Миткалевая метель
Шрифт:
Коля впереди; вихор у него торчит кисточкой на маковке. Сима за ним, на шаг не отстает. По железной витой лесенке спустились оба. Видят — преогромные чаны, в каждом чане хоть на лодке плавай. Что-то белое, пышное, как мыльная пена, шипит, бурлит в тех чанах. Из чанов сама собой, как живая, бежит по роликам, по колесикам длинная-предлинная белая лента. Подымается эта дорожка под самый потолок. Убегает в круглое фарфоровое окошечко. Куда бежит — неведомо.
В круглых, высоких, как стога, печах что-то клокочет. От печей, как из-под загнетки, так и пышет жаром-паром. Машин в помещении много, а людей — раз, два и обчелся. Машины заместо человека почти
Хочется ребятам постоять здесь подольше, поглядеть, да боязно: без разрешенья зашли. Повернули они по лесенке — и в другую дверь. Глядь, а там помещение еще больше, а машин — и не счесть. Тележки катятся, целый обоз, на тележках — словно снега сугробы: ткань белизны ослепительной. А дальше один за другим к хитроумным машинам ползут белые окатыши, в три обхвата мужских, да и в три-то, пожалуй, не обхватишь. С катков несется белая дорожка под огромный барабан, на том барабане медные валики сидят. Из-под них выбегает полоска — не узнать: вся так и пестрит цветами. И тоже стремится выше, к потолку.
Все здесь бежит, торопится, ни минуты не стоит на месте. У рабочих — фартуки пестрые, руки до локтей в красках. Машина каждое желание мастера понимает дернет мастер-раклист раз за канатик — вмиг все колеса, все валики остановятся; дернет два раза — вновь все колеса-валики завертятся, поползет лента под валики. Медные-то валы холодные, надо цветистой ленте погреться. Наверху сырую ленту примут, греться положат, проводят в большую печь железную. Жарко там, дверцы наглухо закрыты. Дорогой жар в той печи, берегут его! Лента греется, пока не высохнет. Хоть и жарко, но цветы не вянут. Мастера знают, как ленту в печь проводить, как ее посадить на горячий барабан, сколько времени держать в печи; знают, как вынуть, чтобы не поблек узор, чтобы цветы своего лица не потеряли.
Долго-то поглазеть не привелось. Слышат — кто-то топ-топ по лестнице. Они — да в другой угол. Пробрались наверх. По узенькой железной колее тележки катятся, на тележках — будто копны цветов! Цветы-то цветами, да они все на ткани — на ситце, на майе. Тележка за тележкой движется. Видят — дверь железная открыта, они к ней. А это печь. Да такая ли печь — целая изба!
Подкрались, заглянули в печь. В ней по обеим сторонам железные полки — хоть спи на них, только уж больно жарко. Из печи, видать, недавно ткань просушенную вынули.
Вдруг видят: их мать стоит у другой такой-то печи, следит, как бежит цветистая лента в печь. А дальше — машина, без рук, без глаз, но не хуже человека сама готовую сухую ленту меряет на метры, в куски складывает.
Подойти бы к матери, да боязно: не стала бы бранить. Еще спросит: как, мол, без разрешенья попали сюда?
Захотелось им узнать: куда же тележки бегут? Подались за тележками и очутились в преогромном цехе. В два ряда стоят столбы высокие белые, а промеж тех столбов, словно радуги весенние, разноцветные ленты потихоньку движутся из-под пола к потолку. И ни одного человека здесь.
Любуйся, сколько твоя душа желает.
Много диковинок невиданных на фабрике — так бы, кажется, и не ушел отсюда; вот бы поработать! Да малы еще, надо подрасти хоть на вершок.
Кое-как выбрались на двор. На фабричном дворе — как в саду. Асфальтом одеты широкие дорожки. Чистота всюду. По сторонам дорожек — деревца. Под деревьями — скамьи: отдохнуть, почитать газетку. Горят кострами цветы на клумбах. Ни пыли, ни копоти.
Крадутся Коля с Симой за ящиками из-под початков.
