Мирт. Истина короля

Это определенно подкупало.

* * *

Когда с официальной частью было покончено, лейтенант Юй получил возможность разглядеть принца-изгнанника получше.

Ему было двадцать лет — солидный возраст для Бриттских островов, но по меркам Империи Хань он считался слишком юным. Среди бриттов царил культ молодости, воспеваемый вечно молодыми фаэ, смешавшими с королевскими отпрысками свою серебряную кровь. В Хань же считалось приличным ценить и уважать старость.

Ничего общего между двумя великими странами. Зато какой огромный потенциал.

Принц Джеймс выглядел так, словно сошел со старинных бриттских гравюр — или со страниц поэтических сборников тех поэтов, про которых шептались, что они были поцелованы фаэ. Гордый профиль, прямой, решительный нос, яркие синие глаза на бледном лице и черные как смоль волосы, густой волной спадающие на плечи.

Принц Джеймс был красив, юн, горд и изгнан из собственной страны.

Такого Юй Цзиянь не мог бы пожелать и злейшему врагу — не говоря уже о невинном мальчишке.

— Лейтенант Юй, мне не нужна нянька, — вот было первое, что он сказал спустя несколько дней после того, как обосновался в левом крыле особняка Синей Горы — одной из неиспользуемых, местами запущенных резиденций императора, который тот щедро пожертвовал во имя союза с Блюбеллами. — И надсмотрщик тоже. Поверьте, я не… не наложу на себя руки и ничего не сотворю безумного. Мне просто нужно побыть одному.

Юй Цзиянь вздохнул. Как будто он имел на это влияние.

— Вам следует обратиться с просьбой к генералу Люй Шаню. Без его распоряжения я не могу вас покидать на людях.

— Мне говорили, что вы поможете мне решать проблемы, а не что будете их создавать!

— Ваше высочество, я уверяю вас: делаю все возможное, чтобы не доставлять вам проблем. Но мы не знаем, насколько сильно обозлен новый Парламент нашим решением. Возможно, и у председателя Уолша найдутся свои люди среди ханьцев. Отношения наших стран сложны и запутанны — и меньше всего каждый из нас хочет, чтобы вы пострадали. После всего, что вынуждены были пережить.

Принц Джеймс замолчал, глядя в окно на аккуратно разбитый сад с каменной статуей в центре.

— Мне сказали, что никто не выжил, — пробормотал он. — Вы… Не могли бы уточнить? Я хочу знать точно.

— Вы боитесь, что вами будут манипулировать, ваше высочество?

— Я знаю, что мной будут манипулировать, лейтенант. Просто этот вопрос я хотел бы для себя прояснить. У меня есть брат, который отрекся после того, как женился на простолюдинке. Он одной со мной крови, пусть и не имеет больше права на престол по законам Бриттской империи — но фаэ всегда было плевать на законы. Главное: чья кровь течет в них.

— Сомневаюсь, что принца Андерса они считают камнем на доске . Для этой политической игры он не помеха. Но я исполню вашу просьбу, ваше высочество.

— Лейтенант, могу я попросить, чтобы это осталось только между нами?

Юй Цзиянь против воли окинул его взглядом — принц сидел на низком диване, сцепив руки в замок на коленях, и упрямо смотрел перед собой, на едва заметное колыхание зеленых ветвей сливы.

В своей решительности он выглядел еще более юным.

И в то же время чувствовался в нем несгибаемый стержень, какой бывает только у тех людей, которые свято верят в свою правду и готовы бороться за нее до конца.

Его тоже сокрушат.

От этой мысли Цзияню стало почти физически больно.

— Да, ваше высочество. Это останется между нами, — тихо сказал он. — Как и любая ваша просьба.

— Благодарю вас, лейтенант, — принц встал и поклонился — уже намного увереннее, чем раньше.

Его язык также становился увереннее день ото дня.

— Я здесь для вас, ваше высочество, — чинно согнул спину Цзиянь и услышал в ответ:

— Зовите меня Джеймс.

Три года назад

За секунду до взрыва наступила полная тишина.

Юй Цзиянь успел увидеть, как побледнело лицо Джеймса, и, прежде чем он сумел шагнуть вперед, сделать что-то или хоть как-нибудь постараться остановить его, принц понесся по пристани вперед, представляя собой живую мишень.

— Ваше высочество!

Он бросился следом за ним.

Всего месяц прошел с тех пор, как разлетелись вести о повторном публичном отречении принца Андерса. Принц подтверждал перед Парламентом, что не имеет больше никаких прав на королевский престол и признает полное право председателя Чэйсона Уолша в управлении страной. Сам он клялся, что останется на родине своей жены, отрекшейся принцессы Миланы Мерн, и никогда не вернется на родину.

Злые языки говорили, что у Чарльза Блюбелла, покойного короля, был бастард, но о его судьбе никому не было известно. Доказательства тоже не находились, и слухи, кипевшие вокруг еще одного возможного претендента на престол, вскоре утихли.

И теперь единственным, кто мог оспорить права Чэйсона Уолша, оставался законный наследник Джеймс Блюбелл. Появись он на Бриттских островах сейчас, заяви свои права — и у Чэйсона Уолша больше не останется возможности держать руки чистыми.

Не он был тем, кто громил Вороний дворец во время Призыва Просвещения. Но настроение толпы меняется молниеносно. Где сегодня был бунт против власти, завтра царит скорбь по молодой принцессе и по старым добрым временам, где все было иначе и, конечно же, намного, намного лучше.

Вернись Джеймс сейчас — и невозможно будет предсказать, какую поддержку он получит и от кого. Юного принца любил народ. В Лунденбурхе его имя произносили исключительно с любовью и уважением.

А сейчас за его спиной — вся мощь империи Хань.

Несмотря на то что Чарльз Блюбелл едва не развязал войну с нынешним императором, неисповедимы пути дипломатии: к концу жизни покойного короля император стал его близким другом. И теперь не мог простить подлого убийства королевской семьи, представленного как благое дело во имя нового прекрасного мира.

Бритты не могли этого не понимать.

О том, что Джеймс Блюбелл жив, знали. Император не стал скрывать, что оказывает поддержку принцу. Лунденбурхские газеты полнились слухами и сплетнями. Где не говорили о Джеймсе, говорили о бастарде, о том, что истинная кровь фаэ свое возьмет, о том, что не может стоять во главе бриттского народа человек, в чьих жилах нет серебряной крови — а ведь Чэйсона Уолша фаэ не признали своим. Что будет делать господин председатель, когда Холмы откроются и фаэ потребуют объяснений? Уже только ради этого разумный человек оставил бы наследного принца в живых.