Миссия: соблазнить ректора

— Балда! Идиотка безголовая!

— Вы меня не искали! — тупо повторила я. — Сидели тут… с этой… Тут! В этом притоне!

— Зная тебя, следовало скорее опасаться за Асветон! — зло отозвался Миар. — Точнее, за его мужскую часть. Да сколько можно?!

— Не искали!

— Тебя искала вся Асветонская полиция. Шерстили лечебницы, морги и публичные дома. А мне, как видишь, и искать было не надо — я как чувствовал, что ты заявишься в этот безднов притон.

— Врёте. Вы всё врёте… А сами-то! — возмутилась я и одновременно — обрадовалась, потому что поняла, что он называет меня на ты. — Сами-то что тут делали, чай пить пришли, как вы это сказали, по-дружески?!

— Представь себе, чай тут неплохой. Балда! Место это выбрала Алисия — персонал тут неболтливый, публика не нашего сорта, а в последнее время её муженёк начал иногда высовывать рогатую голову из их родового болота.

Раз Миар начал так разговаривать, и я могла немного выдохнуть и расслабиться. Самую чуточку.

— Ага, муж тоже не верит в вашу чистую дружбу. Ну, поймите, сидеть в номере гостиницы и представлять вас с этой… Акрысией было бы совершенно невыносимо! — выдохнула я. Заглянула ему в глаза — такие тёмные, они были страшными, но в то же время я испытала потрясающее, совершенно незнакомое мне раньше чувство защищённости. И уже знакомое чувство предвкушения чего-то необыкновенного… возбуждающее, пьянящее чувство влечения. Острое, как укол иглой. — Спасибо. Спасибо! А вам ничего не будет за то, что вы… Вы же ему руку сломали?

— Гореть мне теперь в алой бездне веки вечные. Филь — та ещё скотина, сутенёр недоделанный, перебьётся со своей рукой, — отозвался Миар и немного подался назад. А я потянулась к его уху, словно была привязана к нему верёвочкой:

— Я надела ту комбинацию, которую вы мне подарили. Для вас и только для вас. Этот Остер совершенно отвратительный. И на вид, и по запаху.

— Давай без подробностей.

— Его подробности я плохо разглядела — было темно. Но хотелось бы сравнить с вашими.

Миар мученически застонал в голос — проходящая мимо девчонка-подавальщица испуганно отскочила в сторону, едва не уронив поднос.

— Не верите? — я расстегнула пуговку на платье. — Вот, сами посмотрите. Очень приятная на ощупь ткань. У вас действительно отличный вкус, верлад.

Он слабо пах табаком, алкоголем и дымом, едва уловимо, эти запахи смешивались с запахами кухни. Какие-то люди, то ли работники таверны, то ли постояльцы, иногда проходили за спиной Миара в сторону лестницы. Они казались бесплотными тенями, не обращавшими на нас внимания. И я тоже не обращала на них внимания. Вырез на платье был распахнут до предела — показался фиолетовый край моей шелковой красоты, прикрывавший ложбинку между грудями.

Мне хотелось, чтобы Миар перестал злиться и обнял меня, отзвуки недавнего страха ещё гуляли внутри, словно кто-то сыпанул за шиворот ледяную крошку. Хотелось, чтобы он опять меня поцеловал — не так, словно делает мне одолжение, а по собственному желанию. Чтобы смотрел на меня и любовался. Не для Эстея хотелось. Для себя.

Мрак. Стонать впору мне, не ему. И головой об стену биться — тоже.

— Почему вы не смотрите на меня, верлад? Почему она, а не я?

— Почему? — эхом отозвался он. Погладил меня по щеке. Я потёрлась об его ладонь и шагнула назад, упираясь спиной в тёмную закопченную стену, предварительно убедившись, что никакой двери там нет. — Дурацкий вопрос. У Алисии семья и бурная личная жизнь, ей уже не нужно от меня ничего такого. Ни свадьбы, ни детей, ни лепёшек в тавернах, ни прогулок под ручку по ночному зимнему городу.