Посреди двора, там, где остров цветов, — высокий пригорок. Пригорок-то он не пригорок,
не сам вырос, а взрастили его человеческие руки. На высоком наклонном щите изусажена земля яркими цветами. Не крупным-крупны те цветы, а все мелкие, ровненькие.У того щита трудится Проклыч со своими учениками. Что же они там делают, что задумывают?
Спрятались Коля с Симой за ящиками, подглядывают. Ветерок по клумбам пролетит, нет-нет и колыхнет цветы.
Долго сидели они за ящиками. Вот Проклыч увел своих учеников. Коля с Симой прыг-скок скорей к выходу Обернулись — а с того щита, где Проклыч-то трудился, глядит, как живой, их родитель, Герой Советского Союза Артамон Пахомов, и Золотая Звезда на груди. Любящие да старательные руки Проклыча и его помощников как бы выткали из цветов дорогой облик.
Так и замерли на месте наши ребятки. Глядят не наглядятся — кажется, и кистью этак тонко не выписать. Мнится: вот-вот сейчас улыбнется, как бывало, отец и заговорит.
Ветерок тут, как нарочно, качнул цветы, и показалось Вихорьку, будто нахмурились брови у отца. Стоит Коля, глаз оторвать не может от многоцветного портрета.
Помешала Колюшке сестрица думу додумать, наглядеться на отца: сторожа увидела — схватила брата за рукав да за ворота.
Вспомнил Коля про отца — тут и об отцовом подарке на ум пришло. Скорее — за карман. А в кармане пусто. Ножичка-складничка как не бывало. А где потерял — неведомо. Может, на лугу выронил, а может, на фабрике.
Вот горе-то! Искали, искали Коля с Симой — и на лугу, и на стежке, и у забора: нет ножа. Ой, беда-беда! Домой пошли. Не сидится дома.
Опять крутится Коля у фабричной стены. Сам — при большой тоске-печали.
На ту пору, на тот час из ворот выходит Астафий Проклыч:
— А, Вихорек-хохолок, ты пошто здесь?
— Ножичек-складничок потерял… Папин подарок. За мотыльком гонялся.
Промолчал Проклыч, головой покачал, потом и говорит:
— Большая потеря! Найти ножик во что бы то ни стало нужно. Я бы, может, и помог тебе в беде, но не знаю, хватит ли у тебя терпенья, уменья, прилежанья одну мою задачку выполнить.
— Хватит, дяденька Проклыч, хватит!
— Ну так вот, слушай. Лежит отцов подарок на лугу под цветком, под зеленым лопушком. А под каким цветком да на каком лугу, о том знает только голубой мотылек. Но ты его горько обидел. Искупи свою вину перед ним!
— А как искупить? — удивляется Коля.
— Научу. Нарисуй мотылька и лазоревый цветок, что ты загубил. Принеси мне на показ. Мотылек ко мне залетывает — уж мне-то он скажет, где искать ножичек.
Вот какую мудреную задал задачку! Коля — на луг, к речке, к тому лозняковому кусту, за лазоревым цветком. Искал-поискал — ни лазоревого цветка, ни голубого мотылька. Много у лознякового куста цветов, да всё не те. Нарисовал Коля с памяти, принес Проклычу. Надел Проклыч очки, глянул:
— Старательно! Да, вишь ты, паря, цветок не похож. Нет, за такую работу не скажет мне мотылек, где твой складничок? Попытай еще.
На второй раз ответ Проклыча тот же. И на третий раз не угодил Коля: не тот цветок.
Как же найти цветок, что на лугу рос?
Идет Коля Зеленой улицей, сам все горюет о складничке. Тихо. Тут трамваев не слышно. Видит паренек — дом с резными наличниками, сад под окнами небольшой, весь он цветами пестрит. Смотрит Коля… Батюшки-светы! На одной-то клумбе растет повыше всех, кажись, тот самый лазоревый цветок! Коля тихохонько-легохонько да и нарвал цветов с чужой клумбы. И тот лазоревый цветок уволок.