Мисс Исландия

На юг

— Осенью мы лишимся квартиры, — сообщает Д. Й. Джонссон. — И что нам тогда делать?

Я заканчиваю предложение и оборачиваюсь.

— Найдем другую.

Он смотрит на меня.

— Давай уедем, Гекла.

Я встаю.

— Куда?

— На юг. На поезде.

Он стоит посреди комнаты.

— Мы с тобой очень похожи, Гекла. У нас нет пристанища.

— У нас нет денег на билеты. Ничего нет.

Я думаю: вся моя собственность — две печатные машинки. Одна из них электрическая.

— Мы найдем какой-нибудь выход. Я возьму еще смены.

Он размышляет.

— Будем в дороге неделю, и ты будешь писать.

— Всю дорогу?

— Да, всю дорогу. Поедем до последней остановки поезда, пока не доберемся до моря. В дороге будем покупать хлеб и сыры, названные по деревням, где их варят.

Дорогая Гекла.

У меня есть новости. Мы купили машину, а именно оранжевый «сааб», который Лидур приобрел через свояка за бесценок. И это еще не все. Я получила права. Лидур сподвиг меня на это и даже сам несколько раз проехал со мной, чтобы сэкономить на уроках вождения. Инструктора очень удивило, что я умею ездить задним ходом. На экзамене мне нужно было припарковаться. Ни у мамы, ни у свекрови нет прав. В первую самостоятельную поездку я хотела съездить посмотреть, как Лидур работает в котловане, но едва успела отъехать от дома, как чуть не сбила туриста. Он не пострадал, но мы оба были в шоке. Кто же ожидает встретить туриста в нашей стране во второй половине августа? Он оказался французским геологом, приехавшим ради извержения на Суртсее. У него была карта, и он показал мне, куда направляется. Мне ничего не оставалось, как отвезти его в Торлаксхёфн, хотя на заднем сиденье были обе девочки. По счастью, Катла почти всю дорогу проспала в люльке. Иначе мне пришлось бы останавливаться ее кормить. Я потратила немало времени, чтобы объяснить ему, что мою подругу зовут Гекла, а дочь — Катла, но в конце концов он понял. Это два вулкана, сказала я ему.

Р. S. Вчера встретила Старкада с девушкой. Насколько я заметила, они окольцевались. Он спросил, пишешь ли ты мне, и я сказала, что получаю от тебя письма каждую неделю. Он заглянул в коляску. Пока мы болтали, его девушка стояла округлив глаза.

Во мне живут два человека, и между ними война

Д. И. Джонссон встречает меня после работы и провожает домой. Он едет на своем велосипеде, я на своем, но сразу же замечаю, что он нервничает.

— Что-то случилось?

Он переходит прямо к сути.

— Мне тут пришло в голову, Гекла, что нам лучше перед поездкой пожениться.

Вид у него серьезный. Я улыбаюсь ему.

Он смахивает челку с глаз.

— Я не шучу, Гекла.

Вот уже третий раз за короткое время он упоминает о браке. То сообщает, что какой-то его друг женится, то говорит, что в конце концов сам пойдет под венец.

— Значит ли это, что ты сдаешься?

Он не отвечает на вопрос и смотрит прямо перед собой.

— Я думал об этом. Так будет лучше для нас обоих.

Он мнется.

— И к тому же дешевле. Понадобится только один номер в гостинице.

— Не получится, — говорю я.

— Существует много видов брака, — продолжает он. — Ты моя лучшая подруга. Мы оба отличаемся от остальных.

Он останавливается и смотрит на меня.

— Это ничего не изменит. Я смогу быть самим собой, ты сможешь писать. Мы будем заботиться друг о друге.

Мы подходим к входной двери. Он помогает мне заблокировать велосипед.

— Я часто получаю предложения от женщин, — говорит он.

По двору носятся две собаки.

— Мы были бы красивой парой. Самой красивой, Гекла.

Милая моя Гекла.

Две недели назад мой свекор скончался после тяжелой болезни. Я написала памятную статью о нем в «Моргунбладит». Она была единственной. Хотя они с Лиду ром не были близки, мне показалось, что свекор заслуживает статьи за подаренные картины Кьярваля. Вечером Лидур обнял меня и сказал, что не знал о любви отца к поэзии Ханнеса Хафапейна. (Он попросил меня прочитать ему статью вслух, потому что по какой-то причине у него сливаются буквы. Я этого не понимаю.) Я прокомментировала строки: я люблю тебя, шторм, я люблю, люблю тебя, вечная битва. Но Лидур опечалился, увидев в церкви женщину в черной вуали, которую никто не знал. Она казалась убитой горем. О себе, по его словам, он этого сказать не может. Я взяла и сшила новые занавески на швейной машинке. Они оранжевые, как наш «сааб». Лидур не заметил в спальне никакого изменения.