— Да и вообще, вы ей не нужны. А мне нужны, — подхватила я. А потом добавила виновато — почти искренне. — Я испортила вам романтический вечер.

— Дружеский вечер.

— Говорите, что угодно. Мне стыдно, правда… Но вы же сами понимаете, всё ещё можно исправить. Со мной.

— Только не с тобой.

— Почему, верлад? — я обвила руками его за шею и почувствовала скользящие по виску губы. Запустила руки в его волосы, всё ещё чуть влажные от недавнего снега — Поч…

Его пальцы скользнули по моей груди, поднырнули в вырез, углубляя его до полного неприличия, сжали сосок — почти болезненно, свободный покрой платья никак не спасал. Губы ректора спустились на грудь, язык прошелся по вершинке, розовому ореолу. Я запрокинула голову, отстраненно осознавая, что потолок вращается, стены плывут, а Миар целует меня и ласкает, так и там, где и как ещё никто меня не касался. Замерла, вслушиваясь в новые головокружительные ощущения, изумляясь чувствительности собственной кожи, тревожащей и приятной щекотке, разбегавшейся по телу, отдававшейся в низ живота.

— Сумасшедшая наглая девчонка! — пробормотал Миар мне на ухо, дыша тяжело, хоть и почти бесшумно. — Даже не верится, что… Поехали обратно.

— В гостиницу? — прошептала я, страх и предвкушение скручивались внутри меня в единый узел. — В ваш номер? Кровать там односпальная, но ничего страшного. На самом деле, стол тоже сгодится. И пол. И стена.

Миар поцеловал меня, заставляя замолчать, я погладила его по пояснице, забралась под жилет и попыталась вытащить заправленную в брюки рубашку.

— Нет, — он осторожно взял меня за руку, отводя её в сторону. — В Академию.

— У нас экипаж только на утро оплаченный…

— Плевать. Закажу новый

— Это потому что в комнате Академии кровать больше? — я заглянула ему в лицо. — Вы же не оставите меня… вот так? Без себя? Только не говорите, что вам плевать. Не врите.

Я вырвала руку и храбро — да, это было очень непросто, но я заставила себя — положила ладонь ему на ремень брюк. Холодная металлическая пряжка впилась в пальцы.

— Вам не плевать. Зачем останавливаться, верлад? Не останавливайтесь…

Внезапно он пнул стену — и я отшатнулась, испугавшись сначала за стену, потом — за сохранность его костей, и только в самую последнюю очередь — за себя саму.

— Поехали обратно, Ари.

— Я не хочу, — сказала я, обхватила ладонями его сжатый кулак, подула и поцеловала, разжимая яростно сведённые пальцы. — Сильно ушиблись? Теперь будете ходить с тростью? Ничего страшного, в вашем-то почтенном возрасте всё равно рано или поздно…

Миар криво улыбнулся.

— Всё неправильно, — ответил он невпопад, снова прижимая меня к стене, распластывая моё тело своим, отводя мои руки в сторону и не давая себя касаться, но одновременно легонько прикасаясь губами к моему лбу, носу, щекам и векам — я закрыла глаза, отдаваясь ощущениям, таким приятным, таким волнующим. — Ужасно. Какая-то девчонка малолетняя, балбеска безголовая… Почему? За что?

И снова поцеловал.

Я чувствовала стену спиной, его ладони на груди, его язык во рту. Всего его, то выхватывая какие-то отдельные прикосновения, то просто ощущая, что граница между нами потерялась, размылась.

Почему? За что?

Я не понимала его вопроса и не знала, что на него ответить. Но мне тоже хотелось вопрошать небеса и бездну — примерно о том же самом.

* * *

— Эй! — мы оба замерли, не отрываясь друг от друга. — Таверна закрывается. Хотите продолжать — берите номер!

Миар что-то ответил работнику, взял меня за руку, сжав ладонь, дождался, пока нам вернут одежду, и вывел меня на улицу. Я покорно шла рядом, слабо понимая, что происходит. Голова кружилась, как будто не хватало воздуха, губы горели. Кожа горела — слишком много впечатлений. Мы снова шли рядом и молчали, но совсем иначе, чем сегодня днём.