Миссис По
Шрифт:
– Она не жаловалась. На самом деле, она всего лишь сказала, что хотела бы проводить с вами побольше времени и учиться у вас, но болезнь держит ее дома.
Я глубоко вздохнула:
– Я постараюсь видеться с ней чаще.
– Не надо.
От ее приказного тона я ощетинилась.
– Думаю, вам лучше вообще держаться подальше от этой семьи, – сказала она.
– Странно слышать подобный совет от человека, который настаивал на том, чтобы я написала о них статью. А потом, я слышала, вы сами ее написали? И что же с ней все же произошло? Не припомню, чтобы видела ее в «Трибьюн».
– Я бы никогда не стала настаивать на том, чтобы вы
Я посмотрела на журналистку. Что же ее так обескуражило?
Мисс Фуллер опустила поводья.
– Я с самого начала желала вам успеха, Френсис, во всем, что связано с вашим мужем. Я считаю, вы поступаете очень правильно, когда сами растите дочерей и зарабатываете на жизнь своими стихами. Не разрушайте из-за мужчины свою репутацию серьезного писателя. История не помнит любовниц великих людей, даже если они были талантливы.
Дети вместе с Мэри уже вернулись к нашей подстилке, а Бартлетты под руку шли следом за ними.
– Понравился лев? – спросила я, вздрогнув.
Маленький Джонни покачал головой:
– Он совсем беззубый.
– Ему выбили все зубы! – воскликнула Элиза. – Это так мерзко.
Мисс Фуллер погладила свои бусы:
– Это один из способов справляться со львами.
22
В следующую субботу стояла прекрасная погода, сизые голуби разгуливали по теплой брусчатке, преследуемые смеющимися и кричащими детьми, а на эстраде на Вашингтон-сквер немецкий оркестр выводил развеселое «ум-па-па». Отряды милиции на плацу практиковались в строевой подготовке, их форма была великолепна, а лица – свирепы. Если мексиканцы, совершавшие набеги на Республику Техас, подойдут ближе к Нью-Йорку, Седьмой полк достойно их встретит. День был так чудесен, что моих девочек и старших детей Элизы было не уговорить вернуться домой, хотя Джонни пора было спать. Мы оставили их с Мэри, взяв с последней обещание, что она не поведет их дальше парка и, уж конечно, не станет встречаться с кавалером.
Уже у Бартлеттов я спустилась вниз выпить воды. Какое же это облегчение – хоть ненадолго стать собой! Постоянно ходить с веселой миной, игнорируя все заботы брошенной жены и невозможные, странные отношения с мужчиной, очень утомительно. Я несла стакан в гостиную, намереваясь немного разобраться в своих ощущениях, когда наткнулась на мистера Бартлетта, читавшего журнал у открытого цокольного окошка. Его умасленные светлые волосы блестели на солнце.
– Ох, а я и не знала, что вы тут.
Он адресовал мне долгий взгляд и бросил журнал на стол.
– У нас в доме живет знаменитость.
Я посмотрела на обложку журнала: «„Бродвей Джорнал“, издатель – мистер По».
– Ваш маленький роман вызвал суматоху.
– Что вы имеете в виду? – встревожилась я.
В кухню зашла Элиза, развязывая ленты капора. Над ее плотно застегнутым лифом виднелось несколько капелек пота:
– Что за маленький роман?
Мистер Бартлетт скрестил руки на груди:
– Между миссис Осгуд и мистером По.
Элиза на миг застыла, а потом принялась снимать капор:
– Рассел, это некрасиво.
– Что некрасиво? Они обмениваются любовными стихами на глазах у публики и не ожидают, что люди станут как-то это комментировать?
Я почувствовала приступ тошноты и головокружения.
– Это же просто стихи. Стихи, которые пишут поэты.
– Так
ты их посылала ему? – Взгляд Элизы молил о том, чтобы я ответила отрицательно.– Под псевдонимом. – Кожу головы покалывало. Так вот почему в последнее время никто не приходит с визитами? Я-то думала, что дело в болезнях детей Бартлеттов и моем собственном отшельничестве. Люди меня избегают?
– Ваша маскировка не возымела успеха, – сказал мистер Бартлетт. – Все знают, что вы Вайолет Вейн, а По прячется за буквой «М».
Откуда?
– Я не знала! – воскликнула Элиза.
– Потому что ты очень занята детьми, – сказал мистер Бартлетт. Он подтолкнул журнал к нам с Элизой. – Сегодня утром три дамы спрашивали этот журнал у меня в магазине. Обычно его у меня нет, но на прошлой неделе о нем спросили три читательницы. У последней из них я спросил, что именно ее привлекло в этом номере. – Он сделал паузу. – И она сказала, что слышала, будто мистер По обрывает в нем флирт с миссис Осгуд.
Обрывает флирт? Я едва удержалась от того, чтобы схватить журнал и начать судорожно его перелистывать.
– Надеюсь, ты поставил ее на место! – воскликнула Элиза. Заметив, что муж смотрит в сторону, она добавила: – Ты же сказал ей, что никакого флирта не было, правда же?
Мистер Бартлетт поднял руки, чтобы утихомирить ее.
– Миссис Осгуд, как ваш друг и защитник в отсутствие мистера Осгуда, я настаиваю, чтобы вы прекратили писать эти стихи. Все это зашло слишком далеко.
Элиза взяла журнал со стола. Как же мне хотелось самой это сделать!
– Семнадцатая страница, – сказал мистер Бартлетт.
Она раскрыла журнал и прочла:
– К… тут пропуск. Автор – М. – Проведя по строкам пальцем, она наконец прочла вслух:
У тихой пристани любви Приют нашли мы безопасный, Но неужели, добрый друг, На меньшее мы не согласны? [64]Она подняла на меня глаза.
Так вот как он решил окончить наши отношения? Вот так публично и снисходительно?
64
Перевод Р. Дубровкина.
Я заставила себя улыбнуться.
– Видите? Я просто «добрый друг».
– Ничего смешного, – сказал мистер Бартлетт. – Незачем вам быть добрым другом женатому мужчине. И вообще никем и ничем.
Кажется, именно так теперь и будет, если верить мистеру По.
– Как хозяин этого дома я настаиваю, – сказал мистер Бартлетт.
Элиза вгляделась мне в лицо.
– Не переживай, Фанни. Все забудется, пройдет.
Я кивнула, и все сжалось у меня внутри. Судя по всему, кое-что уже прошло.
Вечер ознаменовался прогулкой с Бартлеттами. Мы прошлись по Бродвею мимо большого дома мистера Астора до Сада Нибло. Погода благоприятствовала, и тут были буквально все. Единственное, чего мне хотелось, – это лечь в кровать, но пришлось пойти. Нужно было изображать, что появившиеся в журнале стихи ничего для меня не значат. Как только люди догадались, что авторами стихов были мистер По и я? Может быть, мисс Фуллер выведала это у мистера По, а потом раззвонила публике? Никогда еще моя «известность» не вызывала у меня таких тошнотворных чувств.