Миссия – любовь

– Были случаи, когда я принимала помощь, – мне вспомнился знакомый из ГИБДД, который помог с правами, – очень редко, когда сама не справлялась.

– Благородно, – насмешливо протянул Юрий Романович, – в последнее время часто приходилось сталкиваться с агрессией в свой адрес?

Я похолодела, вспомнив вчерашний день. «Кто бы он ни был, я больше ничего не скажу! Даже если он знает о вчерашней схватке, от меня он про Роберта не услышит! Ведь, если начать откровенничать, придется рассказать все».

– Мне пора, – ответила я.

Воцарилась тишина.

– А кто такие Спектры? – вдруг вырвалось у меня. – Spectre по-французски – это призрак. Бестелесная субстанция, которую, впрочем, можно увидеть.

– Не ломай голову, позже все узнаешь, – равнодушно ответил Вишневский, – просто мы наблюдаем за теми, кто нам нужен. То есть к нашим обычным обязанностям прибавляется еще и эта. Я должен выявлять и анализировать.

– Сложно как у вас! – равнодушно отозвалась я. – Спасибо за информацию.

– Откровенность за откровенность, – парировал Юрий Романович.

Я встала, он тоже. Был еще один вопрос, который я таки решилась прояснить:

– На вас ведь не действует? Ну, мой… – Я запнулась.

– Как видишь. Это действует лишь на живых.

«Он что, и правда призрак?!»

У меня, наверное, был такой ошеломленный вид, что наблюдатель усмехнулся. Затем, снова став серьезным, он достал ключи от аудитории и направился к двери. Снаружи, в коридоре, гомонили студенты.

– Мы с вами быстро закончили, – бодро прощебетала я.

– Вряд ли мы что-то закончили. Скорее, все только начинается, – спокойно и мрачно ответил Вишневский, – ты просто должна понять, что может начаться война. Ты не понимаешь, какую разрушительную силу таят в себе твои проклятые способности.

Помолчав, он добавил:

– Все-таки, странная вещь – генетика.

С этими словами он быстро отпер дверь и стремительно вышел из аудитории. Я стояла, не в силах пошевелиться: «Война? Мои способности? Разрушительная сила? Генетика? О чем он вообще?»

Студенты из параллельной группы стали заходить, деликатно обтекая меня с двух сторон, будто загораживать проход было в порядке вещей. Я не двигалась с места, снова и снова вспоминая разговор с «психологом». Ему ничего не удалось выяснить. Похоже, руководство снабдило его более подробной информацией о моей жизни, чем я сама.

Поняв, что долго стоять на одном и том же месте неправильно, я отправилась в очередной раз искать свою группу.

Медленно и неуверенно я спустилась на первый этаж, чтобы узнать на стенде номер аудитории, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Причиной тому было мое нежелание видеть кого-то из моих… новых знакомых. Это определение, почти издевательское, было навязано Роберту Стронгу за то, что он убил моего друга. Я еще немного поразмыслила, прибавив: и спас меня. «Вот бы посоветоваться со знающими людьми – что в такой ситуации положено чувствовать. Благодарность? Страх? Гнев? Ненависть? Огромное желание видеть этого человека, прикасаться к нему? Да, последний вариант ближе к истине. Только бы не встретиться с ним сейчас! В таком состоянии я что угодно способна отколоть: могу кинуться на него с кулаками или наброситься с поцелуями».

На этот раз я узнала номер аудитории без приключений – из расписания, – и двинулась на второй этаж.

Вся группа уже сидела в кабинете, дожидаясь преподавателя логики. Навесив на лицо приветливое выражение, я засеменила к парте, за которой сидел Антон.

Вопреки моим ожиданиям, парень вовсе не был смущен унизительным разоблачением. Он сидел в наушниках и с блаженным видом слушал музыку. Я подсела к нему и вынула наушник из его правого уха:

– Привет!

– Привет! – радостно закивал Антон и выключил плейер. – А ты где так долго шлялась? Со Стронгом своим ненаглядным целовалась?

Я опешила. После этого странного семинара по психологии меня, у всех на глазах, попросили задержаться, чтобы индивидуально разобрать мой необычайно «тяжелый» и «интересный» случай. Удивительно, что Антон этого не заметил. Возможно, он был шокирован обнажением своей тайны: теперь вся группа догадывалась, что Антон любит а) мужчин, б) пожилых и в) с деньгами.

– Кстати, прикольное занятие было сегодня. Ну, по психологии, – весело прощебетал мой приятель.

«Он что, издевается? Или ему так неловко, что он пытается острить?»

Словно опровергая мои слова, Антон отвернулся от меня и обратился к Марине, с которой раньше вместе сидел – Слушай, Марин, а у тебя конспекты остались с прошлого семинара?

– По психологии? – будничным тоном уточнила та.

– Ага, а то я поленился чего-то и не записывал. Помню все, но как-то смутно.

– Так никто не записывал, – спокойно ответила Марина. По ее добродушному лицу было видно – она уже простила Антона.

– Слушай, а что он давал-то? Я не могу вспомнить тему семинара, – растерянно произнес парень.

– Было вводное занятие. Он просто опрашивал всех, наши знания выявлял. Ну, про Карнеги, Юнга, еще про что-то вопросы задавал. А у нас группа подготовленная, вот мы ему и отвечали развернуто. На это все время ушло. Он обещал, что в следующий раз мы будем разбирать какую-то интересную тему. Сублимацию или что-то в этом роде.

«Вишневский говорил, что никто ничего не вспомнит, так и случилось. А еще он сказал, что в следующий раз на его месте будет другой и никто не заметит подмены. Держу пари, это будет совершенно обычный преподаватель, самым отдаленным образом напоминающий Юрия Романовича. Хотя, думаю, имя и фамилия будут совпадать. Интересно, а может ли кто-нибудь описать этого психолога?»

Я осторожно дернула Антона за рукав.

– Слушай, по-моему, этот преподаватель был какой-то агрессивный.

– Да, что-то такое было, – неуверенно отозвался парень, – я точно не помню.

– Было, было, – неожиданно вмешалась в наш разговор девочка со светлыми кудряшками и в очках, которую я видела вчера в бассейне, а сегодня – в лифте. Она сидела за соседней партой и, похоже, слышала кое-что из нашего диалога.

– Ты о чем? – насторожилась я.

Она повернулась к нам, неудобно изогнув спину. Ей, видимо, хотелось посплетничать.

– Он резко высмеивал тех, кто на его вопросы по Фрейду отвечал, замалчивая некоторые термины. Ну, например, есть такое понятие – «полиморфно-извращенные склонности», или «младенческая мастурбация». Ну, он меня спросил, а мне стыдно стало произносить все это. А он сказал, что настоящий педагог не должен стесняться таких естественных процессов. Он, наоборот, должен все вещи называть своими именами. Бушевал минут десять. Устроил целый прогон на эту тему.

Девочка помолчала.

– А как тебя зовут? – спросила я, воспользовавшись паузой в разговоре. – Что-то я пока мало кого знаю в нашей группе.