Миссия – любовь

– Оля, – ответила девочка и добавила: – А мне так стыдно стало… Неловко как-то…

Было видно, что бестактное поведение преподавателя очень ее волнует. Вот только диалога, который она описала, на самом деле не было. Вишневский, или как его там звали, на самом деле просто вызывал всех по очереди, прощупывал, комментировал. Да, он был эксцентричным и грубоватым, – видимо, именно такими качествами обладает настоящий Юрий Романович Вишневский, который будет вести следующее занятие. А сегодняшний красавчик, если не соврал, больше у нас не появится – похоже, он свою миссию выполнил. «Миссия! – Это слово вспыхнуло в моем сознании, вызывая нервное возбуждение. – Миссия! Роберт говорил мне, что перед моим даром не может устоять ни один мужчина, кроме того, который выполняет свою миссию. Значит, Вишневский кого-то или что-то защищает, и его занятость защищает его самого!»

Я вспомнила, как Стронг выкрикнул в порыве отчаяния: «На меня не должны были подействовать твои чары! На Ясных это не действует!» Тогда я не придала особого значения его словам – но сегодня я разговаривала с Вишневским, на которого не действовала моя сила. Следовательно, и он выполнял какую-то миссию. «На страже чего он стоит? Кому понадобилась моя скромная персона? Налоговой инспекции, которая хочет долю со всех подарков, сделанных мне разными мужчинами? – Я усмехнулась. – Тут все серьезнее. Каким образом к этому причастен Стронг? Ведь он говорит о себе как о человеке, у которого есть миссия. И на него, как и на наблюдателя Вишневского, не должно действовать мое очарование. Они знакомы? Кто такие эти Ясные? Кто такие Спектры? Боже! С чем я соприкоснулась и как мне теперь действовать?» Вопросов было много, ответов – ни одного.

Эти три дня сделали меня старше лет на тридцать. Мой мозг усиленно работал, анализируя факты и события, участницей которых мне довелось стать. «Зачем наблюдатель опрашивал всех? У него что, не было четкой ориентировки? Он не знал, какая именно девушка в группе обладает известными способностями? Это как-то странно».

Я оглядела учащихся нашей группы, которые мило стрекотали, совершенно не помня о том, как сегодня, не без помощи пытливого «психолога», прилюдно раскрывали свои самые постыдные тайны. «Посмотрела бы я на вас, если бы вы все это помнили. А я вот помню». Удивительно, но эти невинные прилежные первокурсницы успели запачкаться: одна из них, в воображении, занималась сексом со своим братом, другая лишилась невинности под кайфом, еще одна мастурбирует, поскандалив с родителями. «Выходит, только одна я из всей нашей группы еще ни разу не позволила себе ничего по-настоящему сексуального? Ведь сексуальность, если судить по этим девушкам, – это грязно. – Я поморщилась. – Только не в моей душе и не в моей голове. Мой секс будет чистым и прекрасным, я буду заниматься любовью только с тем, кто мне дорог. В моих чувствах и в моем сексе не будет места ничему извращенному, болезненному, жестокому».

– Здравствуйте, мои дорогие! – раскатисто пронеслось по аудитории. – Извините за опоздание, маршрутка сломалась.

В класс вошел, а точнее, ворвался пухленький мужчинка лет шестидесяти. Он энергично потирал руки и бойко тараторил:

– Итак, дорогие мои! Как я рад! Как я рад вас видеть! Погода, воздух, а мы здесь осваиваем эту чертовски скучную науку – логику. – Он громко рассмеялся над собственной шуткой.

Заметив мой недоуменный взгляд, Антон тихо сказал мне на ухо:

– Профессор Овчинников. Он уже нам отчитал две лекции, пока тебя не было. Он – маньяк, помешан на своем предмете. А мы никак не поймем, зачем нужна логика будущим преподавателям русского языка и литературы.

– И как долго нам будут читать этот бред?

– Во втором семестре сдаем экзамен, и все – свобода.

Я картинно вздохнула, выражая молчаливую покорность судьбе, и погрузилась в свои мысли. «Интересно, как я теперь буду передвигаться? Живу за городом, без машины – никак. А моя расчудесная „Мазда“ стоит теперь, разбитая и неопознанная, на какой-нибудь государственной стоянке. Надо сегодня же поехать в автосалон и внести аванс за машину из рудневских денег. Это неправильно, кощунственно, но другого выхода нет! Нужно купить точно такую же „Мазду“ и надеть на нее мои старые номера. Потом позвоню своему приятелю из ГИБДД и попрошу его о небольшом одолжении, и, надеюсь, он поможет мне в этом».