Р. S. Прочитала стихотворение Сильвии Плат, которое ты мне прислала, и клянусь, оно все изменило, я уже не та, ибо оно было обо мне. Оно такое странное и красивое. Спасибо, что ты перевела его для меня. Я не могу думать ни о чем другом.

Галактика

Я написала редакторам трех исландских газет и спросила, могу ли посылать им путевые заметки. И хотела бы получить аванс. Когда мы уже были готовы отказаться от путешествия, происходят три события. Приходит ответ от редактора социал-демократической газеты, он готов платить мне за очерки и даже выдать небольшую сумму вперед. Кроме того, я получаю письмо от датского редактора, который согласен опубликовать мой рассказ, отредактированный коллегой Йона Джона. В письме он отмечает оригинальность композиции, которая напоминает галактику. В этом безумии, однако, есть система, пишет он. К письму приложен чек. Я беру велосипед, еду на вокзал и покупаю два билета. В один конец.

Но самое важное — это письмо от папы.

Дорогая Гекла.

Лето выдалось как обычно. То дождь, то засуха, и все не вовремя. Ты пишешь, что думаешь отправиться в путешествие на юг. Тебе ведь на это нужны деньги? Посылаю письмо в конверте с марками, которое было среди вещей твоей матери и попало к ней из архива ее прадеда. Это ответ королевского чиновника на жалобу прадеда, что наместник самовольно собирает птичьи яйца на его земле. Вот я подумал, Гекла, а вдруг ты сможешь получить за него деньги. Марки на конверте ценятся дороже всего. Больше мне сказать нечего. Надеюсь только, что поездка на юг будет познавательной и принесет тебе удовлетворение.

Отель «Стрёнд»

Мы сходим с поезда поздно ночью. Еще темно, так что мы сидим на скамейке в зале ожидания, пока на небосклоне не поднимается огненный шар и мир не обретает форму. Затем берем чемоданы, идем на пустой пляж, ложимся на песок. И засыпаем.

Просыпаюсь с песком в волосах и кусочками ракушек в подколенных впадинах. Веки чувствуют тепло; белый свет заполняет все уголки мира. На губах привкус соли. Прибегает мужчина с двумя тентами и втыкает их в песок рядом с нами.

Снова засыпаю.

Когда открываю глаза, вижу, что друг стоит у кромки воды и смотрит в море. На нем тот же белый костюм, что и пять дней назад, когда мы уезжали, штанины подвернуты. Вижу, как он заходит в море, иду к нему, наклоняюсь и погружаю руки в воду, она течет между пальцами, оставляя их солеными. Затем оборачиваюсь.

Пляж постепенно заполняется; дети копают ямы в песке, а женщины втирают масло своим мужчинам. У них при себе корзины, из которых они достают полотенца и шляпы от солнца.

Жара меня просто убивает.

Мне еще не приходилось испытывать такие температуры, не считая одного дня семь лет назад, когда в самый разгар сенокоса наши края накрыла аномальная жара и воздух прогрелся до 26 градусов. Отец расстегнул одну пуговицу на фланелевой рубашке, полоска в нижней части шеи отличалась от белоснежного тела.

Я теряю Д. Й. Джонссона из виду, но он неожиданно появляется рядом со мной, в руках у него две порции фруктового льда на палочке.

— Пойдем, — говорит он.

Замечаю, что мужчины смотрят не только на меня, но и на моего друга. А он на них.

— Ничего не говори и не оглядывайся.

Он протягивает мне руку и поднимает на ноги.

Дорогая моя Исэй.

У меня есть новости. Мы с Йоном Джоном путешествуем. После самого дождливого лета у Эресунна (на памяти живущих там людей) мы решили отправиться на юг. Бросили работу и квартиру, я продала (за бесценок) электрическую печатную машинку одному исландскому студенту, изучающему скандинавистику. Никогда прежде не испытывала такого ощущения, что мир движется, хотя сама я сижу спокойно. Не удивляйся, Исэй, но перед отъездом мы с Йоном Джоном расписались в ратуше. Так что теперь я замужняя женщина. Это была короткая, но красивая церемония. Мы купили два золотых кольца. Йон Джон был в белом костюме, а я в платье в цветах северного сияния, которое он сшил мне в прошлом году, но у меня еще не было повода его надеть. Свидетелями были друг Йона Джона, учитель, и Метте, мы с ней работали на бутербродах. Мы купили марципановый торт, а Метте принесла сладкое белое вино. Мы сидели на скамейке в парке и выпивали. Не беспокойся. Йон Джон понимает меня и мою потребность писать, мы заботимся друг о друге. Я сильная, а он чувствительный, но по-своему меня защищает.

Твоя подруга Гекла