Мистер Икс

– Он разговаривал с вами в машине? – спросила Лори. Эдисон ухмыльнулся:

– Куда я только ни возил за эти семь лет мистера Райнхарта! Устроившись на заднем сиденье того самого «кадиллака», он трещал без умолку. Будь мистер Райнхарт священником, его проповеди тянулись бы дни и ночи напролет.

Смех Эдисона прозвучал так, словно он до сих пор не верит ни слову из того, что доносилось с заднего сиденья.

– А о чем он говорил? – спросил я.

– Об истинной природе вселенной. И своей книге. Если каждый писатель проходит через такие страдания, какие довелось пережить мистеру Райнхарту, я благодарю судьбу, что был всего лишь водителем.

После отказа широко известного в Нью-Йорке издательства Райнхарт решил опубликовать книгу самостоятельно. «Риджент Пресс и переплеты», чикагская типография с побочной специализацией на переплетении библиотечных книг, отправила двести копий в Эджертон, и Райнхарт хранил их на складе в Хэтчтауне. В течение шести недель Макс Эдисон грузил в багажник «кадиллака» коробки и возил своего босса по книжным магазинам и лавкам аж до самого Спрингфилда. Большинство магазинов приобрело по два-три экземпляра «Потустороннего». Райнхарт никогда не просил выписать счет-фактуру и не требовал сведений о продажах. Он не проявлял никакого интереса к тому, чтобы заработать на своей книге, – он хотел лишь, чтобы книга пошла в продажу сразу же после публикации великолепных отзывов, которые – он не сомневался – она вызовет. И уже на гребне известности и славы он еще раз попробует предложить книгу нью-йоркскому издательству.

Вышли экземпляры для рецензирования. Трехстраничное письмо, сопровождавшее первые двадцать, было отправлено в газеты и журналы, мнение которых Райнхарт считал решающим для литературного успеха. Пятьдесят изданий рангом пониже получили сопроводительные письма объемом в страницу. Простая открытка сопровождала экземпляры, отправленные в редакции дешевых журналов.

Прошло три месяца, а от издательств солидных и не очень – ни слуху, ни духу. Дешевенькие, от которых Райнхарт ожидал воплей восторга, тоже отмалчивались. Еще два месяца спустя взбешенный автор разослал семидесяти издателям письма с напоминаниями об их долге перед литературой и литераторами. Не ответил ни один.

Девять месяцев спустя появилась статья «Странные байки», пригвоздившая книгу Райнхарта к стене и предавшая ее публичной казни. Восемь параллельных колонок, развернувшись на четырех полосах, обвиняли автора в банальности, засилье клише и шаблонов и жалком самопародировании. Каждый абзац статьи словно сопровождался беззвучным едким смехом.

«Странные байки» взбесили Райнхарта.

– Он таскал эту статью с собой повсюду. Когда мы оставались в машине одни, он начинал читать ее вслух. Некоторые отрывки мне довелось выслушать сотни раз. Мистер Райнхарт, наверное, думал, что этот журнал собирается полюбитьего. Неделю за неделей он пытался убедить себя в том, что они и в самом деле любят его, а статья кажется ужасной лишь тому, кто не способен это понять. Потом он отбросил эти мысли и вновь стал объяснять мне, как глуп написавший рецензию человек, и убеждать, что любой мало-мальски здравомыслящий человек подтвердит, что его книга – великое произведение. Думаю, он так и не успокоился по этому поводу. А вскоре он ушел от дел.

– Вы виделись с ним после его ухода?

– Не сказал бы, что Райнхарт был человеком общительным. К тому же я вскоре получил небольшой срок и отсидел в Гринхэвене.

Эдисон снял темные очки и положил их на стол.

– А потом случилось так, что Суконную Башку Спелвина взяли за какую-то ерундовую хрень, простите ради бога, миссис Хэтч. Никогда прежде он не попадался на таком, и, как только перед ним замаячила тюрьма, он заложил мистера Райнхарта, и того посадили.

– Эдварда Райнхарта отправили в тюрьму? – спросила Лори.

– Согласно приговору, минимальный срок – десять лет, мадам Мне довелось наблюдать его тогда. Мистер Райнхарт вел себя как пассажир первого класса, путешествующий в Париж. Он знал, что единственной его проблемой в тюрьме будет лишь сам факт пребывания в неволе, что для человека с такими связями, как у мистера Райнхарта, это немногим отличается от жизни на воле – разве что в четырех стенах. В Гринхэвене он мог делать – или не делать – все, что угодно, за исключением выхода за пределы тюрьмы. Он устроил меня на работу в библиотеке и присылал замечательный итальянский ужин почти каждую неделю. Как только мистер Райнхарт освоился, у меня сразу же появилась возможность получать сигареты и пол-литра виски всегда, когда я хотел, хотя, скажу честно, этой привилегией я не злоупотреблял.

