Миры за мирами

Колдун откинул свой капюшон. Лысый и улыбающийся, он смотрел в лицо Яэлю. Отметка в центре его лба напоминала вытатуированного паука. Нет, это была родинка. Глаза готианца мерцали едва сдерживаемым огнём. Он заговорил по-шарокски, с заметным готианским выговором.

— Великие пауки священны для нас, — сказал он. — Кто ты, убивший священное?

Яэль запинаясь, ответил опухшими губами. — Я не солдат, — сказал он. — Я — бард.

Ему сдавило грудь. Лёгким не хватало воздуха.

Выражение готианца изменилось. Его глаза сузились, огонь в них пригас. Яэль не понимал этого внезапного беспокойства. Длинные пальцы колдуна потянулись, чтобы снять шлем с Яэля и коснуться его потного лба.

— Я слышу их, — сказал чернокнижник. Его лицо превратилось в маску ошеломлённого трепета. — Я слышу твои песни. — Он походил на того, кто совершил ужасную ошибку. Он бормотал что-то, чего Яэль не расслышал.

Налетевшая тень затмила солнце. Что-то огромное врезалось в колдуна. Оно отбросило его от Яэля, который таращился немигающими глазами, отчаянно пытаясь вздохнуть.

Клюв грифона оторвал чернокнижнику руку по плечо. Кинжал отлетел на землю, куда-то среди груд тел мёртвых и умирающих. Яэль больше не слышал рёв битвы, но только вопли колдуна, когда грифон вонзил когти поглубже. Клочья разорванной паутины цеплялись за крылья грифона, пока он разрывал готианца на части.

Под конец Яэль увидел, что большие чёрные глаза грифона снова уставились на него. Кровь капала с кончика его громадного клюва. Затем боль Яэля угасла и вместе с ней весь мир.

Осталась только тьма, даже без сновидений.

* * *

Он очнулся не в объятиях Богини, как полагалось бы умершему шарокцу. Вместо этого он лежал в удобной кровати. По шёлковым простыням и мраморным колоннам он распознал дворец королевы. В открытое окно просачивались ароматы сирени и жимолость.

Рядом с кроватью в глубоком кресле храпел бородатый человек. Яэль признал сэра Карракана. Менестрель вынудил себя сесть прямо, опираясь на кучу подушек и застонав от новой боли между лопатками. Первый Помощник проснулся, когда Яэль припомнил, что ранен в спину. Белые повязки охватывали торс и ещё больше бинтов на пропоротой щитовой руке. Тело было чистым, а солнечный свет на мраморном полу почти ослеплял. Он заморгал на Карракана, когда рыцарь предложил ему чашу холодной воды.

Яэль пил, а Карракан говорил. — Мы удержали долину, парень. Заставили тех пауколюбов удрать на юг. Я видел, что ты сделал. Как и многие другие. Ты перешёл от песен про героев к тому, чтобы самому им стать.

— Я убил лишь одного паука, — ответил Яэль.

— О да, но ты спас грифона. Ярвона — её имя.

Яэль изучил свои потрескавшиеся руки. Кончики пальцев приобрели слабый фиолетовый оттенок.

— Почему я жив? — спросил он. — Я был отравлен.

— Богиня улыбнулась тебе, — сказал Карракан. — Тысячи умерли от того чёрного яда в жилах, но Она посчитала нужным спасти тебя.

Тысячи…

Яэль вспомнил озадаченный вид колдуна, последнее заклинание, которое тот произнёс, прежде чем грифон забрал его жизнь. Готианец передумал. Применил чары, чтобы уберечь Яэля от яда.

«Я слышу твои песни», — сказал колдун.

Как мог Яэль объяснить это Карракану? Или королеве? Или любому из шарокцев? Он едва ли мог объяснить это себе, но он знал, что это правда. Чернокнижник не хотел убивать барда. Как видно, готианцы ценили их больше, чем священных пауков и долины, полные костей. Ему подумалось, что шарокцы знали своих врагов не лучше, чем готианцы знали самих шарокцев.

— Слуги помогут тебе одеться, — сказал Карракан, разглаживая свои умащённые усы. Вместо серебряных доспехов он облачился в придворные одежды. — Королева ожидает твоего появления. Я обещал, что приведу тебя, как только ты проснёшься.

— Мне понадобится гитарра, — заметил Яэль. — Мою вы сломали.

Карракан выглядел непритворно смущённым. — Да, конечно, парень, мне жаль этого. Я уверен, что где-нибудь рядом найдётся другой инструмент. Но сегодня он тебе не понадобиться.

Яэль отбросил покрывала и осторожно опустил ноги на мраморный пол.

— Конечно, понадобиться, — сказал он. — Я же менестрель.

Карракан покачал головой и криво усмехнулся.

— Нет, — заявил он. — Ты — рыцарь.

За окном, между дворцом и солнцем, промелькнул тёмный силуэт. Яэль расслышал хлопанье огромных крыльев. В утреннем воздухе разнёсся крик грифона.

— Там ещё кое-кто стремится повидаться с тобой, сэр Яэль, — сказал Карракан, указав на окно. — Ярвона вынесла тебя назад с поля. Теперь она — твой скакун. Она тебя выбрала.

Яэль снова плюхнулся на кровать. Он склонился над чашей с холодной водой, немного плеснул на лицо. Вдохнул свежий воздух.

— Я не знаю, как ездить на грифоне, — сказал он. — Или как быть рыцарем.

Карракан положил здоровенную ручищу Яэлю на плечо. — А я ничего не знаю об игре на гитарре. Нам обоим есть, чему поучиться.

Раскатистый смех Первого Помощника заполнил комнату. — Сэр Яэль Струнный, — весело повторял он, когда покидал комнату. — Поющий Рыцарь!

Слуги выступили вперёд, чтобы облачить Яэля в прекраснейшие шелка.

Лицо готианца призраком маячило перед глазами.

Я слышу твои песни.

Да, решил он. Всем нам есть, чему поучиться.

Десять тысяч капель святой крови

В Краю Скорпионов чернокнижник Валликус владел крепостью из вулканического камня. Её бастионы высились над царством отравленных вод и рассыпающихся руин. Валликус, как и его твердыня, был пережитком древних эпох. Он правил выродившимся королевством во времена до того, как Сто Богов покорили мир. О, как же он скучал по тем древним дням резни и крови.

Я родился в пламени, выпав из пустоты. Из каменной утробы, вечно мчащейся вниз и вниз, пока громовой удар не взломал мою раковину. Я лежал среди сверкающих обломков, бездумный и бесформенный, пока Валликус не пришёл за мной. Соткав чары от жара и пламени, он вынес меня из дымящегося кратера. Серебристое семя, которое он взлелеял и вырастил чародейством. Безымянный минерал, которому он придал форму, имя и цель.

В глубокие катакомбы под его обиталищем, к пылающим горнам принёс он меня. Своими руками он держал молот, который придал мне земную форму. Огни самого сердца мира питали его кузни и он закалил мой металл в крови воющих рабов. Соединив силу своих рук и чародейства, он заточил мои кромки, доведя меня до совершенства.