Составление плана успокоило меня, но не сделало равнодушной: я собиралась покупать машину на деньги человека, которого, возможно, убили по моей вине. Конечно, у меня не было других вариантов, но совести это было безразлично.

«Роберт, Роберт! Может, ты ни в чем не виноват? Может, взбудораженное воображение нашептало мне весь этот бред? Но тогда почему ты так странно ответил на мой вопрос, будто ожидая его? Почему не спросил, что я имею в виду? Почему не стал выяснять, что я там себе в голове насочиняла? Что ты скрываешь? Кто знает, может, в Москве еще много людей, которые убивают своих врагов, отсекая им голову мечом. Руднев был политиком с большими деньгами. Наверняка у него было много недоброжелателей. Почему я сразу приплела сюда англичанина? Ему что, делать больше нечего, кроме как носиться по городу и разить невинных людей огненным мечом? Надо еще раз с ним поговорить, откровенно и без эмоций».

Я стала ругать себя за то, что так поспешно удрала от Роберта во время нашей последней встречи.

С нетерпением ожидая конца скучной лекции, я заерзала на стуле. Пока все занятия в университете вызывали у меня только скуку – кроме разве что семинара Семипалатовой, где мы с Антоном устроили перформанс и где я впервые встретила Роберта.

От мысли, что я скоро увижусь с ним, у меня потеплело на сердце. Я не сомневалась – Роберт не бросит меня сегодня, обязательно найдет в универе и довезет до дома. А значит – мы сможем поговорить. Мысль о том, что этот красивый англичанин – всего лишь жертва моих бредовых домыслов, казалась мне все более реальной.

Наконец, лекция закончилась. Антон спросил меня:

– Ты пойдешь на факультатив по востоковедению?

Я покачала головой:

– Если не обязательно, лучше домой поеду. Что-то меня сегодня загрузили не на шутку. Даже голова заболела.

– Но потом еще две лекции! – удивленно возразил приятель.

– А ну их! – отмахнулась я.

Мы простились с Антоном, и я вышла в коридор, собираясь выяснить, в какой аудитории учится Роберт, найти его и напроситься в попутчики. Я перестала узнавать себя – раньше ни за что так не поступила бы, но влюбленность, как известно, меняет людей самым неожиданным образом.

Спускаясь по лестнице мимо большой компании студентов, которые оживленно что-то обсуждали, я опять почувствовала тот странный, леденящий душу взгляд. Пришлось остановиться и оглядеться. Компания, состоящая из одних девушек, смеялась, не обращая на меня никакого внимания. На секунду мне даже показалось, что я ошиблась, став слишком мнительной, но ощущение преследования не исчезало.

Спустившись на первый этаж, я подошла к стенду с расписанием. Оказалось, что группа Роберта уже закончила заниматься. В расстроенных чувствах я направилась к выходу.

– Мила! – окликнул меня незнакомый мужской голос. Я оглянулась. Передо мной стоял Герберт, лучший друг Стронга. Он был красивым и высоким, но не стройным, как Роберт, а объемным и мускулистым.

– Здравствуйте! – сказал он. – Роберт попросил отвезти вас домой.

Судя по заметному акценту, Герберт не владел русским языком так хорошо, как его друг. И еще меня удивило обращение на «вы».

– Спасибо, не стоит, – как можно более деликатно ответила я: мне хотелось не столько добраться домой с комфортом, сколько поговорить с Робертом.

– Вы должны пойти со мной, – все еще спокойно, но уже со стальными нотками в голосе произнес Герберт.

– Спасибо, – вежливо повторила я, – мне хочется прогуляться.

– Я должен отвезти вас, – голосом, не терпящим возражений, отчеканил Герберт.

– А Роб? Почему его нет?

– Роберт не может. И просил передать, что все ваши самые ужасные опасения на его счет – чистая правда.

Я вспыхнула: «Он действительно хладнокровный убийца?» Не говоря ни слова, я отвернулась от своего собеседника и пошла к выходу. Друг Роберта пошел за мной.