Миткалевая метель
Шрифт:
Дальше едут. Иван не стерпел да и говорит Фемеру:
— Приеду я и скажу государю: где, мол, мне воевать, когда и до ста не умею считать? Не выучит ли он меня… Начнем с азов, пройдем вдоль возов…
Фемер побаивается: еще и вправду к царю полезет.
«Надо, — думает, — упрятать его куда ни на есть. Солдата не упечешь — сам в беду попадешь».
На том и порешил Фемер.
Ударил Фемер Ивана шашкой и в сугроб бросил. «Ну, — думает, — мертвый ничего про меня не скажет».
Уже далеко обоз. Стонет Иван в сугробе. А кругом все как
— Ну, сумка-котомка, на тебя одну вся надежда. Выручай, а то замерзну в поле. Я еще свое дело не сделал — мало послужил родной земле.
Вспомнил, как мать провожала его в солдаты… Вот будто она рядом стоит и опять говорит: «Приходи домой с похвалой, с почестью».
Смертельная рана валит Ивана с ног.
— Сумка-котомка, подыми солдата снова на ноги!
Вдруг сумка раскрывается, белый клубок появляется… Приложил Иван клубочек к ране… Стало рану затягивать, стала боль утихать. Скоро он и на ноги встал.
— Спасибо тебе, сумка-котомка! А куда мне идти сейчас? Все дороги замело…
Волки в лесу завыли, к Ивану подбираются.
— Сумка-котомка, дай мне огонька, отпугни волков от солдата!
Сумка-котомка открывается, клубок появляется, стал он уже не клубок, а огонек. А может быть, это Иванова кровь засветилась… Убежали волки.
Пошел Иван — не назад, а все вперед. «Нет, плут Фемер, не уйдешь ты от расплаты!» — думает Иван.
Шел, шел, сбился с дороги. Хоть умирай в поле. Снимает с плеч сумку:
— Сумка-котомка, что в тебе тонко? Помоги солдату дорогу найти.
Сумка открывается, клубок появляется. Стал клубок — солдату поводырек. Катится он полем, путь пробивает, снега, сугробы в стороны раздвигает. Шагает Иван, торопится, только земля звенит под его сапогами.
Всю дорогу материнский клубок помогал Ивану — и согревал его, и поил, и кормил.
На седьмые сутки нагнал Иван обоз.
— Ваше превосходительство! Что же вы меня среди поля бросили? — будто ни в чем не бывало спрашивает Иван.
Удивился генерал. У самого глаза стали как ложки…
Уже к месту подъезжают. Поневоле пришлось снова посадить Ивана за кучера.
А царь Петр по берегу похаживает, в подзорную трубу на дорогу поглядывает — все ждет, не покажется ли обоз из Иванова. Солнце стало по-весеннему припекать. Того и гляди, реки вскроются.
Наконец дождался. Обрадовался, навстречу выехал. Солдату так хочется слово сказать Петру, да не знает, как подступиться, — вокруг генералы толпой, да и Фемер с Ивана глаз не сводит, говорит своим помощникам:
— Солдат Иван был хороший кучер, — юлит генерал. — За это даю ему отдых целый месяц. Отведите его в отдельную каморку, у дверей караул выставить! Без моего приказа Ивана не выпускать, пусть отдыхает.
И посадили солдата в каталажку.
Петр узнал про это, спрашивает Фемера:
— За что ты на своего кучера прогневался?
— За то, ваше величество, — отвечает Фемер, — что
он в Иванове-селе надолго отлучился, обоз задержал. За это ему наказание. А за то, что хорошо правил, отдых даю. Заодно он и отдохнет и провинность искупит.Петр поверил генералу и молвил:
— За самовольную отлучку наказать, да не забывать, что солдат был исправный и в ратном деле ревностный.
Дали приказ корабли снастить. Утром чуть свет обошел Петр все возы, все полотна самолично обследовал. Крикнул корабельных мастеров и так хитренько разговор повел:
— Один в поле не воин. А бывает, что без одного и не выйдет ничего. Что вы, мастеровые люди, на это скажете?
— Так точно, ваше величество! — корабельные мастера в один голос отзываются.
— Я сам люблю работать до седьмого пота. Сам бы напрял и полотен наткал, да других дел много, а мне вот, спасибо им, ткачи на подмогу. Пойдет ли такая парусина на паруса? И будут ли они прочнее парусов шведских? Посоветуйте! Ум хорошо, а два лучше.
Говорит-то царь слова вроде и веселые, а в глазах его корабельщики веселости не видят. Осмотрели парусину, один и говорит царю:
— Оно, конечно, и это будут паруса, только под одними годы проплаваешь, а под другими полчаса!
Петр нахмурился, помолчал, к Фемеру обращается:
— Что молчишь, словно воды набрал в рот? Слышишь, что говорит народ?
Фемер и давай раскланиваться перед царем, что-то лепечет, а царь его вроде и не слушает, свою речь ведет:
— Слышал я, народ говорит, наши тульские кузнецы блоху подковали, а шуйские да ивановские ткачи, я знаю, той блохе платье смастерить могут. Понять не пойму: ткать полотна они разучились, что ли? Или ты вместо Иванова-села невесть куда забрел?
— Там, там и покупал, ваше величество, хоть солдата спросите! — выкручивается Фемер.
— А что ты думал, когда покупал?
— Думал, государь, как лучше… Я рассудил…
— Рассудил, говоришь? — чуть глазом повел Петр. — Я сам люблю семь раз отмерить, один отрезать. — И вдруг царь выходит на середину и с такими словами к корабельщикам обращается: — Может, и не плохие полотна, да для парусов сотканы неплотно. Такие паруса поднимать подождем, — может, получше найдем.
— Как не найти, — отзываются корабельщики.
Фемер и сунулся:
— Пошлите за парусами в Силезию. Что там за мастера, что за хитроумные затейники! Вот будет хорошо!
— Хорошо-то хорошо, да не дюже, — говорит Петр, и улыбка, словно солнце из-за тучи, на лице его заиграла. — Вот ты толкуешь, что народ у вас хитроумный, а вдруг да ваши купцы паруса не за серебро да золото продавать вздумают, а за хитрость какую-нибудь? Сумеешь ли тогда полотна закупить?
— А как же! — отвечает Фемер. — Я самого царя Соломона на разных загадках перехитрил бы.
— Вон как! Что за генерал у меня! — говорит Петр, и задает он Фемеру три загадки, вроде провера решил устроить. Первая загадка такова: в чем человек нуждается, когда на свет появляется?