Миссия доктора Гундлаха

За кофе они обсуждали положение в Сальвадоре — временное прекращение военных действий, затишье перед бурей. Американский посол Роберт Уайт сказал: «Продолжать и сейчас спорить о реформах — это все равно что в ночь гибели «Титаника» препираться о том, как расставить шезлонги на верхней палубе!» Он побуждал хунту действовать хитро, и она для начала вывела из правительства бывшего ставленника Уайта полковника Махано. Еще до Нового года предполагалось посадить в президентское кресло Наполеона Дуарте.

Кто он такой? Это объяснила Глэдис: пятидесятипятилетний инженер, один из организаторов христианско-демократической партии. В 1972 году Дуарте даже одержал победу на президентских выборах. Изгнанный почти сразу из страны военными, через семь лет все же вернулся и стал служить тем, кто некогда вышвырнул его. Незадолго до своей гибели архиепископ Ромеро назвал сторонников Дуарте «предателями»...

Гундлах узнал, что создан главный штаб Сопротивления — его гражданское руководство и военная организация, называемая ФМЛН, Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти. Возглавил штаб миллионер Энрике Альварес Кордова, белая ворона среди двухсот богатых семейств. В первом «гражданском» кабинете, сформированном хунтой, Альварес получил портфель министра сельского хозяйства, но вскоре вышел из правительства, потому что аграрная реформа превратилась просто в вооруженный поход против крестьян. Примерно в это же время хунту, состоявшую из пяти человек, покинул социал-демократ профессор Унго. Он тоже перешел в лагерь оппозиции, стал членом ее политического руководства. «Развитие нашей страны не может более идти по прежнему пути»,— говорил он, объясняя свой шаг.

— А по какому пути оно пойдет? — спросил Гундлах.

Альфредо уклонился от прямого ответа, и Гундлах понял, что тут ему все еще не доверяют. Даниэль тоже почти не разговаривал с ним. Вечер оставил у Гундлаха тягостное впечатление.

На другой день, сидя в полупустом самолете компании «Кубана де авиасьон», Глэдис снова попросила его не сердиться и стала рассказывать о том, как победила революция в Никарагуа.

— Я понимаю, полной аналогии быть не может. Мы отдаем себе отчет в том, что борьба будет долгой, но мы победим все равно,— заключила она.

Самолет приземлялся; они заполнили карточки туристов, которыми снабдил их Даниэль. Вот и аэропорт имени Хосе Марти. Выйдя на воздух, они прошли в помещение таможенного досмотра, где их встретили двое: сотрудник Института дружбы народов и седовласый сальвадорец, который по-отечески обнял Глэдис и пожал руку Гундлаху.

По дороге в гостиницу представитель института ни на секунду не закрывал рта, стараясь рассказать обо всем, мимо чего они проезжали. Когда они свернули у сахарного завода, Гундлах ощутил резкую боль под лопаткой. Он коротко, осторожно вдохнул несколько раз — боль прошла, но он опасался, что это не просто случайный сигнал на месте недавней раны. Величественно, как в кино, проплывала мимо Гавана. Сначала пестрота домиков и строений городских окраин с их тропически пышной растительностью; широченная лестница перед зданием университета; небоскреб в стиле «арт-деко» — «декоративного искусства», как выразилась Глэдис. Она все живо впитывала в себя, а он прислушивался к себе, опасаясь нового приступа боли.

Гостиница «Ривьера». Семнадцатиэтажное здание с просторными длинными холлами и ресторанами в бельэтаже, построенные в конце пятидесятых годов. По словам провожатых, одна из лучших гостиниц Гаваны. Гундлах чувствовал себя разбитым, усталым, и отдохнуть в удобном номере — как раз то, чего ему не хватало. Он принял ванну, постоял потом еще под освежающим душем, прилег на широкий удобный диван, С тех пор как он покинул Сан-Сальвадор, он уже забыл, что такое отдых. Через некоторое время зазвонил телефон. Обернув вокруг бедер широкое махровое полотенце, подошел, снял трубку. Голос Глэдис показался ему сдавленным, чужим.

— Ганс, простите, что беспокою вас, но произошли ужасные события: в Сан-Сальвадоре похищен Энрике Альварес и пять других руководителей Фронта. Они были на совещании в здании юридической консультации архиепископа... Кто? Я не знаю! Бандиты! Или военные! Это все равно! Нам сообщил об этом Гильермо Унго, ему удалось в последний момент скрыться...— В трубке щелкнуло, Глэдис бросила ее, не договорив...

Гундлах снова стал под душ, потом вытерся досуха. Тяжелый удар, двух мнений быть не может! Он пошел к Глэдис, но в номере ее не оказалось. Либо она звонила из другого места и забыла об этом сказать, либо оказалась не в силах подождать хотя бы две минуты. На столе он обнаружил смятую телеграмму-«молнию» из Мехико. Всего несколько слов. «Настоятельно советуем продолжить путешествие самостоятельно. Привет. Даниэль».

