Мистическая Прага

Мои дальнейшие исследования показали, что обнаружение вечных ламп вовсе не редко; около 800 года от Рождества Христова лампа Палласа, сына Эвандра, чьи храбрые деяния воспеты Вергилием, была также обнаружена неподалеку от Рима, где она горела около двух тысяч лет. Кассиодор писал, что сам изготавливал подобные лампы в своем монастыре в Вивьере; в гробнице, вскрытой в Салерно, лампы не оказалось — ее, по-видимому, унес другой искатель, но на стене обнаружилась надпись:

Прощай же, Септима, и будь светел путь для тебя, Пусть золотая земля пепел укроет того, Кто присносветлую лампу оставил в могиле твоей.

За семьдесят шесть лет до того, как Ваше Величество взошли на трон, неподалеку от Падуи было сделано еще одно знаменательное открытие; некие крестьяне, копая землю, обнаружили захоронение, где горели две лампы, одна из серебра, а вторая — из золота. Надписи на них гласили, что они были изготовлены волшебным мастерством Максимуса Олибиуса.

Во времена правления Святого Людовика, короля Франции, в Париже жил один раввин по имени Иехиэль, которого евреи почитали за святого, а христиане — за волшебника; он обладал лампой, источавшей свет, по яркости и чистоте сравнимый с дневным, каковой не нужно было масло и каковая горела непрестанно. Но самым удивительным свойством ее была способность показывать Иехиэлю истинную суть его посетителей: когда среди ночи в его дверь стучался честный купец или же иной благородный человек, лампа сияла ярко, как обычно, но когда обманщик или иной человек с дурными намерениями искал у него приюта, пламя лампы тускнело, предупреждая еврея, чтобы он получше запер двери своего дома.

Последняя погребальная лампа была найдена во владениях Вашего Величества. Люди, рывшие колодец неподалеку от Клюмека, обнаружили в земле каменную дверь, которая вела в склеп; надеясь найти скрытые там сокровища, владелец земли приказал открыть дверь и чуть было не ослеп от внезапной вспышки света. Свет исходил из прекрасной бронзовой лампы, висевшей перед статуей человека в доспехах, сидевшего за столом и державшего в правой руке жезл. Как только человек ступил в склеп, статуя поднялась со своего места, а когда человек сделал шаг, она окончательно выпрямилась и подняла жезл. Но человек сделал третий шаг, и тогда статуя одним яростным ударом разбила лампу на мелкие куски, погрузив гробницу в непроницаемую тьму. Тогда владелец той земли приказал зажечь факелы и вновь вошел в склеп. Он обнаружил, что статуя была изготовлена из меди и приводилась в движение часовым механизмом, соединенным с рычагами и струнами, натянутыми под каменным полом. При попытке убрать статую жезл разбил на куски и ее.

Из всех когда-либо обнаруженных погребальных и вечных ламп этот чудесный экземпляр, помещенный в музей Вашего Величества Вашим верным смотрителем, единственный избежал разрушения».

Слушая Мицерони, Рудольф забыл об усталости и, как только смотритель окончил речь, бросился в алхимические лаборатории и приказал главному алхимику безо всяких отлагательств изготовить достаточно неиссякаемого и неугасимого лампового масла.

Глава XVIII Власть и смерть Рудольфа

В Рудольфа землях, что безмерно велики

Росло, кипело возмущенье,

Австрия с Венгрией всевластьем облекли

Матиаса, призвав отмщенье.

Смерть вовремя пришла, избавив от хлопот, —

Лишь ей благодаря царя не сверг народ.

Когда Рудольф занял трон своего мудрого и весьма снисходительного отца Максимилиана, Богемское королевство пребывало в таком мире и спокойствии, в особенности религиозном, какого не случалось уже в течение столетия. Жители Богемии всегда имели склонность к теологическим спорам; сначала полемика эта не выходила за пределы просвещенных классов и богословов, однако и простые люди, искушенные в религиозных вопросах, мало-помалу присоединялись к ней с огромным рвением. Печально известные Гуситские войны, начатые храбрым богемским патриотом Яном Жижкой, завершились за целый век до начала правления Рудольфа, однако в стране с тех пор не прекращались внутренние распри. Под властью Максимилиана в Богемии воцарился относительный мир, и Рудольф мог бы продолжить дело своего отца, если бы прислушался к голосу справедливости и разобрался в методах, которые позволили стране процветать и укрепляться, однако он «унаследовал всё честолюбие своей семьи, но не благородство своего отца, не энергию своего прадеда; он не унаследовал ни одного качества своего рода, приведшего к славе его династию».