– У вас в тюрьме были виски и итальянские ужины? – изумилась Лори.

– И тем не менее это была тюрьма. Я вышел в ноябре пятьдесят восьмого. Года через два в тюрьме произошел бунт. Когда вошли войска, двенадцать трупов лежали на тюремном дворе, и одним из них был мистер Райнхарт. Там, на кладбище Гринхэвена, он и похоронен. Не самое плохое место для него…

– Что? – не поняла Лори. – Ох. А вы, похоже, боялись его.

Эдисон медленно улыбнулся.

– Порой мне кажется, я до сих порего боюсь. Мы с Лори промолчали.

Забавные огоньки сверкнули в желтоватых глазах Эдисона:

– Верите ли, нет – мне все одно. Было это пару раз, ночью. Еду один в машине туда, откуда мистер Райнхарт просил его забрать, и слышу легкий такой щелчок за спиной и как будто отражение вспышки света в зеркале. Гляжу – это мистер Райнхарт зажигалкой чиркнул. «Извини, Макс, – говорит, – разве ты не слышал, как я сел?» А я-то помню, что задние двери никто не открывал и не закрывал. Разве мог я такойзвук не услышать? А другой раз было, часа в три-четыре утра я привез его в Маунтри на встречу с человеком по имени Тед Брайт. Встречу назначили в доме за гаражом Мы подъехали, мистер Райнхарт говорит: «Пригнись и сиди так, пока я не вернусь». Я оглянулся назад и подумал: то ли я ослеп, то ли заднее сиденье умеет разговаривать, потому как никого на сиденье не было. Я нырнул под руль, так что заметить меня можно было бы, только если подойти вплотную к машине. Откуда-то спереди, состороны капота, послышались шаги – два человека, передвигаются медленно и осторожно. Один говорит: «Это его тачка», а второй ему: «Тогда давай». Не готов поклясться, что услышанное следом было выстрелами, но сотню долларов поставил бы. Я сказал себе: «Макс, лучше тебе лечь на заднее сиденье». Я уж было потянулся к дверной ручке, когда понял: хозяин велел мне не высовываться, потому как знал, что Гомер и Джетро должны были подойти.

– У вас было оружие? – спросила Лори.

– Когда я начал возить мистера Райнхарта, я стал носить с собой пистолет. Но ни разу не выстрелил из него. Ни разу даже не вытащил из кобуры, хотя в ту ночь был готов это сделать. Когда ты с мистером Райнхартом, самое разумное – следовать его приказам. Хотя я не готов поручиться, что он сам всегда точно знал, что делать. Я выждал с минуту. Никого и ничего. Я решил открыть дверь со стороны пассажира, выползти из машины и залечь под ней – так, на всякий случай. И тут вдруг поднялся такой шум, что едва не подняли на ноги весь квартал. Ухватив дверную ручку одной рукой, я другой выхватил из кобуры пистолет. Прямо передо мной Тед Брайт, залитый от шеи до живота кровью, валится на капот, скатывается с него и падает на землю. Я посмотрел на дом. У входа лежит человек лицом прямо в грязь, не дает двери закрыться. На пороге – еще один труп. Еще один виднелся на полу сразу за порогом. Не дом, а скотобойня. Прямо у меня за спиной кто-то прочищает горло, и я едва не выпрыгиваю из штанов. На заднем сиденье как ни в чем не бывало сидит мистер Райнхарт и говорит: «Поедем-ка назад, в цивилизацию».

– Вы спрашивали у него, что там произошло? – спросила Лори.

– Миссис Хэтч. – Эдисон вновь надел очки. – Даже если и было у него желание рассказывать, слушать я не хотел. Вернувшись домой, я проглотил пол-литра бурбона, даже не позаботившись о льде и содовой. На следующий день по радио сказали, что некий бизнесмен по имени Теодор Брайт был убит при попытке киднеппинга и побега с места преступления. Складно, как и все подобные сообщения. Мистер Брайт нарвался и пострадал по собственной инициативе.

– Значит, так оно и было, – сказал я.

– Я тамбыл и не знаю, как оно было на самом деле. Все это я к тому, что мистер Райнхарт был человек-Хеллоуин.

– Пожалуй, вы правы, – сказал я. – Гринхэвенское кладбище – подходящее для него место.

– Мы говорили о Суконной Башке Спелвине, который заложил мистера Райнхарта. Он сидел в КПЗ, когда арестовали мистера Райнхарта Мистера Райнхарта разместили в камере двумя этажами ниже, и в ту же ночь Суконную Башку порезали буквально на кусочки. Ни одна живая душа не видела, чтобы кто-то входил в его камеру или выходил оттуда.