Младший конунг

— Откуда ты это знаешь? — вскинулся Орм.

— Купцы рассказали. Я сегодня покупала холст. Кстати, нортимбраландский. Отличный холст.

— Что еще тебе рассказал купец?

— Многое. Но об Эйрике я ничего больше не услышала.

На берегу готовили корабли — драккар Орма, «Змей», доставшийся ему от отца, драккар Хильдрид, «Лосось», и другие драккары. Несмотря на открытую нелюбовь Ятмунда к скандинавам отстаивать его интересы были готовы четыре отряда викингов, большинство из которых, как ни странно, происходили не из Денло, а с севера. Адальстейн был достаточно умен, чтоб привлечь под свою руку многих норманнов, на службу которых никогда не жаловался, а его брат был умен достаточно, чтобы не гнать их прочь.

И теперь, когда Нортимбраланд был поделен одновременно между последователями сразу двух херсиров, викингам предстояло встретиться в бою с викингами. Впрочем, для них это было самым обычным делом. В бою они встречались и на родине, и далеко от нее — разные отряды викингов могли служить разным государям. Жители Нордвегр, конечно, давно забыли о тех временах, когда за земли или добычу разные племена скандинавов сражались с другими — халейги воевали с ругиями, а ругии с трандами — но сталкиваться в бою приходилось. Наблюдая за тем, как смолят ее «Лосося», Хильдрид вспоминала о Регнвальде Прямоногом.

Прямоногий был нелюбимым сыном Харальда Прекрасноволосого. Конунга однажды в жизни угораздило потерять голову от красивой дочки финна, смуглой, черноволосой и большеглазой девицы, которую в Нордвегр называли Снефрид — как ее называли по-фински, не знал никто. Девица оказалась не слишком-то покладистой. Он женился на ней, потому что иначе не смог ее получить. Почему у него не поднялась рука убить ее отца и взять красотку силой, он и сам не понимал. Снефрид родила конунгу четырех сыновей. Что уж она там по ночам делала с Харальдом, никто не знал, но на шесть лет их брака конунг совершенно забыл обо всем на свете. Он занимался только женой.

А когда она умерла, любовь быстро сменилась ненавистью. Чтоб отвлечь Прекрасноволосого от мыслей о покойной супруге, к нему привели жреца, и тот послушно прошамкал что-то о приворотном зелье и колдовстве. Харальд пришел в ярость и приказал никогда при нем не поминать имени прелестной дочки финна. Уснувшей вечным сном Снефрид было уже все равно. А вот ее сыновьям — нет. Когда отец прогнал их, они были еще слишком малы, чтоб начать свару. Но зато было предостаточно доброхотов, которые ринулись в драку «в защиту детей». Как это бывало всегда, со временем Харальд оттаял и признал, что сыновья не виноваты в том, что их мать — колдунья, позволил воспитывать их, как полагается, посулил в будущем положенные владения.

Регнвальд Прямоногий, младший сын Снефрид, стал первым братом, на которым Эйрик опробовал свой знаменитый топор. Любимый отпрыск Прекрасноволосого с детства был единственным человеком в Нордвегр, которому отец позволял все. Конечно, по Скандинавии ходили слухи, будто сын Снефрид занимается колдовством, но о ком же, как не о сыне колдуньи, говорить подобные вещи? И была ли сама Снефрид колдуньей, или просто умной, красивой и чувственной женщиной, от которой мужчины теряли головы — никто не знал наверняка. Из всех четверых Регнвальд был самым смуглым, больше всех похож на финна, и потому ему тут же приписали сорок, а то и пятьдесят колдунов в дружине.

Харальд Прекрасноволосый отдал Прямоногому Хадоланд, а потом пожалел. Область была богатая, а как раз в то же самое время конунг начал задумываться, как он был неправ, наплодив такое количество сыновей, каждого из которых нужно наделить владением. Эйрику не стоило большого труда убедить батюшку, что без Регнвальда в Нордвегр будет лучше. Кто распускал слухи о колдовстве, так и осталось неизвестным, но этими слухами воспользовался именно Кровавая Секира. Глядя, как стареет отец, он начинал задумываться и о том, что братья — это потенциальные соперники на сан конунга, которые поодиночке ему, конечно, не смогут противостоять, но вот все вместе — вполне.