Характер Рудольфа странным образом отличался от характера его отца: «Максимилиан был искренним, чистосердечным и мужественным, из всех добродетелей он ценил более всего честность, любил общество, был весел и разговорчив, пунктуален в делах и всегда терпелив и благодушен, когда всевозможные проблемы требовали его внимания». О нем чехи говорили: «Мы так счастливы под его властью, как если бы нами правил наш родной отец; наши привилегии, наши законы, права, свободы и обязанности защищают, поддерживают и соблюдают».

Замечательные черты Максимилиана, унаследованные Рудольфом, были изрядно подпорчены теми, что перешли к нему от матери, Марии Австрийской, которая приходилась Максимилиану двоюродной сестрой и была дочерью Карла V. Она передала своему сыну «исступленную увлеченность религиозными обрядами и глупое смирение, в котором он видел высочайшую добродетель». Она учила его принимать мнение церковного совета и своего духовника как нечто неопровержимое и абсолютное, чему следует беспрекословно подчиняться. К тому же учеба у иезуитов в Испании лучше подходила для будущего университетского профессора, нежели для монарха. После смерти мужа Мария уединилась в испанском монастыре, где оставалась до самой своей смерти в 1603 г.

Зараженный слепым фанатизмом и ненавистью к свободе воли и мысли, Рудольф вскоре после начала своего правления начал издавать законы, лишавшие протестантов их законных прав, закрывать протестантские школы и церкви, лишать министров-протестантов должностей, даруя при этом привилегии исключительно католикам. Таковые эдикты отравляли жизнь лучшим представителям дворянства, вскоре возненавидевшим деспотичного правителя.

Религиозные распри и взаимная ненависть, едва начавшие затихать, вновь вырвались наружу, и иезуиты, смелевшие всё больше за счет данной им власти, заставили Рудольфа еще сильнее урезать свободы протестантов, в результате чего он потерял доверие своих лучших подданных, а также посеял раздоры и зависть среди представителей всех классов. Более того, междоусобицы между лютеранами и кальвинистами в свою очередь раскололи и протестантов на два противоборствующих лагеря, из чего католики не замедлили извлечь свои выгоды. Орден, созданный Лойолой и боровшийся за возрождение искусств, литературы и наук, привлек Понтануса, одного из приближенных Рудольфа, и тот стал самым рьяным и красноречивым их проповедником. Они вынудили богатого и могущественного Уильяма фон Розенберга организовать школы для бедных, где ученики под влиянием учителей-иезуитов становились приверженцами идей своих наставников.

Главная протестантская секта империи была известна как «Братья» или «Братство». В религиозных коммунах этого ордена люди зарабатывали на жизнь трудом своих рук, все были равны, и даже духовенство было обязано в точности следовать примеру Святого Плотника [76] . Эта замечательная теория свободы, равенства и братства пошатнулась при присоединении к ордену некоторых богатых и благородных граждан. Их аргументация также была весьма сильна, что привело к расколу в ордене и потере его популярности. Иезуиты, имея огромное влияние на дворянство, способствовали выдворению «еретиков» за пределы государства: лютеранские школы закрывали, свободомыслие было ограничено, а император издал два декрета, запрещавшие издание реформаторской литературы. Были уничтожены все печатные станки, за исключением двух в Оломоуце, а все книги, выходившие в продажу, должны были пройти строжайшую проверку фанатичного цензора.

76

Автор, будучи англичанином, всецело стоит на стороне протестантов, поэтому его оценку не следует считать столь уж объективной. — Примеч. ред.

Несмотря на всё это, Рудольф и для иезуитов оказался жестоким разочарованием из-за своего нерешительного характера и всё возраставшего интереса к наукам и искусствам, приведшего его к затворничеству в градчанском замке. Он не мог быть суровым оппонентом протестантов, с удовольствием встречаясь с представителями этой секты и ведя с ними дружеские беседы о своих любимых предметах. Например, он пригласил ко двору Кеплера, который был изгнан из Граца за приверженность идеям Реформации. Среди друзей и соратников Рудольфа также было несколько правителей-протестантов.

Смерть влиятельного Уильяма фон Розенберга в 1592 г. оказалась страшным ударом для партии иезуитов, к тому же покойного сменил племянник, чья жена склонила его присоединиться к Братству. Примерно в то же время Рудольф разжаловал еще одного влиятельного католика, Георга фон Лобковитца, отдав все его владения человеку, слывшему ревностным католиком, однако на деле оказавшемуся дружным с лютеранами.

С годами Рудольф становился всё более подозрительным, его врожденная стеснительность и меланхолия усиливались, превращаясь в болезнь; он стал ипохондриком, был раздражителен и часто впадал в состояния, близкие к безумию. Как сказал один поэт: «Меланхолия — кормилица безумья».