Мишка Forever
Шрифт:
– Ну что, умылся? Давай, вытирайся, и почистимся. Пальто и вот брюки у тебя тоже грязные, - он тянется за полотенцем.
– Не надо полотенце, я перепачкаю его всё.
– Как это?
Я молча показываю ему свои руки, кровь идёт хотя и не сильно, и не из всех царапин, но всё же её достаточно много, чтобы ухайдакать полотенце.
– У-у, чёрт! А ну-ка, подожди...
– парень срывается, выскакивает из ванной, тут же появляется снова, осторожно, чтобы не упало, кладёт моё пальто на край ванны и исчезает снова.
Ну куда его понесло, - устало и безразлично думаю я.
– Да не
Я отрешённо разглядываю свои ладони, держа их над раковиной. Сейчас кровь уймётся немного, и валить надо. Почищусь я и дома... Пацан появляется с белой картонной коробкой в руках. На коробке нарисован большой красный крест.
– Щас, щас, погоди, Илья, всё нормально будет, - бормочет он, торопливо роясь в аптечке.
– Блин, да где ж йод-то, ведь был же где-то йод...
Тут раздаётся резкое дребезжание дверного звонка. Я сильно дёргаюсь, чуть не выбив коробку из рук у пацана. Тот ловко, автоматически и изящно даже как-то, перехватывает аптечку и спокойно так мне говорит:
– Да тише ты, ничего страшного, это мой отец. Вот уж кстати...
Он вместе с аптечкой выскальзывает из ванной и тут же снова засовывает голову ко мне.
– Ты, главное, не боись! Батя у меня, - мужик что надо! Иду, иду!
– кричит он в ответ на повторную трель звонка.
Ну вот! Отец! Ну на кой же я сюда попёрся-то, а?.. Не день, блин, а не знаю даже что...
– Ты чего это с лекарствами?
– раздаётся мужской голос из прихожей.
– Мамы ещё нет? Ольга в институте задержится, семинар у неё. А Корнет где?
Как будто в ответ на эти вопросы раздаётся приглушенный басовитый лай добермана. Я сижу тихонечко, как мышка, боюсь даже шелохнуться. Что же делать-то? Как бы мне отсюда испарится по-тихому...
– Ты чего собаку закрыл? Мишка, да что с тобой?
– Пап, ты это... Ну... Иди-ка сюда, пожалуйста, у нас здесь вот...
Пацан появляется на пороге ванной комнаты. Странно, но лицо у него вовсе даже не обеспокоенное, а довольное, как будто бы ему мёду полизать дали. У него за спиной стоит большой, моложавый мужчина, с точно такими же глазами, как у сына.
– Вот, папа, это понимаешь ли... Ну, короче, это Илья.
– Илья. Так. А ну тихо!
– довольно громко прикрикивает он в глубь квартиры, в ответ на непрекращающийся лай.
– Выпусти ты его, пока он дверь нам не снёс.
Пацан снова неуловимо исчезает, а его отец, так и оставшись стоять в дверях, с лёгкой улыбкой, молча разглядывает меня. Пацан возвращается, пёс скачет следом и тут же начинает прыгать, - от радости видно.
– Тихо, Корнет, всё, всё, дома я...
– мужчина трепет собаку за холку, здоровенный доберман потихоньку подвизгивает.
– Ну, здравствуй, Илья!
– Здравствуйте, - севшим от огорчения голосом говорю я.
Я, вообще-то, мальчишка вежливый и воспитанный, но здороваюсь с этим дядькой очень неохотно. Мне очень неприятна вся эта ситуация, чем дальше, тем больше.
– Так, ну и что тут у вас стряслось, а, бойцы?
– Я кровь хотел у Ильи остановить. Йод тут где-то...
– Кровь?
Мужчина шагает ко мне. Он моментально, как-то профессионально оценивает положение и осматривает мои ладони. Я легонько пытаюсь
вытащить их из его рук. Он не отпускает меня, пока не заканчивает осмотр.– Так. В общем, ничего серьёзного. Миша, дай-ка мне аптечку. Где это тебя угораздило?
– обращается мужчина ко мне.
Я совершенно не знаю, что ему ответить, да и не хочу я ему ничего отвечать, а потому молчу, смотрю в пол и лишь потихоньку посапываю носом, - высморкаться я не решился, боясь, чтобы кровь снова не пошла. Пауза затягивается.
– Да он это... Поскользнулся он, короче... Вот, ну а я там был просто... Ну рядом.
– А сам Илья говорить не умеет? Вроде бы поздоровался он со мной нормальным голосом. А, Илья?
Мне уже на всё наплевать, если честно.
– Ну почему? Я умею говорить, - отвечаю я тихим голосом, но очень внятно, в ванной меня прекрасно слышно.
– Только что же тут говорить-то? Ваш сын всё сказал, вообще-то. Шёл я себе, домой торопился, снег такой классный, настроение было здоровское у меня! Ну вот, шёл и шёл, радовался, как маленький, а тут значит и стоит ваш сын. Вот, значит... С друзьями стоит, не один. Ну, я засмотрелся чего-то, а может замечтался, - говорю же, настроение было... Радовался я. Сам правда не знаю, чего это я так радовался. Ну, снег и снег, - что я снега не видел, что ли. Ну и вот... поскользнулся как-то и прямо так вот лицом и руками об землю... А ваш сын такой добрый. "Погодите, говорит, сейчас я этому пацану помогу, надо, мол, этому пацану помочь, говорит, очень уж этому пацану плохо сейчас". И всё. Такой у вас хороший сын, отзывчивый. Хорошо вы его воспитали...
Голос мой начинает предательски дрожать, не заметно, но я-то чувствую. Блин, только бы не разревется! Этого только мне не хватает, - разреветься перед этим мужиком. В ванной совсем тихо. Мужчина, держа в руке какой-то пузырёк, - с йодом, наверное, - молчит и внимательно смотрит на меня. Глаза его постепенно темнеют, ну совсем как у сына, а тот стоит, опустив голову, но мне всё равно видно, что он красный как рак, аж пунцовый какой-то...
– Твоя работа, Михаил?
– тихо говорит мужчина, не отрывая от меня взгляда.
– Да, папа. Это из-за меня всё так получилось плохо. Я не хотел специально, но всё-таки это из-за меня он... такой вот. Прости, Илья, ещё раз.
– Да хватит тебе!
– морщусь я.
– Что ты всё, - прости, да прости. Простил я уже. Можешь спать спокойно... Вы на него не обращайте внимания, - это я сам виноват, ну ничего, теперь-то я буду очень хорошо под ноги смотреть. Всегда, всегда буду!
– Ладно, потом разберётесь сами, давай-ка, Илья, твоими руками займёмся, - явно ничего не поняв, говорит мужчина.
И он начинает заниматься моими руками. Довольно быстро, совсем не больно и очень умело.
– Пустяки, даже перевязывать не придётся. Видал я и похуже дела.
– Папа у нас военный, он в запасе теперь, а так он офицер, подполковник, морская пехота. Знаешь, что это?
– пацан явно гордится отцом, ну, ну, гордись хоть этим, если другим нечем...
– Мишка, ты что же это расхвастался? Отставить, боец! Так, ну вот и всё, Илья. Молодец, терпел!
Чего тут терпеть-то, - удивляюсь я про себя, - не больно совсем было.