Мисс Исландия

— Официанткам не следует заводить знакомства с клиентами. Я знаю, чем все заканчивается.

— Чем же?

— Неприятностями. Девушки беременеют и увольняются.

— Он поэт.

— От поэтов тоже залетают.

Придерживая рукой распашную дверь в зал, он кивает в сторону мужчины, одиноко сидящего у окна.

— Вместо того чтобы крутить роман с неимущим поэтом, могли бы найти себе пару получше. Среди наших клиентов много холостяков, которым нужна женщина, способная облегчить им жизнь. Вон там у окна, например, сидит неженатый дипломированный инженер, у него квартира в центре города и старый «форд».

Страж

Библиотекарь сидит как приклеенный до окончания моего рабочего дня, затем вскакивает и спрашивает, может ли он пойти со мной. Мы сначала спускаемся к площади, где с моря дует холодный ветер, затем бесцельно бредем вдоль озера. По дороге он сообщает, что в библиотеке представлены книги 706 исландских авторов, а всего 71719 томов. Хочет, чтобы я угадала, какие книги пользуются наибольшим спросом у читателей.

— Сборники стихов?

Поэт смеется.

— Романы.

Он объясняет, что романы читают женщины, и поскольку они составляют большинство читателей, чаще всего берут именно романы. У мужчин наибольшей популярностью пользуются книги на исторические темы и что-нибудь патриотическое. Замыкают тройку книги о дальних странах.

— И мужчинам, и женщинам интересно узнать о том, что можно увидеть за границей.

Я спрашиваю, какие романы чаще всего берут.

На некоторое время он задумывается.

— Вероятно, книги о детстве Рагнхейд Йонсдоттир [19] и деревенские романы Гудрун из Лундура [20] , — медленно говорит он.

19

Ragnhei?ur Jonsdottir (1646–1715) — исландская вышивальщица и общественный деятель.

20

Gu?run fra Lundi (Gu?run Baldvina Amadottir, 1887–1975) — популярная в свое время исландская писательница.

— Оба автора — женщины, — замечаю я.

Он мнется.

— Действительно. И это очень странно в свете того, как мало в Исландии писательниц, и все плохие.

Библиотечные темы исчерпаны. Вдруг библиотекарь останавливается у обитого гофрированным железом дома и сообщает, что в нем располагается штаб исландских социалистов, признается, что ходит на их собрания. Союз социалистической молодежи. В окне плакат с лозунгом «Все на борьбу с капитализмом».

Вскоре мы оказываемся на кладбище. Скрипят кладбищенские ворота. Земля — гниющая губка, в каждом шагу смерть. Природа — открытая могила.

— Здесь покоятся поэты, — говорит мой провожатый. — В том числе бессмертные.

— Да, мертвый похож на мертвого, — замечаю я.

Библиотекарь смотрит на меня и собирается что-то сказать, но вместо этого ходит кругами в поисках определенных могил. Несмотря на то, что он приводит строки Бенедикта Грёндаля и Стейнгрима Торстейнссона, он не находит их могил, поэты не дают себя увидеть.

— Они должны быть где-то здесь, — говорит он, не в силах скрыть разочарование. — Они ведь были здесь совсем недавно.

Стелется темный осенний вечер, и мне холодно. Мокрая пожелтевшая трава обвивается вокруг ног. Я думаю о маме.

— А здесь, случайно, не Теодора Тороддсен похоронена, поэтесса? — спрашиваю я.

Библиотекарь думает о другом и совсем не уверен, но высказывает предположение, что с большой долей вероятности она покоится рядом со своим мужем. Он бросается от плиты к плите, вглядывается в надписи и не может скрыть своей радости, когда натыкается на Торстейна Эрлингссона. Зовет меня и в волнении цитирует «Пуночку»:

И голос такой красивый, и песнь так мила и чиста, которую каждый вечер о любви заводит она…

В середине кладбища могила женщины, умершей в 1838 году, мое внимание привлекает длинная надпись на плите.

…стала матерью пятерых детей, которые умерли в раннем возрасте, надежной опорой двум достойным мужам, настоящей матерью для обездоленных, была чиста помыслами, добросердечна…

— Страж кладбища, она была первой, кого здесь похоронили, — поясняет мой провожатый, встав рядом.

Он смотрит на меня, и я чувствую, что его что-то беспокоит.

— Вообще-то я собирался пригласить тебя в кино. Сегодня вечером. Я тут подготовился. Сегодня можно посмотреть Феллини, «Клеопатру», «Двух женщин» с Софи Лорен и «Лоуренса Аравийского».

— Хочу на «Убить пересмешника», есть сеанс в девять.

Я видела эту книгу в витрине книжного магазина Снэбьёрна.

— Автор — женщина. Харпер Ли.

Для него это стало полнейшей неожиданностью. Он смотрит на меня с удивлением.

— Ты самая книголюбивая официантка, которую я знаю.

Это истина. Совсем не обязательно действительность

Встречаемся у кинотеатра без пятнадцати девять, он машет билетами, и мы опускаемся в глубокие кожаные кресла бордового цвета. Места в центре зала, прямо над нами дрожит пыльный луч кинопроектора. Пытаюсь одновременно слушать речь и читать титры, но это сложно. Американские ранчо сильно отличаются от хуторов в моих родных краях. В середине фильма поэт кладет мне руку на плечо.

— Я ожидал, что женщина выберет другой фильм, — признается он, когда мы выходим.

После того как я объявляю ему, что чернокожие до сих пор несвободны, равно как гомосексуалы, он смотрит на меня и пытается подобрать слова для ответа. Трудно сказать, что проносится в его голове.

У него красивые руки, и я готова с ним переспать, если он попросит.

Вскоре мы оказываемся у дома, где он снимает комнату. То и дело шляются пьяные парочки, но ни одной машины.

— Отсюда недалеко до «Мокко», — говорит он и улыбается. Я чувствую сердцебиение.

Он сообщает, что снимает под самой крышей и квадратные метры под мансардным окном не включены в оплату.

Мне нужно быстро принять решение: идти домой и писать или спать с поэтом.

С некоторыми обстоятельствами нельзя бороться иначе, чем раздеться.

У меня нет красивого нижнего белья, но ему все равно, он только хочет побыстрее меня раздеть.

Когда все закончилось, поэт ставит пластинку Шостаковича, а я осматриваюсь в комнате, где высокий человек поместится разве что посередине.