Мистер О
Шрифт:
Он встает и хлопает меня по спине.
— Отлично. Я не хотел, чтобы дошло до этого, но, очевидно, нам нужно вызвать подкрепление.
— Кого это?
Он стреляет в меня взглядом так, будто ответ на этот вопрос очевиден.
— Шарлотту. Ты думаешь, я способен понять, как вернуть Харпер? Для этого тебе понадобится тяжелая артиллерия. Мне повезло, что я убедил Шарлотту выйти за меня замуж.
Фидо смотрит на меня так, будто знает все мои секреты, в то время как Шарлотта слушает мой рассказ о безответной любви со своего
— Позволь мне кое-что прояснить, — зевает Шарлотта. Она еще не акклиматизировалась после поездки, но готова помочь решить проблему моей жалкой личной жизни. Спенсер сидит рядом с ней. — Она просит тебя последовать за самой удивительной возможностью карьерного роста, которая у тебя когда-либо была?
— Да.
— И она прекрасно понимает, что свое шоу ты любишь больше всего на свете, — Шарлотта смотрит на меня.
— Правда?
— Да. Все это знают.
— Знают?
Она приподнимает брови.
— Ник, это не плохо. Правда. Ты любишь свою работу, любишь мультипликацию и любишь «Приключения Мистера Оргазм». Я уверена, Харпер знает, как сильно ты любишь это шоу.
— Наверно, — мысленно я возвращаюсь к нашему анализу после псевдо-свидания с Джейсоном, когда она спросила, чего я боюсь больше всего. Что я ответил? «Что все развалится. Работа, шоу, успех». Затем, после того, как мы отвезли Серену в больницу, она спросила меня о детях. Мой ответ еще раз подчеркнул то, что шоу — моя настоящая любовь. «Я был очень сосредоточен на работе, на том, что делаю, и на шоу. Такой моя жизнь была с тех пор, как я окончил колледж, и мне это нравится».
Что значит… динь, динь, динь… у Харпер Холидей есть все основания полагать, что ради работы я сделаю все. Что ради шоу я отправлюсь куда угодно. У нее нет причин думать как-то иначе.
Шарлотта подтверждает этой своим следующим замечанием.
— Она знает, что твоя работа — по понятным причинам — была центром твоей вселенной с тех пор, как тебе исполнилось двадцать.
Я снова киваю, и Фидо пользуется возможностью, чтобы растянуться на коленях Шарлотты и плюхнуться на спину, подсунув ей свой живот для ласки. Он такой кобель.
— Но, — возражаю я, выставляя напоказ еще больше доказательств. — Я сказал, что люблю ее, а она ответила: «Я не могу сказать тебе не переезжать в Лос-Анджелес». Она не сказала, что любит меня.
Шарлотта отмахивается от моих переживаний.
— Это не проблема. Харпер пытается показать, что поддерживает тебя. Она не хочет, чтобы ты принимал решение, основанное на ее словах.
— И как бы я это сделал?
— Сболтнув на одном дыхании, что любишь ее, и что ты должен переехать в Лос-Анджелес, — спокойно говорит Шарлотта, поглаживая Фидо.
— Тем самым она решила, что я приму решение, основанное на ее ответе?
— Да, и она заботится о тебе, поэтому хочет, чтобы ты был свободен и мог сам принять правильное для себя решение, — говорит она, указывая на меня.
Я прищуриваюсь.
— Откуда ты знаешь, что она заботиться обо мне?
— Когда ты рассказал ей об этой новой возможности, она попросила тебя принять ее. Но ты почему-то думаешь, что это означает, что она о тебе не заботится. Я правильно понимаю?
Спенсер широко улыбается и обнимает ее.
—
Моя жена гениальна, не так ли? — а затем обращается к ней, — Так ты можешь сказать нам, что все это значит?Шарлотта закатывает глаза.
— Вы двое — чокнутые. Но я люблю вас обоих. По-разному, конечно же.
— Лучше так тому и быть, — обижено говорит Спенсер.
Шарлотта поворачивается ко мне.
— Как ты себя чувствовал, когда был с ней? Тебе казалось, что она чувствует то же самое?
Спенсер закрывает уши.
— Ла-ла-ла. Я не хочу этого слышать.
Пока Спенсер продолжает напевать, я рассказываю Шарлотте больше, чем когда-либо признавался ему.
— Да. Полностью. Мы были одним целым. Ты знаешь? То, как она на меня смотрела. Слова, которые она говорила… — я замолкаю. Я не рассказываю, как я чувствовал себя в постели с Харпер прошлой ночью, но я знаю, что она должна была чувствовать то же самое.
«Скажи, что ты тоже это чувствуешь».
Воспоминание о прошлой ночи оживляет меня.
Я вспоминаю момент в такси, перед тем, как она покинула Манхэттен, и как мы, наконец, признались, как сильно хотели увидеть друг друга.
Я возвращаюсь к тому, что сказала Харпер после встречи с Джилиан. Я подумал, что она пытается отправить меня во френдзону. Но что, если она пыталась сделать то же самое, что и я — убедиться, что между нами что-то есть? Что мы не потеряем друг друга? Я вспоминаю все моменты, что мы провели вместе: как Харпер попросила меня отвезти ее на железнодорожный вокзал, потому что хотела увидеть меня; как пришла ко мне после полуночи, одетая в плащ; как принесла мне мороженое и подарила стиральный порошок и карандаши; как отвела меня в магазин душевых кабин, пошла со мной на вечеринку Джино и продула игру в боулинг; как воплотила в жизнь мою фантазию о сексуальной библиотекарше, и даже то, какое белье она для меня надевала. Боже, великолепное, божественное, развратное белье, которое она носит, сводит меня с ума. Харпер меня возбуждает, делает счастливым, вдохновляет и…
Шарлотта прерывает мои мысли.
— Я думаю, вопрос не в том, чтобы она сказала тебе не переезжать в Лос-Анджелес, а в том, хочешь ли ты поехать. И если хочешь, то, возможно, тебе стоит попросить ее поехать вместе с тобой.
Она — гениальна. Совершенно точно гениальна. Я все сделал неправильно, и мне необходимо исправить беспорядок, который я наделал. Я встаю.
— Ты права. Я должен идти.
Я целую ее в щеку, хлопаю Спенсера по плечу и чешу Фидо под подбородком. Он надменно выгибает бровь, но я знаю, что ему это нравится, потому что мы любим одну и ту же девушку. Когда я ухожу, Шарлотта поворачивается к Спенсеру и говорит:
— Я выиграла. Сегодня вечером с тебя мармеладные мишки.
Уходя, я вызываю такси и еду домой. Хватаю кое-какие файлы, а затем направляюсь в офис Тайлера и прошу его вывести Джино на чистую воду.
Глава 37
Если бы это был один из романов Джей Кэмерон, то герой нанял бы самолет, чтобы нарисовать имя возлюбленной на синем холсте над нами. Или он бы остановил самолет на взлетной полосе и признался бы в своей любви. Возможно, он бы сказал женщине, которую боготворит, что во время баскетбольной игры смотрел только на ее изображение на большом экране.