Младший конунг

— Хм… — ответил Кадок. — Теперь мне понятно, почему ваш народ так опасен… Я слышал, будто ты в Нордвегр лучший кормчий. Это так?

— Лучший? Нет, не так. Я хороший кормчий.

— Я не отказался бы ходить на твоем корабле.

— Да? — она подняла бровь. — С чего бы? Я тебе так нравлюсь?

— Еще не знаю. Но я люблю необычное.

Они сидели на краю крепостной стены Хельсингьяпорта, над самыми воротами.

Она охотно согласилась поговорить с Кадоком, когда тот попросил об этом. Она не сомневалась, что разговор пойдет об Эйрике. Воин хочет присмотреться к будущему соратнику, с которым, быть может, придется прикрываться одним щитом, да еще узнать какую-нибудь важную информацию.

— У меня большая семья, — сказал Кадок. — Шестнадцать братьев, да их сыновья, да двоюродные братья, да троюродные… Общим счетом пятьдесят восемь человек. Мы договорились, что вождем буду я. Я не старший, но самый сообразительный, как говорят. И, к тому же, хорошо болтаю на разных английских языках…

— Да уж, — проворчала она. — Как я понимаю, мой родной язык уже стал одним из английских наречий, так?

— Ха, такая большая область, как Денло, говорит на нордвегрском. И Нортумбрия тоже. Язык, который лучше бы знать.

— У вас в Бретланде принято, чтоб вожди командовали собственными семьями? — спросила она, улыбаясь.

— Бывает по-всякому. Я вот что скажу. Все норманны у тебя в отряде — отличные воины. А у меня… Ну что ж, они все очень разные. Есть крепкие, опытные ребята. А есть и очень молодые. Если случится так, что бой будет на суше — ты не против, если мой отряд встанет рядом с твоим? А?

Гуннарсдоттер лишь усмехнулась. Она прекрасно понимала мысль Кадока — он хочет подпереть свои полсотни воинов викингами хотя бы с одного бока, может, уговорит еще кого-нибудь из викингов, чтоб встали с другой стороны. И тогда, быть может, его людям будет полегче — в окружении опытных воинов так обычно и бывает. Но вместе с тем ей было лестно, что к ней обратились.

— Почему нет. Мы еще поговорим об этом.

По стене сонно расхаживали воины Ятмунда, вооруженные короткими копьями, в шлемах и кожаных бронях. Они равнодушно поглядывали на дочь Гуннара и ее собеседника, украдкой зевали в ладонь… Делать им было нечего, но болтать нельзя, пялиться особо не на что, а нордвегрского они не понимали.

На лестнице, ведущей в башню, появился Орм, он огляделся, нашел взглядом мать и направился к ней. Подошел и вместо приветствия взял ее за руку.

— Пойдем.

— Куда? — лениво поинтересовалась женщина. Она пригрелась на солнышке и разомлела — ей не хотелось шевелиться.

Не отвечая, молодой викинг стащил мать с края стены и потянул за собой.

— Мы еще все обсудим, — крикнул ей вдогонку ухмыляющийся Кадок.

— Куда ты меня тащишь? — возмутилась Хильдрид, когда поняла, что сын ее не отпустит.

— Пойдем-пойдем…

— Куда ты меня тащишь, я спрашиваю?

— Не скажу.

— Это еще что такое? Почему это не скажешь?

— Потому что если я скажу, ты со мной не пойдешь, — флегматично ответил Орм.

— Орм, — она попыталась освободиться. Не тут-то было — сын держал крепко. — Прекрати. Я никуда с тобой не пойду.

Он молчал и тащил ее за собой. Они спустились по лестнице, прошли насквозь две башни и жилую залу, где у стен были уложены свернутые постели тех, кто здесь ночевал, выбрались во двор и пошли к воротам. Женщина поняла, что сын направляется куда-то за пределы замка, и снова возмутилась.

— Да что же это такое? Разве так положено обращаться с матерью?

— Прости, матушка. Я веду тебя в церковь.

— Куда? — она выдернула руку. — Это еще зачем?

— Я хочу, чтоб ты поговорила со священником.

— Я не хочу ни с кем говорить.

— Ну, что ж делать, — невозмутимо ответил он.

— Орм!..

— Ты обещала мне подумать. Беседа со священником — прекрасный повод подумать о религии.

— Я не хочу сейчас.

— Когда же еще, матушка? Подходящее время может никогда и не прийти.

— А ты торопишься. Куда, спрашивается?

— После гибели Эйрика ты вернешься в Нордвегр. Я ведь правильно полагаю?

— Правильно. Я хочу жить на родине, там, где родилась. И там, где умерли мои отец, мать и муж, хочу умереть сама.

— Тебе рано думать о смерти. Но если ты обоснуешься в Нордвегр, в Ферверке, мне до тебя будет уже не дотянуться. Так что приходится спешить.

Хильдрид остановилась, глядя на сына. У него было усталое лицо, на лбу и возле рта появились морщинки, но глаза сияли, как два озерца под лучами яркого солнца на чистом небе. Его юность жила в глазах, и неважно, появились ли на лице морщинки, или нет. Лицо сдержанное, но по взгляду никак не понять, шутит ли он, или говорит правду. К подобному выражению его лица она легко привыкла, ведь когда-то как же на нее посматривал и Регнвальд.

— Ты хочешь изменить мои мысли по своему желанию. Ты хочешь, чтоб я думала так же, как ты. Но мне не позволяешь попытаться тоже. Я хочу, чтоб после схватки с Эйриком, когда Кровавая Секира уснет вечным сном, ты вернулся в Нордвегр вместе со мной. Но, как понимаю, добиться от тебя согласия не смогу.

— Нет. Я буду править в Нортимбраланде.

— Ты решил поселиться в чужой стране потому, что здесь можешь рассчитывать на кусок земли побольше?

— И это тоже. Ятмунд прислушивается ко мне, а Хакон не станет.

— Почему ты так думаешь?

— Мы не нашли общего языка, — Орм пожал плечами. — Я понимаю, матушка, твое желание умереть на земле, где ты родилась. Я бы тоже этого хотел. Как перелетная птица, я прилечу умирать на родные скалы. Но это случится не скоро. Я еще очень молод. Я оставлю Нортимбраланд не раньше, чем мой сын сможет править в моем фюльке не хуже меня.

Хильдрид долго смотрела на сына. Едва сын упомянул о скалах, как она вспомнила горную тропку, парящий под лучами солнца густо-зеленый мох, серые в потеках камни, весенний запах влажной, напоенной жизнью земли, аромат сосновой смолы и юных почек. Это было двадцать шесть лет назад. Она захворала, и жених повел ее в горы, к лекарю. Женщина вспомнила, как тяжело было забираться в гору, и как трудно ей было передвигать ноги, и каким обычным показался ей дом колдуна, к которому она тогда направлялась, чтоб попросить у него помощи.

Домик колдуна, пахнущий сухими травами. Его глаза, внимательные и улыбчивые. Их пронизывающий взгляд. Рокочущий спокойный голос, пронизанный такой уверенностью в своей правоте, что не верить ему невозможно.

— Ты знаешь… Двадцать шесть лет назад я едва не умерла. От болезни.

Орм насторожился. А женщина продолжала:

— Меня вылечил один колдун. Там, в Нордвегр. А еще он мне сказал, что когда-нибудь, через много-много лет, здесь, в Англии, будет править женщина… Она будет моим потомком. Он так сказал. Не знаю, правда это или нет, но говорил он убедительно. И убежденно.