У него была прекрасная дружина. Для верности он взял еще сорок человек у отца и попросту сжег брата вместе с поместьем, всеми его людьми, женами и рабами. Это убийство в песнях скальдов превратилось в героическое сражение с колдунами, но Хильдрид-то прекрасно знала цену «подвигам» Кровавой Секиры. Он был отличным воином, этот старший из выживших отпрысков Харальда Прекрасноволосого, но везде и всюду предпочитал выбирать дорогу попроще. Может, именно поэтому Эйрик и не видел ни одного поражения?

Регнвальд Прямоногий стал первым в длинной череде смертей среди потомков первого конунга Нордвегр. О несчастном сыне Снефрид рассказывали, об остальных молчали, и все было представлено так, будто дети Харальда просто сами по себе потихоньку перемерли, в большинстве не оставив наследников. Те же, что остались, вряд ли могли рассчитывать на что-то большее, чем одно-другое хорошее поместье. Хакон мог считать, что ему повезло, когда батюшка решил посчитаться с конунгом Адальстейном и одновременно подшутить над ним. Хильдрид вспомнила, какое лицо было у Торы, когда женщина узнала, что ее единственного отпрыска увозят на Британские острова. Женщине Нордвегр гордость не позволяла плакать и жаловаться, и она лишь смотрела — взгляд как у раненой птицы — но на глаза наложницы конунг тогда не обратил никакого внимания.

Теперь Тора, наверное, счастлива от того, от чего прежде убивалась. Вот они, превратности судьбы.

— Неужели отец тогда и бровью не повел? — спросил Гуннарсдоттер Кадок, один из ближайших сподвижников Ятмунда, который был родом из Бретланда [38] , из Гвиннеда, но служил брату Адальстейна и пользовался его огромным доверием. Он был высокий, крепкий, хоть и тощий, и быстрый, темно-русый, почти темноволосый, с внимательными серыми глазами, отлично владел оружием, и притом обладал несомненным талантом наставника, поэтому иногда натаскивал в драке старших мальчишек при дворе короля. Кроме того, Кадок знал несколько языков, и на нордвегрском болтал, как на своем родном.

38

Уэльс.

— Повел, конечно. Я помню, как он ждал — что ему скажут ярлы. Он опасался, что они его осудят за… ну что ж, скажем прямо, за самое настоящее убийство сына.

— Осудили?

— Никто. А Эйрика и вовсе хвалили, как за настоящий подвиг.

— Вот так ерунда. Колдуны иногда бывают полезны. Конунг мог бы воспользоваться помощью сына и его подручных и покончить со своими врагами.

— Во-первых, конунг считал себя слишком сильным, чтоб прибегать к такого рода низким уловкам, а во-вторых, никто никогда не рассказывал хоть о каком-нибудь колдовстве, которое сотворил Регнвальд.

— Ну что ж. Тут все понятно. Отец решил избавиться от неудобного отпрыска. Потом то же самое случилось и с другими сыновьями этой Снефриды?

— С каждым свое. Да.

— Кто бы сомневался, — Кадок покачал головой. Потом покосился на Хильдрид. — Я давно хотел тебя спросить… Только не решался.

— Ну?

— Как так получилось, что ты — женщина — оказалась во главе дружины? Я прежде не слышал, чтоб y норманнов сражались женщины.

— Как получилось? Да как-то само собой. Уверяю тебя, очень многие женщины Нордвегр смогут постоять за себя, если придется. Они, правда, не ходят в походы, не облачаются в кольчуги, не обязательно берут мечи, но если попытаешься обидеть мою соотечественницу, можешь получить отпор от нее самой. Такое бывает. Нас всех учат, что свою честь нужно отстаивать при любых обстоятельствах, как угодно. Потерявший честь теряет все. Даже свободу. Даже жизнь.