Мировой заговор против России

Млечину вторил-ерничал ведущий с «Эха Москвы» С. Бунтман:

«Нет! Вокруг враги, все сволочи вокруг. И мы такие несчастные, маленькие. Вот все над нами издеваются, а мы должны стоять, стойко держаться!» «.Чего ж боятся-то кого-то? Ну вот, когда живешь в крохотной стране, я понимаю, там бывает страшновато. Но живешь в большой стране с надежными, в общем, вооруженными силами, способными защитить страну, это точно. Ну что ж так бояться? Что ж видеть вокруг врагов-то? Тени уже какие-то мерещатся».

Осталось только спросить у историков Млечина и Сванидзе — в какие времена Россия нападала на Запад? И сколько раз Запад нападал на Россию (сам или спонсируя других) за последние 200 лет? Впрочем, у этих «миротворцев» всегда под руками хороший ответ — Запад нападал на Россию, только защищаясь от ее агрессивных намерений! Западу казалось, что Россия ведет себя слишком смело по отношению к Западу, и поэтому стоит на нее напасть. Даже Гитлер говорил что-то такое в своем меморандуме от 22 июня, — иду защищать западные ценности от готовящей агрессию России.

Дальше Млечин вещал в эфире: «Агенты влияния… терминологии западных спецслужб, мне известной, такой нет терминологии, и задачи такой никогда не ставилось, потому что она была бесполезна в советском обществе. А вот как раз КГБ всегда ставил задачу создания агентов влияния…это наша терминология и наша работа. А здесь их не было. Как в Советском Союзе могли вообще быть агенты влияния? Ну как это?»

И действительно, как? Как в России могут быть какие-то мифические агенты влияния! Да Запад ни в жисть не ставил себе целей нагадить России! Только халвой готов был бомбить наши города. А говорить о западных холуях — просто неприлично и смешно. Вот КГБ могло, конечно, вербовать агентов влияния, это как раз в духе злобных чекистов. А западные структуры — как вы можете такое говорить! Подумаешь, приятель «Горби», Яковлев, пробыв послом в Канаде, засветился так, что КГБ открыто его объявило предателем, завербованным ЦРУ, доложив об этом Горбачеву. Подумаешь, Шеварднадзе сегодня смело и гордо заявляет, что всегда проводил внешнюю политику СССР, в бытность свою на посту министра иностранных дел, в интересах США. Какие ж они агенты влияния»!?! Они борцы с коммунистическим режимом! Интересно, а с каким режимом всю жизнь борется русский интеллигент Млечин и прочие Сванидзе? И главное, в чьих интересах?

На тему и о сути российской интеллигенции» достаточно написано более умными людьми. Но мне хотелось бы коснуться творческой элиты на примере известных советских писателей и актеров времен Сталина, преподносимых сегодня как ярых (и не очень) антисталинистов.

О «великом физике» Ландау, занимавшемся звездным лучеиспусканием на примере протокола его допроса (который, безусловно, «сфальсифицирован» сталинско-бериевскими палачами) выше уже говорилось.

О том, какие хвалебные оды Сталину и советской власти писала А. Ахматова, которую вывозили персональным самолетом из блокадного Ленинграда, говорить не буду. В этих одах проглядывает что-то противоестественное, вынужденное и неискреннее, тем более, потом Ахматова пришла в себя и смело бичевала пороки сталинизма.

Но хотелось бы привести слова другого писателя и поэта К.И. Чуковского из личного дневника.

Надо учитывать, что дневники всегда пишут в тайной надежде, что их либо прочитает объект тайных вожделений, либо потомки. Но пишущий дневник не готов к тому, что это произойдет скоро. В написании дневника всегда присутствует некая искренность. Хотя бы чуть-чуть. И вот, что писал Корней Иванович после личной встречи со Сталиным 22 апреля 1936 года на X съезде ВЛКСМ, на котором он присутствовал со своим другом Б. Пастернаком:

«Что сделалось с залом! А ОН стоял немного утомленный, задумчивый и величавый. Чувствовалась огромная привычка к власти, сила и в то же время что-то женственное, мягкое. Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные смеющиеся лица. Видеть его — просто видеть — для всех нас было счастье. К нему все время обращалась с какими-то разговорами Демченко. И мы все ревновали, завидовали — счастливая! Каждый его жест воспринимали с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства. Когда ему аплодировали, он вынул часы «серебряные» и показал аудитории с прелестной улыбкой — все мы так и зашептали: «Часы, часы, он показал часы» — и потом, расходясь, уже возле вешалки вновь вспоминали об этих часах. Пастернак шептал мне все время о нем восторженные слова, а я ему, и мы в один голос оба сказали: «Ах, эта Демченко заслоняет его!..» Домой мы шли вместе с Пастернаком, и оба упивалисъ нашей радостью».