Глава 13

Они заказали на 1 декабря два билета на самолет «Иберии» в Мадрид. О телеграмме не было сказано ни слова. Гундлах решил пройтись по набережной, подышать свежим воздухом. Присел на невысокий парапет, лицом к морю, задумался. Его смущало, и он это ясно чувствовал, что Глэдис Ортега не видит в нем мужчину. Может быть, она хранит верность погибшему мужу? И все-таки обидно. Хотя, если вдуматься, кто он такой? Переводчик? Сопровождающий? М-да... И вот еще что беспокоит: не подвело бы здоровье.

Он поднялся в номер и засел за работу. Надо изучить все это: директивы, адреса, вырезки из газет и журналов по отдельным странам, заметки о ситуации в этих странах, о партийной системе в них и комитетах солидарности с Сальвадором — всеми материалами их снабдили в Мехико. Разбирая бумаги, Гундлах тяжело вздыхал. Многое в схеме их действий, которую рекомендовала комиссия, ему не нравилось.

Похоже, Глэдис с этими материалами еще не ознакомилась. А из них следовало, между прочим, что в июне западногерманский ХДС «очень сердечно» принял правительственную делегацию Сальвадора. Гостей, министра внутренних дел и шесть высокопоставленных офицеров познакомили в Западном Берлине с опытом «немецкой полиции по подавлению политических демонстраций и выступлений». Режиму был обещан кредит в 22 миллиона. Расходы по поездке взял на себя «Фонд Конрада Аденауэра», положивший на личный счет Дуарте полмиллиона марок. Когда же в сентябре в Бонн приехал профессор Унго, заправилы ХДС приняли его с ледяной вежливостью и ни в чем не поддержали. Они упрекали сальвадорских социал-демократов за антиамериканские волнения в Центральной Америке. Разве на этих господ можно рассчитывать!

Поначалу Гундлах представлял себе все куда проще. Он надеялся на собственный опыт рекламной работы. Какая разница, что рекламировать: строительство аэропорта или планы нового правительства? В основе своей подход тут один! Но рекламная кампания требует средств: на помещение статей во влиятельных газетах, проведение «круглых столов» на телевидении. Кроме того, сколько же всякой всячины придется запомнить! К полуночи его прошиб пот, он спрятал бумаги и отправился спать.

На другой день после полудня они встретились у гостиничного бассейна. Выйдя из воды, Глэдис не стала растираться полотенцем, а вытянулась на лежаке, при этом ее темно-каштановые волосы едва не касались кафельного пола. С горечью она сказала Гундлаху, что о судьбе шести похищенных ничего не известно, хунта, как обычно, делает вид, будто она ни при чем...

Гундлах стоял рядом и молчал. Он не мог сейчас думать о деле — Глэдис притягивала его все сильней. Даже звук ее голоса и даже речь. Одного ее присутствия достаточно, чтобы сердце стучало чаще. А раз так, он не покинет ее...

Глава 14

Это случилось в первый вечер их пребывания в Европе, в Мадриде. Гундлах считал потом, что во многом виноват сам.

Они приземлились в сумерках на аэродроме «Барахас» — на северо-востоке Мадрида — с некоторым опозданием и не успели на лиссабонский рейс. Где дожидаться следующего самолета? В зале для транзитных пассажиров? Или в ближайшей гостинице? К Глэдис подошли двое ее земляков, начали уговаривать: в северном предместье столицы Шамартине состоится митинг протеста против убийства шестерых руководителей фронта, трупы двенадцать часов назад найдены на окраине Сан-Сальвадора... Глэдис, потрясенная до глубины души, согласилась, хотя перелет дался ей с превеликим трудом.

В машине ехали, поеживаясь от вечерней прохлады. Гундлах ничего в Мадриде, кроме аэропорта, не видел, не удалось ему толком разглядеть что-либо и на сей раз. Он не понимал, зачем их везут на этот митинг. Даже если удастся посеять семена симпатии к Сопротивлению, на сбор урожая времени не остается — они летят в Лиссабон буквально через несколько часов.

Сальвадорцы говорили Глэдис о том, что происходит в Испании: ситуация неясная, взрывоопасная. Страна никак не обретет равновесия: в «Паласио де кристаль» у парка Ретиро сам министр культуры открыл первую выставку о гражданской войне, той ужасной войне, которая с далеких тридцатых годов расколола нацию на два лагеря — и длится это по сей день. В «Хрустальном дворце» флаги правительства Народного фронта мирно уживаются с флагами Франко, на фотографиях можно увидеть и самолеты фашистского легиона «Кондор», и марширующие интернациональные бригады, звуки гимна фаланги «Кара аль соль» сменяются «Интернационалом».