"Мистер Рипли" + Отдельные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
– Мсье Бернард будет ужинать с нами, – добавил Том.
Затем он спросил Бернарда:
– Как ты добрался? Взял такси из Мелёна? Или из Море?
– Из Мелёна. Я нашел его на карте еще перед отъездом из Лондона.
Бернард стоял, потирая руки, такой же стройный и угловатый, как и его почерк. Даже его пиджак казался промокшим.
– Может, наденешь мой свитер, Бернард? Хочешь немного коньяка, чтобы согреться?
– Нет-нет, спасибо.
– Проходи в гостиную! Чаю выпьешь? Я попрошу мадам Аннет заварить, когда она спустится. Садись же, Бернард.
Бернард взглянул
Разговор не клеился. Бернарду, очевидно, хотелось поговорить с Томом наедине, а Крис, похоже, не осознавал этого, полагая, что его присутствие, наоборот, поможет разрядить обстановку, поскольку Бернард был явно не в себе. Он заикался, руки его тряслись.
– Я ни в коем случае не задержусь у тебя надолго, – заверил он Тома.
– Но не поедешь же ты обратно сегодня, в такую погоду! – рассмеялся Том. – За все три года, что живу здесь, ни разу не случалось такого ненастья. Самолет приземлился нормально?
Этого Бернард не помнил. На глаза ему попался его собственный “Человек в кресле” над камином, и он отвел взгляд.
Том подумал о кобальте фиолетовом на картине. Для него это словосочетание звучало теперь как название какого-то химического отравляющего вещества. Для Бернарда, наверное, тоже.
– Ты давно уже не видел “Красных стульев”, – сказал Том, вставая.
Картина висела позади Бернарда.
Бернард тоже поднялся и, обернувшись, прижался коленями к дивану и стал разглядывать картину. Усилия Тома были вознаграждены слабой, но искренней улыбкой, появившейся на лице Бернарда.
– Да, это прекрасно, – тихо сказал он.
– Вы художник? – спросил Крис.
– Да. – Бернард сел снова. – Но не такой хороший… как Дерватт.
Мадам Аннет спустилась по лестнице с какими-то полотенцами.
– Мадам Аннет, вы не приготовите нам чая? – попросил ее Том.
– Сию минуту, мсье Тоом.
– А вы можете сказать, – обратился Крис к Бернарду, – что делает художника хорошим – или плохим? Мне, например, кажется, что сейчас несколько художников пытаются писать так, как Дерватт. Я в данный момент не помню их имен – они не такие уж известные. Хотя нет, одно помню – Паркер Наннели. Вы его знаете? Но почему Дерватт выше них? Что его отличает?
Том попытался придумать свой ответ. Может быть, “оригинальность”? Слово “известность” также казалось ему не лишенным смысла. Но он ждал, что ответит Бернард.
– Его личность, – произнес Бернард с глубокой убежденностью. – Дерватт – это… Дерватт.
– Вы знакомы с ним?
Том поежился; его охватило сочувствие к Бернарду.
– Да, знаком, – кивнул Бернард. Он сцепил свои костлявые пальцы вокруг колена.
– И вы чувствуете силу его личности, когда встречаетесь с ним?
– Да, – ответил Бернард более твердо. Но разговор был, несомненно, мучителен для него. И в то же время его темные глаза, казалось, искали каких-то слов, которые надо было сказать.
– Я, возможно, задал неправомерный вопрос, – сказал Крис. – Личность большинства крупных
художников, наверно, не проявляется в повседневной жизни, – они не тратят себя на это. На первый взгляд они кажутся совершенно обыкновенными людьми.Подали чай.
– Ты не взял с собой чемодана, Бернард? – спросил Том. Его беспокоило, есть ли у Бернарда все необходимое.
– Нет, я не планировал поездку, мне это как-то неожиданно пришло в голову, – ответил Бернард.
– Но это не важно, – сказал Том, – у меня есть все, что может тебе понадобиться.
Он чувствовал, что Крис смотрит на них, очевидно, гадая, откуда они с Бернардом знают друг друга и насколько хорошо.
– Ты не голоден? – спросил он Бернарда. К чаю мадам Аннет подала только печенье. – Моя экономка обожает делать разные сэндвичи. Ее зовут мадам Аннет. Можешь попросить ее все, что захочешь.
– Нет, ничего не надо, спасибо. – Чашка Бернарда задребезжала, когда он поставил ее на блюдце.
Может быть, Джефф с Эдом настолько приучили Бернарда к успокоительным средствам, что ему и теперь требуется что-нибудь? После чая Том поднялся вместе с Бернардом наверх, чтобы показать ему его комнату.
– Ванную тебе придется делить с Крисом. Для этого надо пересечь коридор и пройти через спальню моей жены. – Том оставил дверь Элоизы открытой. – Элоиза сейчас в Греции… Надеюсь, ты сможешь здесь отдохнуть, – продолжил он, когда они вернулись в “маленькую спальню” Бернарда и Том закрыл дверь. – А что тебя так мучает? В чем проблема?
Бернард покачал головой.
– Просто я чувствую, что дошел до точки, вот и все. Выставка – это конец всему. Это была последняя выставка, в какой я участвовал; “Ванна” – последняя картина, какую я написал. Больше я не смогу ничего создать. А они пытаются… – ты знаешь – воскресить Дерватта.
“И мне это удалось”, – подумал Том. Однако лицо его было так же серьезно, как и у Бернарда.
– Но он ведь как бы и был жив последние пять лет, – сказал он. – Я уверен, они не станут заставлять тебя продолжать, если ты не захочешь.
– Как бы не так. Они – Джефф и Эд – именно это и пытаются сделать. Но, понимаешь, я уже сыт всем этим по горло. Я просто не могу больше.
– Я думаю, они поймут. Не беспокойся об этом. Можно… Послушай, ведь Дерватт может снова вернуться в Мексику и стать затворником. Можно представить дело так, будто он продолжает писать картины, но отказывается показывать их. – Том ходил взад и вперед по комнате, рассуждая. – Так пройдут годы. А когда он умрет, мы скажем, что он сжег все свои последние работы, или что-нибудь вроде этого. И никто никогда их так и не увидит! – Том улыбнулся.
Бернард сидел, хмуро уставившись в пол, и Том почувствовал себя, как человек, рассказавший анекдот, который слушатели не поняли. Или даже хуже – совершил богохульство, допустил неподобающую выходку в церкви.
– Тебе надо отдохнуть, Бернард. Может быть, дать тебе какое-нибудь несильное снотворное – фенобарбитал, например?
– Нет, спасибо.
– Не хочешь принять душ? Насчет нас с Крисом не думай. Мы не будем надоедать тебе. Ужин в восемь часов, а если захочешь, спускайся раньше, выпьем чего-нибудь.