И ведь нечто подобное писали явно или тайно многие тогдашние представители творческой интеллигенции (богема!). И действительно, пообщавшись с людьми такого уровня, как Сталин (имею в виду не должность вождя), или даже просто увидев и услышав Сталина на трибуне живьем, любой нормальный человек отреагирует так же. В конце концов, ничего плохого нет в том, что люди восхищаются великой личностью. Но вскоре у человека наступает отрезвление.

Нормальный человек просто успокаивается от таких впечатлений. И просто живет дальше с уважением к такому человеку. Но у богемы не так, как у обычных людей. У них со временем рождается ненависть к человеку, вызвавшему такие эмоции. И такой товарищ начинает ненавидеть сначала себя за эту минутную слабость, за свое унижение. А потом ненависть переносится и на объект своего вчерашнего вожделения. В общем-то, обычная реакция не очень умного пигмея на великого человека — сначала оду хвалебную, потом станет стыдно за свое унижение, и помоев плеснут в «любимого тирана». Но от сталинских премий не торопилась отказываться наша творческая интеллигенция.

Был и другой вариант будущих ненавистников Сталина — Хрущевы. Ужасно льстить ничтожеству, но вдвойне ужаснее — умному человеку, который все понимает и относится к льстящим так, как они того заслуживают, — с легким презрением. Прогибающийся до неприличия всю свою жизнь при Сталине Хрущев, как и многие ему подобные, до самой своей смерти не мог простить Сталину своего прилюдного унижения, понимания собственной подлости и принародной низости лизоблюдства и угодничества.

И стоило потом прийти таким людям к власти, как они тут же стали мстить Сталину именно за эти свои унижения, хотя их тогда так делать никто не просил и не заставлял. Сюда же можно прибавить и ненависть за не прощенного Сталиным сына Никиты Сергеевича и участие самого Хрущева в убийстве Сталина (даже не оказание помощи можно классифицировать как убийство).

Когда нам показывают дурные толпы людей, призывающие к «расстрелу предателей-собак» в старой хронике, хорошо бы помнить, что снималось это в Москве (в других городах такого почти не было), и организовывал это тогдашний руководитель Москвы Н.С. Хрущев. Виноват ли в этом Сталин, разрешавший Хрущеву эти праздники обличения? Наверное, да — не запрещал. Но только, кроме Хрущева, никто больше не преуспел в этом. С другой стороны, эти митинги нужны были как политическая акция. Но есть замечательная поговорка — «Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет». У Сталина были те руководители, которые были (как и сегодня у нынешнего руководства России), и выбирать приходилось между теми, кто был под рукой.

Представители богемы, сначала боготворившие вождя, узнавшие о страшных репрессиях после «доклада Хрущева на XX съезде, похожи на религиозных фанатиков, усомнившихся в непорочности святого зачатия Девы Марии.

В этом случае говорить о каком-то большом уме данных товарищей не приходится — они, как дети малые. Некоторые потом сочиняли смелые сказки «про драконов», про «рыжих и усатых тараканищей» (впрочем, кажется, эти детские стихи Чуковский написал еще в начале 1920-х, когда о Сталине вряд ли кто слышал в стране?). А другие заглушали свое прошлое унижение оголтелой ненавистью и поливанием грязью мертвого кумира.

Но если человек был умен, то никакие разоблачения сталинизма не могли изменить его отношение к Сталину. Таковы великий Д.Д. Шостакович, вывезенный из блокадного Ленинграда на одном самолете с А. Ахматовой, великий актер Н. Черкасов, который до конца своих дней оставался сталинистом, за что впоследствии его и отлучали от работы в театрах. Или поэт Исаковский до конца дней предпочитавший говорить своему другу А. Твардовскому, мол, мы не все знаем о тех временах, чтобы так просто судить.

После войны Исаковский создал сильную песню о войне «Враги сожгли родную хату», но ее не разрешили исполнять. Через 20 лет, когда ее исполнили на концерте в Москве, то сидящие в зале ветераны стали вставать со слезами на глазах — «Стоял солдат, слеза катилась, слеза несбывшихся надежд.».