. Он утверждал, что в интересах «упрочения дружбы и сотрудничества между Японией и США» обороноспособность Японии следует всемерно укреплять, а отношения с американским партнером должны основываться на равноправии. Став три десятилетия спустя премьер-министром, он приступил к реализации этих инициатив – при поддержке Рональда Рейгана.

На первом этапе послевоенного развития Япония прибегла к намеренному самоустранению из соперничества холодной войны, что позволило сфокусироваться на программе экономического развития. Япония де-юре примкнула к лагерю развитых демократий, но – публично рассуждая о пацифизме и приверженности единству мирового сообщества, – отказалась присоединиться к борьбе идеологий. Результатом такой стратегии явился период поступательного экономического роста, сравнимый разве что с эпохой революции Мэйдзи. За двадцать послевоенных лет Япония сумела восстановить статус ключевого игрока на глобальной экономической арене. «Японское чудо» вскоре даже бросило вызов американскому экономическому превосходству, однако в последнее десятилетие двадцатого века былой рост остался в прошлом.

Социальная сплоченность и национальное единство – вот основные условия этой замечательной трансформации. Они проявились и как ответ на современные вызовы. Именно они позволили японскому народу справиться с последствиями разрушительного землетрясения 2011 года, цунами и ядерным кризисом (Фукусима) – по оценкам Всемирного банка, это самые дорогостоящие стихийные бедствия в мировой истории, – продемонстрировать поистине удивительные образцы взаимопомощи и национальной солидарности. Финансовые и демографические проблемы сегодня являются главными внутренними заботами, и, в некоторых случаях, к ним подступают в равной степени решительно. В каждом начинании Япония черпает из своих ресурсов – с традиционной верой в то, что национальная «сущность» и культура сохранятся, сколько бы «корректировок» ни проводилось.

Драматические изменения в балансе сил неизбежно будут восприняты японским истеблишментом как стимул к новой адаптации японской внешней политики. Возвращение сильного национального руководства во главе с премьер-министром Синдзо Абэ дает Токио шанс действовать ради фактических интересов страны. В декабре 2013 года японское правительство представило документ, из которого следует, что «по мере роста напряженности вокруг Японии… стране надлежит предпринимать активные усилия в соответствии с принципами международного сотрудничества», включая укрепление «сдерживающего» потенциала Японии и, при необходимости, «возможность отражения угрозы». Обозревая меняющийся ландшафт Азии, Япония все четче формулирует стремление стать «нормальной страной», конституция которой не запрещает военные действия, и готова вступать в союзы. Важнейшим вопросом азиатского регионального порядка является определение степени этой «нормальности».

Как и в другие ключевые моменты своей истории, Япония движется в сторону переопределения собственной роли в международном порядке – конечно, с далеко идущими последствиями для региона и за его пределами. «Примеряя» новую роль, она оценивает, тщательно и хладнокровно, баланс материальных и нематериальных сил с учетом роста могущества Китая и Кореи и влияния этих факторов на безопасность Японии. Она также изучает целесообразность и полезность альянса с США применительно к задаче обеспечения широких взаимных интересов; еще Япония принимает во внимание и вывод американских войск из трех зон военных конфликтов. Свой анализ Япония проводит, если грубо, опираясь на следующие характеристики: постоянный альянс с США; адаптация к возрастанию роли Китая; все более националистическая внешняя политика. Что в итоге окажется доминирующим или же выбор сведется к сочетанию этих трех вариантов – зависит от оценки Японией глобального баланса сил (заверений Америки явно недостаточно) и от восприятия нынешних мировых тенденций. Принимая новую конфигурацию сил в регионе и в мире, Япония будет укреплять безопасность на основе собственных суждений о реальности, а не на текущих соглашениях. Поэтому очень важно, как японский истеблишмент расценивает политику США в Азии и общий баланс сил. Долгосрочные перспективы внешней политики США тоже имеют для Японии принципиальное значение.

Индия

В Японии западное вторжение – во всех смыслах этого слова – изменило ход исторического развития нации; в Индии оно способствовало превращению великой цивилизации в современное государство. Индия с давних пор пребывала в точке пересечения мировых порядков, воспринимая и формируя ритм и темп их взаимодействия. Ее роль определялась не столько политическими границами, сколько богатством и разнообразием культурных традиций. В индуистской традиции, которой придерживается большинство населения Индии, отсутствует фигура мифического основателя, но эта традиция жила тысячелетиями и породила несколько других. Ее историческая эволюция прослеживается, смутно и неполно, через синтез древнейших гимнов, легенд и ритуалов, созданных вдоль течения Инда и Ганга и на плато и равнинах на севере и западе страны. В индуистской традиции данные специфические словесные формы выступают как «артикуляции» основополагающих принципов, предшествовавших любым письменным текстам. В своем многообразии и «многоохватности» – тексты повествуют о деяниях божеств и излагают философские идеи, причем того размаха, который, скорее всего, в Европе трактовался бы для каждой идеи как заслуживающий определения религии, – индуизм, как считается, демонстрирует и доказывает конечное единство многообразия, отражая «долгую и изобилующую невероятными метаниями историю духовных поисков человечества… одновременно всеобщую и бесконечную».